Постфигуративные и кофигуративные культуры

Нуклеарная семья, т. е. семья, состоящая  только из родителей и детей, действительно  представляет собой очень гибкую социальную группу в тех ситуациях, в которых большая часть населения  или каждое следующее поколение  должны усваивать новые жизненные  привычки. Легче приспособиться к  стилю жизни в новой стране или к новым условиям, если иммигранты и пионеры отделены от своих родителей  и других старших родственников  и окружены людьми своего собственного возраста. И принимающее общество также может больше получить от иммигрантов, прибывающих из многих культур, если все, они изучают новый язык и новую технологию и поддерживают друг у друга обязательства, вытекающие из нового образа жизни.

В больших организациях, от которых  требуется, чтобы они менялись, и  менялись быстро, уход на пенсию — социальное выражение той же самой потребности  в гибкости. Устранение старших чиновников, престарелого персонала, всех тех, кто  своей личностью, памятью, неменяющимся стилем отношения к молодежи укрепляет  и поддерживает устаревшее, аналогично по своему характеру устранению дедов  из семейного круга.

Когда этого поколения нет или  когда оно потеряло власть, молодежь может сознательно игнорировать стандарты поведения старших  или же быть безразличной к ним. Подросток  играет свою ограниченную и четко  определенную роль перед аудиторией более младших, и возникает полная кофигурация, при которой те, кто  служит примером, всего лишь на несколько  лет старше тех, кто у них учится.

Это происходит сегодня на Новой  Гвинее, в деревнях манус на островах Адмиралтейства. В 1928 году молодые люди, уходившие на заработки по договору как неквалифицированные рабочие, вновь полностью сливались со своей общиной. Они могли служить  моделью поведения для молодых  только в том смысле, что младшие  мальчики тоже хотели уйти на заработки  и затем вернуться. Теперь же, однако, мальчики и девочки, возвращающиеся из школ домой, с их школьной формой, транзисторами, гитарами и учебниками, представляют в своем лице законченную  картину иного образа жизни. Хотя сейчас на острове много сельских школ, именно подростки, возвращающиеся домой из школ-интернатов, служат образцами  поведения для мальчиков и  девочек младше их. Взрослые одобряют все это, но сами они мало чем могут  помочь детям в усвоении радикально новых форм поведения.

Нуклеарные семьи, исключающие  поколение дедов и очень сильно ослабляющие все остальные родственные  связи, типичны для условий иммиграции, в которых большое число людей перемещается на далекие расстояния или вынуждено приспосабливаться к новому стилю жизни, очень несходному с прежним. Со временем эта установка на организацию нуклеарной семьи усваивается новой культурой; даже в тех случаях, когда в семью входят представители старшего поколения, их влияние сводится к минимуму. Никто больше не ждет от них, что они будут служить образцами поведения для своих внуков либо же что они будут осуществлять строгий контроль над браками и карьерами своих взрослых детей. Установка на то, что дети уйдут от своих родителей либо же окажутся вне их влияния, как в свое время сделали и сами родители, становится частью такой культуры.

Если все те, кто мигрировал в  большой город или же уехал  в отдаленную колонию, принадлежат  к одной культуре, то власть уходит из рук старшего поколения, с мнением  которого не считаются. Она сосредоточивается  в более младшей возрастной группе, и первое поколение детей, приспособившихся к новым условиям, вырабатывает стиль  поведения, в котором может возродиться  некоторый ослабленный вариант  старой культуры. В конригурациях  такого рода потеря старшего поколения  не компенсируется. Когда мигрировавшие  взрослые сами достигнут пожилого возраста, они, исключая конфессиональные группы, живущие в изоляции, или же аристократию, не восстанавливают утерянную трехгенерационную  организацию семьи. Новой культуре часто не хватает глубины и  разнообразия. Если она теряет эти  качества, как это и происходит во многих этнических анклавах США  и Аргентины, культура становится менее  гибкой, менее открытой для адаптационных  нововведений, чем старая постфигуративная культура. Доказательством тому могут  служить хорошо известное сужение  воображения в колониальных культурах, сохранение архаических форм речи, восстановление родственных связей внутри поколения, неприятие чужаков.

В старых и очень сложных обществах  постфигуративные культуры или секты  в состоянии пережить самые разные социологические изменения. Примером может служить культ игрушечной лошадки в Англии ⁷, где участники церемоний носят маски, напоминающие самые примитивные культуры, и выполняют ритуальные действия, передаваемые от одного поколения к другому в течение сотен лет. В Англии, как и в других местах, такие пережитки существуют бок о бок с обычаями середины двадцатого века.

