Традиции поэтов русской классической школы 19 века в поэзии Анны Ахматовой. Проблемы методологии

«С правой стороны [...] шкафа, в углу, образованном стеною и шкафом, стоял Кириллов [...]. Его (Петра Степановича. - И. С), главное, поразило то,

что фигура [...] даже не двинулась, не шевельнулась ни одним своим членом - точно окаменевшая или восковая. Бледность его лица была неестественная, черные глаза совсем недвижимы и глядели в какую-то точку в пространстве». [16, с.648]

Для Ахматовой Достоевский не просто писатель, он для нее, как пишет Долгополов: «пророк, он предсказал то, что происходит сейчас, на глазах, в начале века…. Блок, напротив, герой дня… Это важное различие… но оно не мешает Достоевскому и Блоку выступать в поэме, взаимно дополняя, продлевая друг друга по времени и тем самым давая возможность Ахматовой выявить философско-историческую сущность своего произведения»

[15, с.22-23]

«В поэме, в которой воссоздается атмосфера и стиль жизни начала века, естественно видеть в числе главных героев и человека, выражающего, по мнению автора, эту эпоху. Блок не назван в поэме по имени, хотя очевидно, что речь идет именно о нем. И здесь уже не только «игра в прятки», здесь открытое стремление придать облику Блока эпохально-расширительное значение. Назови Ахматова Блока по имени, исчез бы важнейший расширительный план, Блок стал бы всего лишь Блоком, и только, ибо всякое наименование сужает понятие.

Попутно замечу, что и сам облик Блока конструируется Ахматовой по образцу и подобию героев Достоевского, т.е. выделяются крайние и взаимоисключающие черты, которые в совокупности и должны дать представление о нравственном и психологическом облике человека. Этот художественный дуализм - главное и многое объясняющее в самой поэме качество ее центрального персонажа. Уже первая строка из приведенной выше характеристики Блока наглядно демонстрирует поэтический принцип, в соответствии с которым создастся образ. «Плоть, почти что ставшая духом», - противопоставление и сопоставление понятий плоти и духа». Затем - «античный локон», как и «ресницы Антиноя», играет ту же роль художественного контраста, поскольку речь идет о русском поэте двадцатого века. Тем более что эти античные черты не имеют здесь значения идеального совершенства - ни в художественном, ни в чисто человеческом смысле. Их назначение - оттенить, выделить персонаж, подчеркнуть его необычность.

Приведенная выше характеристика Блока так же и сразу же начиналась с выделения противоположных свойств; художественный дуализм заявлял о себе немедленно, как только возникал облик» [15, с.26]:

 

«На стене его твердый профиль.

Гавриил или Мефистофель

Твой, красавица, паладин?

Демон сам с улыбкой Тамары,

Но такие таятся чары

В этом страшном дымном лице».

[5, с.284]

 

«Важно и другое - то, что тема Блока возникает в «Поэме без героя», как тема всего произведения в один из наиболее важных и ответственных моментов преобразования общей темы произведения - темы Петербурга. Петербургская тема и тема Блока взаимодействуют, сливаются, дополняют одна другую. В очень ответственном месте второй главы, когда Петербург, продолжая оставаться городом «Невского проспекта», «Медного всадника», «Преступления и наказания», получает дополнительные черты, которые ставят этот грозный, фантастически-полуреальный, «умышленный» город на границу бытия, превращают его в некое заколдованное место, располагающееся где-то между посюсторонним и потусторонним мирами, - в этот момент в поэму и входит Блок». [15, с.27]

 

В главе второй о нем сказано:

«Это он в переполненном зале

Слал ту черную розу в бокале

Или все это было сном?

С мертвым сердцем и с мертвым взором

Он ли встретился с Командором,

В тот, пробравшись, проклятый дом?

И его поведано словом,

Как вы были в пространстве новом,

Как вне времени были вы, -

И в каких хрусталях полярных,

И в каких сияньях янтарных

Там, у устья Леты-Невы».

[5, 284-285]

 

Имя Достоевского и прямая реминисценция из «Подростка» появляются в третьей, предпоследней главе первой части поэмы. И имя Достоевского, и видение Аркадия Долгорукова непосредственно предшествуют рассказу о самоубийстве «героя» на пороге квартиры его возлюбленной. Это самоубийство в сложном замысле поэмы должно символизировать в одном, казалось бы, частном, случае общее и большое неблагополучие эпохи, ее гибельный и катастрофический характер, безысходность и трагизм всех ее ситуаций, вплоть до самых личных и интимных. Вся пышность новогоднего бала-маскарада становится пиршеством над бездной.

У Ахматовой:

 

«И царицей Авдотьей заклятый

Достоевский и бесноватый

Город в свой уходил туман»

[5, с.286-287]

 

У Достоевского:

«А что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой склизкий город, поднимется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне? « [18, с.138]

Герою «Подростка» Аркадию Долгорукову в его знаменитом видении Петербург представляется воплощением чьей-то фантастической грезы.

