Концепт «Брат» в русской языковой картине мира

В семьях другого типа — их этнографы  называют «большими», или «расширенными», — и отец, и его женатые сыновья, и нередко даже внуки жили вместе и вели общее хозяйство. И несмотря на то, что такие семьи насчитывали  подчас сто, а то и более человек, ссор в них было значительно меньше, чем в иной современной. Правда, в  них ни одна сноха не осмеливалась перечить свекрови или свекру.

А когда отец умирал, место главы  семьи обычно занимал старший  брат. Ведь он был и старше других, и опытнее, и в хозяйстве уже  успел много поработать. Отсюда было уже недалеко до майората. Рано или  поздно — нередко это бывало после  смерти главы семьи — большие  семьи разделялись. И тогда старший  брат или братья, пользуясь своим  возрастом и положением, захватывали  себе большую долю имущества, обижая и обездоливая младших.

И недаром так много места  в сказках занимают рассказы о  несправедливостях старших братьев, о том, как лишают они младшего законной доли наследства. Только в  сказках Иванушки в конечном счете  всегда побеждают.

Забота о младшем брате  лежит в основе практически во всех русских сказках, например сказка Аленушка и братец Иванушка:

Пошла Аленушка на работу и  братца с собой взяла. Идут они  по дальнему пути, по широкому полю, и  захотелось Иванушке пить.

Сестрица Аленушка, я пить хочу! —

Подожди, братец, дойдем до колодца. —

Шли-шли — солнце высоко, колодец далеко, жар донимает, пот  выступает. Стоит коровье копытце  полно водицы.

Сестрица Аленушка, хлебну я из копытца! —

Не пей, братец, теленочком станешь! —

Братец послушался, пошли  дальше.

Солнце высоко, колодец  далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит лошадиное копытце полно  водицы.

Сестрица Аленушка, напьюсь  я из копытца! —

Не пей, братец, жеребеночком станешь! —

Вздохнул Иванушка, опять  пошли дальше.

Солнце высоко, колодец  далеко, жар донимает, пот выступает. Стоит козье копытце полно  водицы.

Иванушка говорит:

Сестрица Алёнушка, мочи нет: напьюсь я из копытца! —

Не пей, братец, козленочком  станешь! —

Не послушался Иванушка и  напился из козьего копытца.

Напился и стал козленочком...

Зовет Алёнушка братца, а  вместо Иванушки бежит за ней беленький  козленочек.

И все же из рассказа об Иванушке, по-моему, напрашивается весьма оптимистический  вывод о том, как неистребимо  в людях чувство справедливости. Пусть нередко оно попиралось и подавлялось, пусть не было для  него возможности проявиться в жизни, но оно все же находило себе выход. Хотя бы в сказках. Потому что сказки — это тоже часть жизни. Очень  мудрая ее часть.

 

2.2 КОНЦЕПТ «БРАТ» В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ОСМЫСЛЕНИИ

 

Л.В. Миллер в своей статье «Художественный концепт как  смысловая и эстетическая категория» определяет этот феномен как «сложное ментальное образование, принадлежащее  не только индивидуальному сознанию, но и (...) психоментальной сфере определенного  этнокультурного сообщества», как  «универсальный художественный опыт, зафиксированный в культурной памяти и способный выступать в качестве фермента и строительного материала  при формировании новых художественных смыслов» [38, с. 41-42]. С.А. Аскольдов характеризует художественный концепт следующим образом: «Слово, - говорит он, - не вызывая никаких «художественных образов» создает художественное впечатление, имеющее своим результатом какие-то духовные обогащения» - то есть, слово создает концепт [15, с. 271]. Концепт – акт, который намечает последующую обработку (анализ и синтез) конкретностей определенного рода; зародыш мысленной операции.

Художественные концепты полилогичны, поскольку связаны  с множеством одновременно значимых точек зрения. Порождающее и воспринимающее сознание в этом смысле равноценны. Анализируя идеи С.А. Аскольдова, можно  сказать, что создание и восприятие концептов — двухсторонний коммуникативный  процесс. В ходе коммуникации создатели  и потребители концептов постоянно  меняются местами. Современное представление  о том, что художественные концепты выявляют расхождение значения и  смысла основано на фундаментальных  идеях немецкого логика и философа Г. Фреге. Сцепление концептов порождает  смысл, превосходящий смысл каждого  элемента, взятого по отдельности. Цепочки  художественных концептов порождают  образные коммуникативные системы, характеризующиеся открытостью, потенциальностью, динамичностью. Существуя в пространстве языка, такая система определяет характер национальной картины мира. Хотя С.А. Аскольдов напрямую «не  вводит понятие системы, по сути, он размышляет именно о ней» [54, с. 141].

Главной особенностью, согласно С.А. Аскольдову, является то, что  художественные концепты заключают в себе «неопределенность  возможностей»: они не следуют законам  логики, а подчиняются особой прагматике «художественной ассоциативности». Художественные концепты образны, символичны, поскольку то, «что они означают, больше данного в них содержания и находится за их пределами» [16, с. 91]. Эту символичность С.А. Аскольдов называет «ассоциативной запредельностью». Возникающие цепочки «своих» и «чужих» концептов имеют контекстуальный смысл. Исследователь подчеркивает, что «иногда цепь этих образов направлена совсем не туда, куда влек бы их обыкновенный смысл слов и их синтаксическая связь» [16, с. 92].