В истории снова и снова нужно  было изыскивать способы стабилизации культуры в новом окружении. В  свое время для этого всегда можно  было, разумеется, прибегнуть к помощи поколения дедов, но можно найти  способы стабилизации культуры и  не обращаясь к пожилым. Так, например, технология и культ эскимосской  культуры не требовали познаний или  же эзотерической мудрости стариков. Стиль этой культуры, включавшей далекие  переезды и длительные семейные визиты, настоятельно требовал разработки очень  быстрых и эффективных способов ориентации охотника на новых местах. В отличие от австралийских аборигенов, стиль обучения у которых связан со знанием территории, приобретаемым  в течение всей жизни, с наделением этой территории глубоким сверхъестественным смыслом, эскимосы разработали методы быстрой передачи информации, которые  позволили им свободно и легко  перемещаться по новым местам. В  этой культуре не было необходимости  в стариках как носителях знаний. Когда старики становились бременем, угрожавшим выживанию молодых, они  сами предпочитали умереть. Сопоставимо  с этим положение старого шахтера  в США и Великобритании — странах, в техническом отношении чрезвычайно  отдаленных от эскимосской культуры: в них шахтер, переживший период своего расцвета, перестает играть активную роль в замкнутых, строго регулируемых общинах, населенных исключительно  горняками. В Польше до первой мировой  войны крестьяне-землевладельцы обычно передавали землю своему женатому сыну в обмен на гарантии, что он будет  заботиться о пожилой паре в течение  всей оставшейся жизни. Но эти гарантии иногда оказывались необязательными  для детей, и стариков выгоняли нищенствовать по дорогам.

Та легкость, с которой многие представители второго и третьего поколений американцев снимали  с себя всякую ответственность за пожилых, связана с утратой санкций  в этой области. Крах системы этих санкций, когда-то осуществлявшихся самими стариками, владевшими собственностью до смерти, может означать, что прежнее  положение стариков в обществе никогда  уже не будет восстановлено. Аналогичным  образом и там, где продолжительность  жизни стариков в результате улучшения  медицинского обслуживания выходит  за пределы ожидаемой нормы, их могут  лишить обязанностей, которые следующее  поколение с полной готовностью  возьмет на себя. Каждый такой сдвиг  в культуре, отражающий ее адаптацию  к новым условиям, несет с собой  возможности изменения и устранения глубинных характеристик постфигуративных культур.

В условиях быстрого изменения культуры в новой стране или же в новой  обстановке мужчины и женщины  могут реагировать на него совершенно различно. Новые способы заработка  могут радикально изменять положение  мужчин, которые переходят, например, от полной сопричастности жизни всех в деревенской общине или же от косной, строго контролируемой жизни  арендатора к анонимной жизни  городского неквалифицированного рабочего. Но условия жизни для женщин при  этом могут меняться очень мало, так как они продолжают готовить пищу и воспитывать детей во многом так же, как делали их матери. В  таких обстоятельствах те части  культуры, которые передаются женщинами  в ходе формирования личности ребенка  в первые его годы, могут остаться нетронутыми, в то время как другие ее части, связанные с резким изменением условий работы мужчины, меняются радикально и, в свою очередь, ведут к изменениям характера у детей.

Культуры можно отличать друг от друга не только по относительной  значимости ролей, играемых старшим  поколением и другими сородичами, но и по тому, насколько неизменна  форма того, что передается от старшего поколения к внукам. Например, там, где произошло изменение в стиле жизни, где, например, женщины, выходящие замуж, вместо того чтобы оставаться рядом со своими матерями, уезжают жить к мужьям, об этой перемене будет свидетельствовать и разрыв с традиционными стилями рукоделия. С другой же стороны, чрезвычайный консерватизм стилей пения, обнаруженный Аланом Ломаксом ⁸ в его сравнительном исследовании песенных стилей мира, может быть частично приписан неизменности тех колыбельных песен, которые поколения матерей напевали своим детям вопреки всем грандиозным изменениям в образе жизни народа.

Консерватизм в воспитании детей  — характерная черта тех культур, в которых маленькие дети присматривают  за младенцами, а младший ребенок  по своему возрасту очень близок к  по-посредственному прошлому своей  маленькой няньки. Эта маленькая  нянька очень мало требует от него и очень мало может ему дать; она предпочитает таскать его  за собой, чем научить его заботиться о себе. В очень сложных культурах  няньки из крестьян, придерживающие детей  у своей юбки, сводящие стимуляцию ребенка к минимуму, также оказывают  характерно консервативное влияние  на своих воспитанников.

Когда в общество, использовавшее детей в качестве нянек, вводятся школы, культурные традиции могут быть нарушены во многих отношениях. Старших  детей отрывают от непрерывного усвоения традиционных умений, их отделяют от семей  и ставят под руководство учителей, стиль и содержание обучения у  которых могут быть чем-то совершенно новым для данного общества. В  то же самое время матери должны взять на себя заботу о младших  детях. Это, естественно, происходит и  тогда, когда крестьянство не поставляет больше нянек для ухода за детьми обеспеченных людей. В обоих случаях  в жизненной ситуации возникает  новый элемент. Матери и отцы, имеющие  другие серьезные обязанности, значительно  более требовательны к детям, менее терпимы, с меньшей охотой мирятся с их зависимым, инфантильным положением. К тому же пример, являемый ими своим детям, значительно более сложен, требует от них усвоения большого числа навыков.