Рухнула эпоха - об этом говорит здесь Ахматова. Музыкальная волна, отдаленным предвестием которой служит в поэме «будущий гул», услышанный впоследствии Блоком в «Двенадцати», несет в себе, согласно Ахматовой, и очистительное начало. Пляшущий вприсядку на крыше Дым в семантическом плане сродни и кучерской пляске вкруг костров, и размалеванным чайным розам, и мучным обозам; это не Петербург, это «старый город Питер», «что народу бока повытер». Питер противостоит в общей конструкции поэмы Петербургу - «Достоевскому и бесноватому», в котором «... не хочет / Узнавать себя человек», с его европеизированным маскарадом. Он лишает человека почвы - здесь «Деревенскую девку-соседку / Не узнает веселый скобарь» - это сказано о «героине» поэмы, уроженке Псковской губернии, дед которой был крепостным. А вот как описан ее дом:

 

«Дом пестрей комедьянтской фуры,

Облупившиеся амуры

Охраняют Венерин алтарь.

…………………………

В стенках лесенки скрыты ватные,

А на стенках лазурных святые -

Полукрадено это добро... « [5, с.286]

 

«Полукрадено это добро» - т.е. оно не принадлежит по праву наследования, это все из иного семантического и культурного слоя.

Не в этом ли также причина той нереальности, призрачности города, которая явственно ощутима в «Поэме без героя», с другой стороны подводящая нас к Достоевскому? Герой «Подростка», чьи невеселые размышления о городе приводились выше, в этом же своем внутреннем монологе задается и еще одним вопросом: «А почем знать, может быть, все это чей-нибудь сон, и ни одного-то человека здесь нет настоящего, истинного, ни одного поступка действительного? «. Под сомнение здесь ставится очень многое и очень важное. Петербург как бы оказывается городом, которого в действительности нет, - это всего лишь дурной сон, воплощенная идея, чья-то «мозговая игра», как скажет впоследствии в романе «Петербург» А. Белый, - здесь не может быть ничего реального, эмпирически достоверного. Он есть, и его одновременно нет, и вот в этом и состоит великая загадка города. Аналогичное отношение к Петербургу заявлено и в «Поэме без героя», само заглавие которой также выводит нас к Достоевскому и его загадочному видению (герой поэмы - город, но его как бы и нет в действительности, поэтому и поэма оказывается «без героя»).

 

 

2.2 Ахматова и  Гоголь

 

 

«Поэма без героя» Анны Ахматовой принадлежит к числу произведений, насквозь пронизанных литературными, артистическими, театральными (в частности, балетными), архитектурными и декоративно-живописными ассоциациями и реминисценциями.

«К числу названных в самой поэме авторов или таких авторов, которые так пли иначе легко узнаются читателем, относятся: царь Давид, Софокл, Данте, Сервантес, Шекспир, Байрон, Шелли, Мериме, Гофман, Баратынский, Пушкин, Лермонтов, Достоевский, О. Уайльд, Гамсун, Блок, Мейерхольд, Мандельштам, Ю. Беляев, М. Лозинский. Вс. Князев, Элиот, Анненский, М. Кузмин, Клюев, мать Мария Кузьмина-Караваева и мн. др.

Но есть и произведения и авторы, присутствие которых в поэме менее ясно, но установить которых помогают литературоведческие улики: мелкие и, казалось бы, случайные детали, которые, однако, при установлении влияний, заимствований или использований всегда наиболее показательны и доказательны». [27, с.223]

В «Поэме без героя» есть слова: «И валились с мостов кареты…».

Случайная ли это реминисценция в поэме из «Невского проспекта» Гоголя? Что дает она в идейно-эстетическом отношении Ахматовой? Оказывается очень много, несмотря на всю внешнюю полярность эстетических систем Ахматовой и Гоголя.

Оба произведения сближает «Гофманиада». О «Гофманиаде» своего произведения Ахматова говорит прямо: «Ту полночную Гофманиану». На «Гофманиаду» «Невского проспекта» намекает Гоголь, давая двум своим действующим лицам - немцам - фамилии немецких классиков - Шиллер и Гофман.

Различие с «Поэмой без героя» состоит, однако, в следующем: в поэме Ахматовой литературные реминисценции и ассоциации поэтичны, у Гоголя они ироничны.

Сходство же и следующем. Фантастичность Петербурга в обоих произведениях подчеркивается сновидениями (у Гоголя даже бредом в состоянии опьянения опиумом) и неожиданными «перескоками» в описании города и событий: у Ахматовой даже в большей мере, чем у Гоголя.

