Эстетическая культура как комплексный феномен утверждения и реализации человека в мире

Как было сказано, чаще всего подобная – исходная, основополагающая –  категория отсутствует вообще. В  случае же если исследователь все  же останавливается на каком-либо понятии, принимая его за исходное, то этот выбор  далеко не всегда выглядит достаточно обоснованным. Например, В.П.Шестаков, предлагавший в 1973 г. в качестве исходного – понятие гармонии, спустя десять лет, разработав „новую систему категорий, основанную на совершенно иных принципах классификации” [65], сам отказывается от первоначально занятой позиции и превращает понятие гармонии из исходного в одну из „модификаций” основных эстетических категорий. В качестве же исходной категории он – одним из немногих – использует „эстетическое”, правда, не давая при этом никакого толкования этому сложнейшему понятию.

А.В.Гулыга, обосновывая свою точку  зрения тем, что „в качестве начала в эстетике должна быть найдена „совершенно  простая категория” (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 46. Ч. 1. С. 44), которая хотя и не возникла изначально с эстетическим освоением мира, но определяет ныне его развитую структуру”, приходит к выводу, что „именно такой категорией и является категория „прекрасное”... В широком смысле слова прекрасное равнозначно эстетическому” [66].

Как представляется, приведенная позиция сочетает в себе упрощенное понимание и исходной категории (сводимой в данном случае лишь к одному – хотя и наиболее важному и „популярному” – из целого ряда однопорядковых понятий), и эстетической науки в целом, с излишне широким толкованием прекрасного. При том, что оно является одним из основных эстетических понятий, у него, на наш взгляд, нет оснований называться предельно широкой, то есть всеобъемлющей эстетической категорией, вбирающей все оттенки и цвета понятийного спектра этой науки. Спорность подобного подхода подтверждается и тем, что сам А.Гулыга говорит о широком, отождествляемом с эстетическим, и об узком понимании прекрасного, что не прибавляет ясности ни в интерпретации последнего, ни в определении эстетического как фундаментальной категории эстетики.

В-третьих, не разрешив проблемы классификации  категорий, нельзя говорить о построении какой-либо обоснованной и упорядоченной  в достаточной степени системы. Поэтому можно рассматривать  поиск основания для отбора и  группировки эстетических понятий в качестве одного из ведущих принципов.

Наконец, если идти еще дальше и  говорить о классификации категорий  внутри каждого отдельного уровня, каждой отдельной группы, сформированной на основе использования уже названных  принципов, то необходимо провести анализ всех включаемых сюда понятий, что позволит выявить их роль и значение в эстетическом освоении действительности. В соответствии с этим любая категория должна быть помещена внутри своей группы на определенное место с учетом имеющихся между понятиями, составляющими номенклатуру данной группы, отношений координации и субординации. Благодаря такому подходу каждая группа категорий может быть построена как диалектическое единство взаимосвязанных элементов.

В связи с этим важным принципом  классификации становится учет объема данного понятия. На этой основе может быть осуществлена достаточно радикальная дифференциация предельно широких (в рамках эстетической науки, конечно) понятий, имеющих потенциальную возможность быть отнесенными ко всему спектру изучаемых эстетикой явлений, и понятий более узких.

Как же могут быть реализованы изложенные принципы в самом процессе построения системы категорий эстетики?

Начнем с вопроса о статусе  эстетической категории. Необходимо выделить наиболее важные характеристики категории эстетической науки. Но, как это часто бывает, попытка дать какое-либо определение явлению приводит к необходимости как бы „делать шаг назад” в поисках основы, опоры, исходного пункта. Так и в этом случае: характеристика эстетической категории, как представляется, требует хотя бы общего определения эстетики как научной дисциплины. Однако, понимая, что определение предмета эстетики в свою очередь требует специального анализа, неосуществимого в рамках подобной статьи, и что при этом в выборе искомого определения необходимо избегать набивших всем оскомину формулировок типа „эстетика есть наука об эстетическом”, ограничимся использованием некоей рабочей дефиниции без дополнительных комментариев к ней: с точки зрения автора, эстетика – это наука о практически– и духовно-творческом освоении действительности, которое осуществляется в исключительно разнообразных чувственно-эмоциональных формах при постоянном возрастании роли рационального начала и – шире – всей сферы духовного по мере достижения более высоких уровней организации данного освоения.

