Язык и этноисторическая память как средство культурной идентификации горских евреев

Заимствованные в татский язык арабские слова более или менее четко выделяются своим значением; как правило это либо имена с отвлеченным значением, либо религиозные термины и слова, так или иначе связанные с мусульманской культурой: jænnæt - рай, bærækæt - благодать, tæzar - гробница, qismæt - судьба, xeir - добро, faidæ - польза, ræhmæt - милость, istifadæ - использование, adæt - адат, обычай, tajir - купец.

Нами было выявлено большое количество тюркизмов в татском языке, появление которых обусловлено реципрокными экономическими, общественными и культурными связями. Например, «дирсәк» - локоть, «бургу» - рожок, «дабан» - пятка, «чәнгә» - клок волос, «гучә» - старый, «гәри» - старуха, «пий» - жир (авестийское «pivah»), «кюк» - толстый человек, «синихчи» - костоправ, «агджийяр» - легкие, «яралу» - раненый, «дамар» - сосуд, вена, «чичәк» - краснуха.35

Татский словарь, несомненно, включает в себя большое количество персидских слов. Их заимствование могло происходить непосредственно и в разное время, поскольку таты на протяжении сотен лет находились в контакте с персидской языковой средой. Лишь об очень небольшом количестве иранских слов мы можем с уверенностью говорить как о персидских заимствованиях. В частности, это слова с поствокальным d (в исконно татских словах ему соответствует г), например: piyadæ - пеший (ср. peiræ с тем же значением), xuda - бог, jadu - колдовство.

Азербайджанские слова - количественно наиболее значительный слой иноязычных заимствований. Азербайджанские слова проникают в глубь татской лексики, в том числе и в семантические разряды, выше обозначенные как иранские, и вытесняют во многих случаях соответствующие по значению иранские слова. Этим можно объяснить такие заимствования, как qeyinata - тесть, свекор, yara - рана, bulut - туча, dag - гора, и наличие таких пар и в татском словаре, как xaerguš/doušan - заяц; ruvi/tylki - лисица, tou dæræn/aldatmiš sæxtæn - обманывать.36

Через азербайджанский же язык в основном происходит заимствование русских и интернациональных слов, связанных с новым бытом, культурой, с колхозным строем и советской властью: qamsamol - комсомол, malatinkæ - молотилка, payiz - поезд, balniskæ - больница, ispalkom - исполком, savquz - совхоз, qamunist - коммунист, partiya - партия и т. п.

Конечно же, основную, базовую лексику татского языка составляют слова общие не для всех языков, относящихся к иранской семье, а лишь к ряду из них. Например, татское «бобосил» - геморрой, «хари» - место, «чум» - глаз, «кәләһә» - большой, «гәj» - очень, «ләкмин» - вдруг, «диринк» - пустой, «гәжгун» - кастрюля, казан, «тюнюк» - еда, обед, «дахар» - гора, «пейсяр» - затылок, «вир бирән» - растение, «астаран» - брать, «бирар» - брат, «тәлю» - колючка, игла37

Известно, что появление большинства слов в словарном составе каждого языка не случайно, а появляются они при описании определенных особенностей предметов, их признаков. Из входящих в ряд таких слов групповых лексем наиболее стабильными и неизменными являются бытовые, в том числе соматические, топонимические названия. Анализируя этимологию собранных лексем (включая лексемы, используемые единичными информантами, и поэтому не вошедшие в основной глоссарий) мы распределили весь собранный материал на несколько групп, основываясь на их генетической принадлежности к той или иной языковой группе:

а) иранизмы: «sәr» - голова, «gәrdәn» - шея, «düş» - плечо, «püşt» - спина, «кип» - зад, «işqәm» - живот, «dül» - сердце, «ruru» - кишечник, «расә» - нога, ступня (азерб. промежность), «әngüşt» - палец («ангушламаг» - апплодировать), «gunә» - щека, «müzә» - ресница, «müx» - затылок, «muy» - волосы, «titәk» - зрачок, «canә» - подбородок, «azu» - коренной зуб, «lüput» - губа, «xliz» - слюна, «cülg» - гной, «ustana» - беременная, «şah» - матка, «üstuqun» - кость, «gijgah» - висок, «domru» - лишай, «sinә» - грудь, «kәmәr» - поясница (азерб. пояс, ремень), «lәng» - хромой («Timur-lәng» - Чингисхан), «qurt» - глотка (азерб. «глоток»), «qilat» - мизинец, «qultuq» - подмышка, «qәbәq» - лоб (азерб. перед), «qamar» - жила, «büq» - усы, «yara» - рана, «ilik», «beiin» - мозг, «mәmә» - грудь женщины (курдское «mәmik», пехлевийское «mamak»);38

б) арабизмы: »адәш» - человек, «bevasir» - геморрой («бабасил» азерб.), «bәyaz» - белковая оболочка глаза, «bәlqәm» - мокрота, «bэnan» - палец, «vәrәm» - туберкулез, опухоль, «vәrid» - аорта, «gabiz» - запор, «әlil» - больной, инвалид, «zilzәl» - озноб, судорога («zәlzәlә» - землетрясение азерб.), «işkәnbә» - желудок, живот, «nәbz» - пульс, кровеносный сосуд, «pürxal» - веснушчатый, пятнистый (оригинальная этимология - персидский «pür» и арабский «хаl» корни), «rәhim» - матка, «taun» - холера, «tәdavi» - лечение, лечебный, «jarahәt» - язва, рана («jarrah» - хирург азерб.), «şafaxane» - больница (араб, «şәfa» - выздоровление и персидское «xane» - место, дом);

в) тюркизмы: »alyn» - лоб, «qaş» бровь, «burun» - нос (интересно, что в ряде тюркских языков слово имеет еще перевод как «раньше», «прежде» и оба основных значения, вероятно, связаны между собой через пространственное наречие со значением «впереди», выступающая вперед часть чего-либо);

г) славянизмы: »чухутке» - туберкулез, «vәrşuk» - голова, верхушка, «zoxut» - туалет, отхожее место, «qaz» - кишечные газы, «qrip» - грипп, «lint» - бинт, «mişuk» - полость, емкость, «pijoniskәi» - пьянство, «pufdәdi» - мочевой пузырь (звукоподражательное «puf» -дуновение).39 

 
3.4. «Многоязычие» народных традиций

Этнические традиции и обычаи — сложившиеся на основе практической жизнедеятельности этноса и прошлого, укоренившиеся в повседневной жизни, передающиеся из поколения в поколение правила, нормы и стереотипы поведения, действий, общения людей, соблюдение которых стало общественной потребностью каждого индивида этнической общности. Обычаи и традиции — сложный феномен этнической психологии, имеющий двуединую природу: с одной стороны, это явление психики (т.е. могут как осознаваться, так и не осознаваться), с другой — они реализуются в действиях людей предметно, проявляясь в конкретных вещах, символах, одежде и пр. Большинство норм и правил поведения усваивается людьми подсознательно с помощью механизма подражания. Изначально они возникают и внедряются людьми в повседневную практику сознательно. Однако последующие поколения часто утрачивают представления о целях и необходимости выполнения какого-то правила или нормы, в их сознании остается только алгоритм действия, а представление о Целесообразности данной формы поведения уходит в подсознание. На уровне сознания сохраняются только ритуалы, обычаи или традиции.40

Значение этнических традиций, привычек, их содержание различны у отдельных народов. Люди по-разному следуют им в своей жизни. Так, англичане слепо преклоняются перед любыми традициями. Многие из них стремятся решить свои дела «согласно обычаю». Несколько гиперболизируя, можно утверждать, что если американец — раб стандарта, то англичанин — раб своих традиций. Англичане стремятся сохранить в любых условиях свои привычки, вкусы, нравы, обособленность, ассортимент блюд, комплекс некоторого превосходства, порой снисходительное отношение к другим.