Есть в «Поэме без героя» и намек на другое произведение Гоголя - «Портрет»:

 

«Ты сбежала сюда с портрета,

И пустая рама до света -

На стене тебя будет ждать,

……………………

На щеках твоих алые пятна:

Шла бы ты в полотно обратно... «

[5, с.285]

 

Что приемы описания фантастичности Петербурга у Гоголя и Ахматовой связаны не случайно, показывает следующая важная «мелочь». В попытке создания впечатления иллюзорности Петербурга Гоголь использует следующий оптический обман: находящемуся в движущемся объекте иногда кажется, что движется не он, а окружающее его пространство. Гоголь дает следующее крайне смелое для своего времени описание «движущегося Петербурга» (движение в описании города вообще играет у Гоголя первенствующую роль): «Тротуар несся под ним, кареты со скачущими лошадьми казались недвижимы, мост растягивался и ломался на своей арке, дом стоял крышею вниз, будка валилась к нему навстречу, и алебарда часового вместе с золотыми словами выписки и нарисованными ножницами блестела, казалось, на самой реснице его глаз» [12, с.11]. Этот оптический обман использован в «Поэме без героя» в отношении всего Петербурга:

 

«Были святки кострами согреты,

И валились с мостов кареты,

И весь траурный город плыл

По неведомому назначенью

По Неве иль против теченья,-

Только прочь от своих могил.

На Галерной чернела арка,

В Летнем тонко пела флюгарка,

И Серебряный месяц ярко

Над серебряным веком стыл.

Оттого, что по всем дорогам,

Оттого, что ко всем порогам

Приближалась медленно тень,

Ветер рвал со стены афиши,

Дым плясал вприсядку на крыше,

И кладбищем пахла сирень,

И царицей Авдотьей заклятый,

Достоевский и бесноватый,

Город в свой уходил туман.

И выглядывал вновь из мрака

Старый питерщик а гуляка,

Как пред казнью бил барабан... «

[5, с.287]

 

«Как и в тексте Ахматовой, в «Невском проспекте» присутствует тема неясной цели: «В это время чувствуется какая-то цель, или, лучше, что-то похожее на цель, что-то чрезвычайно безотчетное» (ср. у Ахматовой: «И весь траурный город плыл / По неведомому назначенью)» связи с гоголевским образом: перевернутых петербургских домов следует отметить также в четвертой главе «Поэмы» метафору «Рухнули зданья... «. Наконец, и в повести Гоголя («Длинные тени мелькают по стенам и мостовой и чуть не достигают головами Полицейского моста» [48, с.8]), и у Ахматовой («Оттого, что по всем дорогам, / Оттого, что ко всем порогам / Приближалась медленно тень») возникает мотив растущих теней, падающих на город.

По-видимому, эти переклички далеко не случайны и обусловлены тем, что «Невский проспект» и «Поэма» рисуют одну и ту же («вечную» петербургскую) ситуацию: погоню юного художника (поэта - у Ахматовой) за ускользающим призраком, двойственность героини (одновременно и прекрасной и низкой) и самоубийство героя после светского праздника. Обращено внимание в этом освещении на тему живописи в «Поэме» (Глебова-Судейкина - жена художника, «она вся в цветах, как «Весна» Боттичелли» и пр)» [43, с.228]

Характерно, что все произведения о Петербурге, с которыми связана «Поэма без героя», в свою очередь связаны между собой теснейшими ассоциативными связями. «Поэма без героя» - развитие единой «Петербургской саги».

 

 

2.3 Ахматова и  Толстой

 

 

Рассказывая о себе в «Автобиографических записках», Анна Ахматова упоминает Льва Николаевича Толстого три раза: «Читать я училась по азбуке Льва Толстого». [6, с.233]

«Я родилась в один год с Чарли Чаплином, «Крейцеровой сонатой» Толстого, Эйфелевой башней... « [6, с.238], «10 год - год кризиса символизма, смерти Льва Толстого и Комиссаржевской». [6, с.241]

Непосредственные реминисценции в лирике Ахматовой наблюдаются только один раз:

 

Ахматова	Толстой (начало «Анны Карениной»):
«Сколько просьб у любимой всегда! У разлюбленной просьб не бывает». [5, с.57]	«Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» [44, с.3]

 

Но можно увидеть общие мотивы, связывающие поэтессу и прозаика. В основном они восходят к роману Л. Толстого «Анна Каренина». Да и сама Анна Ахматова, ее личность, по мнению исследователя А. Кушнера близка к Анне Карениной:

«Ахматова узнавала в Анне Карениной себя, идентифицировала себя с нею!

«И Левин увидел еще новую черту в этой так необыкновенно понравившейся ему женщине. Кроме ума, грации, красоты, в ней была правдивость... Лицо ее, вдруг приняв строгое выражение, как бы окаменело». [44, с.]. Кажется, что это сказано про Ахматову. Такой, окаменевшей, многие ее запомнили; такой она и сама видела себя не раз, и не только в страшные годы террора, в ответ на «каменное слово» превращаясь в соляной столп, но уже и в юности, где-нибудь в безмятежном 1911 году: «Холодный, белый, подожди, / Я тоже мраморною стану». [5, с.24]

Отождествить себя с Анной Карениной, примерить к себе ее душу и облик ей помогало не только общее с героиней имя, не только совпадение инициалов А. А.: Анна Андреевна, Анна Аркадьевна (возможно, и псевдоним Ахматова выбран был юной Анной Горенко из неосознанной оглядки на Каренину - ведь таким образом гласных «а» в ее имени, отчестве и фамилии стало еще больше), не только внешность (черные волосы), но и «ум», и «грация», и «красота», и «правдивость».