Нужно отметить также, что автор  выделяет из эстетической науки в  качестве относительно самостоятельной  дисциплины всеобщую теорию искусства, предмет которой, по его мнению, находится  в таком же соотношении с предметом эстетики, как категория „художественное” с категорией „эстетическое”. С точки зрения автора, эстетическое и художественное, при всей их близости и даже родственности, не тождественны и объемы их соотносятся, как две наложенные друг на друга окружности, границы которых не совпадают, оставляя в каждой из них принадлежащие только соответственно эстетическому и художественному территории. Таким образом, выделяется некая относительно самостоятельная сфера, ускользающая из-под „юрисдикции” эстетики и как составная часть художественного, включенная в предмет всеобщей теории искусства.

Сделанные замечания по поводу предмета эстетики представляются необходимыми для разговора о принципах  построения системы эстетических категорий, а также о понимании специфики  категории эстетической науки как своеобразного понятия.

Эстетическая категория является специфическим инструментом, без  которого эстетическое освоение действительности невозможно в принципе. Однако прежде чем перейти к характеристике категории эстетической науки, необходимо подчеркнуть, что эстетика принадлежит к сфере философского знания. Следовательно, помимо специфического значения понятия самостоятельной науки эстетическая категория не может утратить своей специфики и категории философской. Поэтому характеристику эстетической категории постараемся дать в плане сопоставления ее с категорией философской.

Последняя, как принято считать, представляет собой выраженную в  понятии форму осознания всеобщих способов отношения человека к миру. Категории фиксируют наиболее общие и существенные связи, свойства, присущие действительности и обнаруживаемые человеком в процессе познания окружающего его мира и самого себя. Эстетическая категория также выражается в понятии, фиксируя определенные аспекты отношения человека к миру. В то же время отличие ее от философской категории заключается в том, что если последняя является прежде всего инструментом познания действительности (хотя философская категория – инструмент не только гносеологии, но и онтологии, и феноменологии, и аксиологии), то эстетическая категория – это в первую очередь инструмент оценки, и аксиологический аспект, не подавляя онтологического, гносеологического и феноменологического, играет в этом образовании ведущую роль.

Поэтому на первый план в разнообразных  эстетических понятиях, относящихся к различным группам (о которых разговор еще впереди), выходят то онтологический, то гносеологический, то аксиологический аспекты. Например, прекрасное или комическое, обладая всеми отмеченными аспектами, являются прежде всего „инструментами оценки”, по удачному выражению Э.Сурио [67]. Категория же эстетического восприятия, к примеру, прежде всего обнаруживает гносеологическую сущность, являясь инструментом особого рода познания, но не утрачивая при этом права претендовать на наличие и иных аспектов.

При том, что философская категория  всегда есть результат некоего интеллектуального  процесса, субъективный момент в ней  практически элиминирован или стремится  к нулю, что в идеале придает  ей максимально возможную объективность, а философии – научную строгость. Эстетическая категория немыслима без наличия субъективного фактора, пусть даже последний будет выражен через Субъекта с большой буквы или через деиндивидуализированное понятие „человечество”. В то же время эстетика никоим образом не отказывается от своих претензий на научность и теоретическую строгость.

Как и любая философская категория, эстетическое понятие фиксирует  существенное в явлении, выделяет нечто  общее, присущее разнообразным феноменам, но она далеко не всегда может претендовать на высокую степень обобщения. В таких философских понятиях, как, например, „материя”, „бытие”, „сознание” и т.п., предельно элиминирован индивидуальный момент. Эстетические же категории обязательно индивидуальны. Это обусловлено, вероятно, и менее общим характером эстетики как науки по сравнению с философией. Но не только этим. Ведь, выполняя роль общих понятий, эстетические категории предназначены прежде всего для фиксации отдельного и даже единичного в действительности. Отсюда и продление многочисленных понятий, таких, как „милое”, „очаровательное”, „прелестное”, „смазливое”, „хорошенькое” и т.п., которые, правда, многими эстетиками не рассматриваются в качестве эстетических. С точки зрения автора, допускающего множе ственность эстетических понятий-оценок, в этом состоит еще одно существенное отличие эстетических категорий от категорий философии.

Даже такие уникальные понятия, как эстетический идеал, эстетическое чувство, эстетическое творчество и  т.п., являясь результатом обобщения  множества частных, единичных явлений, указывают на их отличие от „родовых” понятий идеала, чувства, творчества, своеобразный вид которых они призваны обозначить, именно благодаря их меньшей степени общности. Из таких же терминов, как приведенные выше оценочные понятия, очевидно, что степень их общности весьма низка.

В качестве промежуточного вывода можно  отметить, что в связи с последним  замечанием представляется гораздо  более логичным признание многочисленности эстетических категорий, чем сведение их к двум-трем понятиям, что, как это очевидно, уменьшает возможности эстетики как науки о специфическом освоении действительности.