Христиане, входя в церковь, снимают головные уборы, а евреи, входя в синагогу, покрывают голову. В католических странах женщины не должны входить в храм с непокрытой головой. В Европе цвет траура — черный, в Китае — белый. Если к европейцу приходит гость и восхищается какой-то вещью, то хозяин доволен. Если европеец начинает восторгаться вещицей в доме китайца, то хозяин дарит ему этот предмет — того требует китайская традиция.41

Этнические традиции, привычки проявляются не только в поступках, делах, одежде, стиле обучения и т.д., но и в движениях, жестах и других малозаметных проявлениях психологии людей. Это обстоятельство принципиально важно, так как у каждого человека есть бессознательный механизм, который фиксирует отношение «свой — чужой» по едва заметным нюансам проявления психики. В межэтнических контактах необходимо иметь в виду, что люди, как правило, чувствительны к своим традициям, обычаям, вкусам и поэтому их лучше не нарушать. Практика межэтнических взаимоотношений свидетельствует, что недостаточное знание этнических традиций, обычаев, привычек, вкусов часто ведет к серьезным конфликтам.

Большие семьи («келекифлет») у горских евреев, как и у других северокавказских народов, представляли собой патрилокальные родственные и хозяйственные коллективы, которые состояли из ближайших родственников двух, трех, а иногда и четырех поколений по нисходящей и боковым линиям, характеризовались коллективной собственностью, общим производством и потреблением.

После смерти главы семьи («бебе» - отца) большая патриархальная семья зачастую распадалась, хотя старший сын («келеи кук») старался удержать «келекифлет» от распада. После раздела большой семьи каждый из братьев получал свою долю общего имущества и обособлялся. Общий двор разгораживался на несколько частей (по числу братьев); иногда кто-либо из братьев покупал себе свободный участок земли и строился на новом месте.

Собранные полевые материалы свидетельствуют том, что в 1920-1930-е года на территории нальчикского горско-еврейского поселка также часто прослеживалось наличие целого ряда патрономических кварталов (патронимии Пинхасовых, Ашуровых, Шабаевых, Ифраимовых и т.д.).

В условиях существования большой патриархальной семьи власть главы семьи - «бебе» (отца) была практически неограниченной. Никто из членов семьи не смел его ослушаться, он имел право наказывать или поощрять любого члена «келекифлет». После распада большой семьи на малые главой семьи соответственно традиционному обычному праву становился отец семейства или старший сын (в случае смерти отца). Если же сына в семье не было, то такой семьей управлял кто-либо из ближайших родственников-мужчин (ни вдова главы семейства, ни старшая дочь не имели права возглавлять «кифлет»).

Глава семьи был основным распорядителем всей хозяйственной деятельности семьи, а также хозяином принадлежащего ей имущества (дом, земля, скот и т.д.); в его руках находилась и общесемейная касса. Все более или менее значительные семейные события (женитьба сына, замужество дочери, какая-либо покупка - не только дорогостоящая, но и незначительная и т.д.) решались главой семьи фактически единолично.42

В прошлом у горских евреев внутрисемейные взаимоотношения регламентировались строгим соблюдением избегания («шерм»). Наиболее распространенной формой было избегание женщиной родственников мужа.

Трудовая деятельность женщин ограничивалась домашними делами (приготовление пищи, изготовление и починка одежды, поддержание порядка и чистоты в доме и т.д.) и воспитанием детей. Некоторые женщины занимались также ковроткачеством, помогали мужьям в обработке и выделке кож и т.д. Тяжелое и бесправное положение женщины в семье усугублялось предписаниями иудейской религии, обязывавшей дочь беспрекословно подчиняться воле отца, жену - воле мужа, вдову - воле старшего брата.