Наличие кастового компонента в  воспитании детей порождает очень  сложные взаимоотношения между  двумя группами. На американском Юго Востоке, где дети, принадлежащие к высшим классам белых, воспитывались негритянками, белый ребенок приобретал чувство близости к черным, а нянька училась относиться к своему подопечному не так, как она относится к собственному ребенку. Своего рода интимность отношений, существовавшая между этими двумя взаимодействующими группами, совершенно отсутствовала у других, кто, будучи белыми, не имели слуг, а если черными, то не трудились в качестве домашней прислуги. Нынешний рост взаимоотчуждения и проявлений взаимной враждебности между белыми и черными представляет собой новый вид сегрегации, порожденный тем, что меньшее число семей держит слуг и меньшее число черных вступает в близкий контакт с белой общиной в качестве ли нянек, сиделок или же, наоборот, в качестве пациентов, забота о которых ранее осуществлялась белыми сестрами, докторами или представителями других профессиональных групп.

В США консервативные и стабилизирующие  последствия старых межкастовых  и межклассовых отношений исчезают очень быстро. Со времен второй мировой  войны перемены в образовании, отказ  выполнять наемные работы по дому, возникновение новых возможностей для приложения труда, включая его  высококвалифицированные сферы, новые  закономерности расселения — все  это привело к общему краху  старой системы взаимоотношений  между теми, кто следует стандартам старой культуры, и теми, кто по причине  цвета кожи, образования, социальной изоляции или личных склонностей  отказывается им следовать.

Каждая культура при воспитании детей придает особое значение только некоторым возрастным периодам созревания ребенка, в различных слоях одного и того же сложного общества эти  периоды могут быть разными. На их выборе сказываются характер отношений  между поколениями, равно как и возрастные и классовые факторы внутри поколений, он изменяется в зависимости от преобладающих генерационных структур семей. В культурах, обращающих особое внимание на кормление ребенка в раннем детстве, важную роль соответственно играют матери и бабки. Где мальчик очень рано начинает учиться управлять своим телом и осваивать навыки, связанные с приобретением мужских умений, там отец и дед приобретают важное значение, как только мальчик начинает ходить и говорить. И в той мере, в какой мужская и женская личность в обществе противопоставлены, воспитание, даваемое мальчикам и девочкам па этой эдиповой фазе их развития, оказывается различным.

Когда среди иммигрантов утвердится новый культурный стиль, когда примитивные  или крестьянские народы подпадают  под прямой контроль национальных государств или же когда народу навязываются новые образовательные или технические  стандарты, то стадия развития ребенка, на которой требуется дать ему  образование, соответствующее новому стилю, может отличаться от той, что  была в прошлом. Максимальному давлению в этом плане может подвергнуться  молодой человек тогда, когда  он оставляет дом и призывается  в национальную армию, подросток, когда  оставляет сельскую школу, чтобы  поступить в региональную, или  же шестилетний ребенок, когда он поступает в сельскую школу, организованную на иностранный манер. Либо же начальное  влияние нового стиля может прийти с новыми способами ухода за ребенком, пропагандируемыми среди молодых  взрослых работниками здравоохранения  в деревнях, почти не затронутых никакими нововведениями.

Когда бы ни возникла кофигурация  — будет ли она иметь место  тогда, когда молодых мужчин муштруют, заставляя подражать своим согражданам; тогда, когда мальчиков в школе  обучают новому образу жизни, или  же тогда, когда детей школьного, возраста загоняют в сельские школы, а затем обучают по моделям, разработанным  далеко от их мест, в обществах иного  типа,— возраст и состояние  людей, приобщаемых к новой культуре, место и положение этой группы в старой постфигуративной культуре будут иметь большое значение. Если группа уже усвоила установку на изменения, осуществляемые с помощью образования детей, она может пережить громадные перемены, оставаясь неизменной в главном. Группа может даже сменить свои установки на противоположные, как в случае с европейскими евреями в США. В соответствии с европейским стилем отцы подыскивают дочерям многообещающих женихов; согласно стилю Америки многообещающие молодые люди ищут дочерей богатых отцов. Чем сильнее установка на изменение, тем менее разрушающими по своим вероятным последствиям окажутся внедряемые в общество кофигурации.

По мере адаптации к американской культуре представителя всех иммигрантских  групп, не говорящих на английском, должны были отказаться от своего языка  и своей особой культуры. Главным  механизмом адаптации было образование  детей. Родители не определяли характера  нового образования; более того, в  большинстве случаев они никак  не влияли и на систему образования  в тех странах, откуда они прибыли. Они были вынуждены доверить своих  детей школам и принять от своих  детей толкование того, что такое  правильное американское поведение. Дети же здесь руководствовались только предписаниями своих учителей и  примером своих сверстников. Со временем опыт детей иммигрантов стал опытом всех американских детей, теперь уже  — представителей новой культуры и людей нового века. Их авторитет, их способность служить моделью  поведения в глазах родительского  поколения значительно выросли.