Следующее замечание заключается  в том, что философская категория  представляет собой сугубо рациональное образование. Эстетическая категория  также обозначается определенным термином, но она в принципе неформализуема. При том, что рациональное начало играет важную роль в любом понятии вообще и в эстетическом в частности не это является наиболее существенным для понимания сути эстетической категории. Именно чувственно-эмоциональное, а еще шире – духовное наполнение понятий эстетики делает их уникальными научными образованиями.

Категории эстетики, как и философские  категории вообще, суть несводимые друг к другу понятия. Они не повторяют  друг друга и не могут быть „составной частью” более широкого понятия, так как „сумма” в данном случае никогда не выражается как механическое объединение отдельных элементов. Но многие из них образуют некие родственные семейства, сгруппировавшиеся вокруг какой-либо наиболее широкой категории.

Сходство философских и эстетических категорий проявляется и в  том, что при всей их неоднородности и автономности между ними нет  непроходимых пропастей. Они как  бы перетекают друг в друга, что делает еще более важным вопрос о выявлении некоего порядка, очередности в их следовании друг за другом, диалектических взаимосвязей, между ними существующих.

Вероятно, даже такая беглая характеристика эстетических категорий как специфических  научных понятий позволяет выявить  некоторые своеобразные черты этого поливалентного инструмента освоения действительности. И на этой основе можно попытаться сделать следующее обобщение: эстетические категории – это специфические понятия, являющиеся результатом рационального осмысления процесса чувственно-эмоционального освоения самых различных сторон и явлений действительности и используемые для обозначения, характеристики и оценки этих феноменов, а также для атрибуции инструментария названного – специфического по форме и содержанию – типа познания действительности.

Это определение позволяет говорить об эстетической категории как об инструменте определения (обозначения), характеристики (описания), познания (прочувствования) и оценки (выражения обладающего  индивидуальным характером отношения) окружающей действительности. По мысли автора, все сказанное покрывается термином „освоение”. Специфику же этому освоению придает его практически– и духовно-творческий характер, в основе чего лежит процесс чувственно-эмоционального „опредмечивания” (выражения духовного потенциала индивида в действии, поступке, слове, предмете и т.п.) и „очеловечивания” (вовлечения в круг духовных интересов индивида чувственно-эмоционально неосвоенных до сих пор объектов, явлений, процессов), подкрепленный опорой на разум.

Теперь можно перейти к вопросу о центральном понятии кате гориальной системы эстетики, исходном для построения этой системы.

Как уже было сказано, в имеющихся  системах исходная категория либо отсутствует  вообще, либо на эту роль предлагается категория, которая, возможно, и представляет собой более значительное в рамках эстетики понятие, но относится к тому же разряду эстетических терминов, что и другие наиболее устоявшиеся понятия этой науки. „Усложненный” вариант первого из приведенных положений являет, например, точка зрения Э.Сурио, который, не называя конкретное эстетическое понятие, считал, что „первой эстетической категорией является рефлексивная оценка степени осуществленности, структурируемая в единстве антитезы успешного и неудачного, завершенного и незавершенного” [68]. Во втором случае речь идет о позиции А.Гулыги, который, как уже упоминалось, принимает в качестве исходного понятия категорию „прекрасное”, отож дествляемую „в широком смысле слова” с эстетическим. Не вступая в серьезную полемику с известным ученым, можно отметить, что таким образом эстетическое понимается лишь как положительная ценность, а безобразное изгоняется из эстетики вообще. В результате эта наука оказывается бессильной в освоении окружающего мира, в котором, к сожалению, – это факт, не подлежащий опровержению, – безобразное, по крайней мере на протяжении уже состоявшейся истории человечества, занимает значительное место.

Наконец, нужно отметить, что даже если „эстетическое” и фигурирует в качестве исходной категории, однако содержательный анализ и характеристика этого понятия обычно отсутствуют (с такой ситуацией мы сталкиваемся, к примеру, у В.Шестакова [69]).

Авторское понимание этой фундаментальной  категории эстетики выражено в статье „Эстетическое и его место  в культуре”. Здесь же хочется подчеркнуть, что автор рассматривает эстетическое как сверхкатегорию, как фундаментальное понятие, которое отвечает статусу эстетических категорий, но превосходит все остальные по своей общности, объему и содержанию. Эстетическое – это та целостность, „расщепление” которой порождает множество частных категорий, разновеликих, разнозначимых, сгруппированных и одиночных, но объединенных своим происхождением от обладающего универсальной полнотой образования, от драгоценного бриллианта, гранями которого каждое из которых является. Поэтому „эстетическое” и признается автором в качестве исходного понятия категориальной системы эстетики.