Большим авторитетом в семье пользовалась старшая женщина, обычно жена главы семьи («келезэн»), которая единолично распоряжалась домашним хозяйством семьи; помимо этого, все женщины «келекифлет» находились в ее прямом подчинении. В случае смерти «келезэн» или ее физической неспособности исполнять свои обязанности управление домашним хозяйством переходило к старшей снохе.

Формы заключения брака у горских евреев в прошлом были довольно многочисленны: по сватовству, колыбельный сговор (люлечное обручение), утробное обручение, умыкание без согласия девушки (насильственное похищение), умыкание по согласию девушки (символическое похищение), обменный брак (заключение которого объяснялось соображениями экономического характера), брак уходом («особый тип умыкания: по существу легализированный, но в силу традиций прикрывался фикцией нелегальности»), левиратный (женитьба на вдове брата) и сороратный (женитьба на сестре умершей жены).

Значительную роль у горских евреев играли родственные браки. Так, широко были распространены кросскузенные (брак с дочерью брата матери или дочерью сестры отца) и ортокузенные (с дочерью брата отца или дочерью сестры матери) браки.43

Путешественники, посещавшие горско-еврейские общины еще в прошлом веке, отмечали у них факты многоженства, правда, не столь многочисленные. Многоженство было известно еще у древних евреев, о чем свидетельствуют Библия, и Талмуд, однако в XI веке у ашкенази (европейских евреев), на многоженство был наложен запрет - так называемый «Херем де раби Гершом». Горские евреи не присоединились к этому запрету, поэтому у них вплоть до начала XX века было распространено многоженство.

Родственные браки (которые не лучшим образом сказывались на здоровье нации) до сих пор еще распространены в определенной мере среди горских евреев. Зафиксировано довольно много супружеских пар пожилого возраста, где муж и жена - двоюродные брат и сестра.

После того как выбор невесты был сделан, родители жениха обращались за помощью к профессиональной свахе («ильчи»), задачей которой было вести переговоры с родителями девушки. Как правило, в роли «ильчи» выступали женщины довольно пожилого возраста; зачастую это были старухи, которые считались знахарками («момой») и пользовались большим почетом и уважением в обществе.

После того как сваты окончательно договаривались о свадьбе с родителями невесты, стороны обсуждали вопрос о размерах обязательного брачного платежа - калыма («хублари»). Размер «хублари» зависел в значительной степени от состоятельности родителей жениха, а также от внешних и личных качеств невесты.44

Сам обряд обручения назывался «тоной», буквально небольшой платок, который повязывала на голову невеста после обручения (ходить без головного убора разрешалось только незамужней женщине). На «тоной» собирались родственники жениха и невесты. Сам жених («думор») в день «тоноя» рано уходил из дому и возвращался обратно только на следующий день, переночевав у кого-либо из своих товарищей; считалось, что ему стыдно находиться дома, ибо там поминутно произносят имя его невесты.

Во время самой церемонии «тоноя» раввин составлял бумагу, в которой записывались «условия обручения» т.е. каков размер калыма, какая часть «хублари» выплачена и сколько осталось выплатить, какие «гидишменди» жених должен преподнести невесте в качестве свадебного подарка и т.д. После этого молодой девушке (теперь уже невесте) надевалось обручальное кольцо («энгушдери») в знак того, что она обручена.

Между обручением и свадьбой проходил некоторый промежуток времени (дата свадьбы обговаривалась на «тоное») - от одного месяца до года, а иногда и больше. Это зависело от материальных возможностей родителей новобрачных, а также от некоторых других причин. В частности, поводом могла послужить смерть родственника со стороны жениха или невесты; во время обсуждения предстоящих сроков проведения свадьбы стороны следили за тем, чтобы эти сроки не совпадали по времени с днями поминовения усопших родственников («сейм», «язда меги»).