Важнейшей функцией концепта, по С.А. Аскольдову, является функция «замещения». Эта мысль перекликается, на наш  взгляд, с идеей М.М. Бахтина о  возможности раскрытия одного смысла только в процессе диалога с другим, изоморфным ему. В 1929 году в работе «Проблемы  поэтики Достоевского» отмечает такое универсальное свойство художественного  текста, как диалогизм. В теории диалогизма литературного произведения М.М. Бахтина  особую значимость приобретают «индивидуализированное языковое сознание» и «воля» персонажа, способные создать в прозаическом литературном тексте «внутреннюю диалогичность  слова», с помощью которой «завоевывается новая авторская позиция, лежащая  выше монологической позиции» [19, 131-132, 171, 21]. Диалогичность становится основой  текста: «Когда диалог кончается, все  кончается (…) Все – средство, диалог – цель. Один голос ничего не кончает  и ничего не разрешает» [19, с. 294]. Данная работа, посвященная вопросам литературоведения, проясняет, как нам думается, важные стороны механизма концептуализации мира в сознании писателя.

Каждый концепт определяется его  составляющими, которые могут быть как гомогенными, так и гетерогенными. Художественный концепт  строится по ассоциации, чем определяется неоднородность его компонентов. Концепт существует в определенной сфере, обусловленной  кругом ассоциаций каждого отдельного человека, и возникает как намек  на возможные значения, как отклик на предшествующий языковой опыт человека в целом – поэтический, прозаический, научный, социальный, исторический. Смысловые  составляющие художественного концепта эксплицируются в тексте посредством  языка. Процесс постижения смысла, безусловно, есть процесс языковой. Согласно С.А. Аскольдову, к концептам познания не примешиваются чувства, желания, вообще иррациональное. Художественный же концепт чаще всего есть комплекс того и другого, то есть «сочетание понятий, представлений, чувств, эмоций, иногда даже волевых проявлений» [15, с. 274].

В центре нашего внимания находится  индивидуально-авторский концепт, являющийся ключевой категорией исследований, затрагивающих  когнитивный аспект индивидуального  стиля писателя. При этом, как  замечает Н.В. Фоминых, «литературные  тексты конкретного автора… позволяют  сделать определенные выводы о концептосфере  того народа, представителем которого он выступает» [51, с. 177]. И.Р. Гальперин утверждает, что в тексте художественного произведения находится содержательно-коцептуальная информация, которая «сообщает читателю индивидуально-авторское понимание отношения… между отдельными индивидуумами, их сложного психологического и эстетико-познавательного взаимодействия» [57, с. 34]. А в случае с Ф.М. Достоевским и Л. Андреевым можно говорить не только об отношениях между индивидуумами, но и о сложных отношениях и противоречиях внутри каждого индивидуума.

На основе вышеописанных особенностей функционирования художественного  концепта, мы считаем необходимым  при дальнейшем анализе исследуемого нами концепта обращать особое внимание на специфику материала. Творчество Ф.М. Достоевского и Л. Андреева –  достаточно сложный объект исследования ввиду философско-религиозных особенностей мировоззрения писателей, своеобразно  преломившихся в языке и системе  образов их произведений. Объем «иррационального», о котором говорит С.А. Аскольдов, здесь больше, чем в творчестве любого другого русского писателя.

Особенности функционирования номинанта брат в номинативном поле романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы»» исследуется смысловое развертывание номинанта брат в одной из зон номинативного поля текста - в наименовании персонажей. В лин- гвистической практике при изучении номинативного плана произведения используются такие функциональные единицы, как номинативные цепочки (НЦ), номинативные блоки (НБ). При исследовании номинации основных персонажей в работе вводится такая единица, как номинативная диаграмма (НД), использование которой учитывает сложность повествовательной структуры романа Ф.М. Достоевского.

Номинативная диаграмма, включающая субъектно-объектную ор- ганизацию НЦ, представляет собой схематическую «карту» номинативного процесса в соотнесении с сюжетно-композиционным уровнем произведе- ния. Построение НД позволило 1) выявить характер взаимодействия между составом НД-м и сюжетно-композиционным уровнем произведения; 2) оп- ределить роль коммуникативно-прагматического фактора в формировании семантического объема номинанта брат; 3) проанализировать семантиче- ские модификации, возникающие при функционировании номинанта брат в дискурсах персонажей; 4) рассмотреть номинативные блоки, представ- ляющие собой объединение НД, относящихся к одному персонажу; 5) интерпретировать индивидуально-авторское смысловое наполнение номи- нанта брат.

Функциональная  неоднородность номинантов (существование  форм 2-го и 3-го лица в номинативных конструкциях) определила различение диаграмм вокативного и десигнативного характера.

Текстовая реализация языковых значений номинанта брат имеет свою специфику. Лексикографическое описание языковых значений лек- семы брат фиксирует два основных направления их реализации: прямую предметно-понятийную направленность (обозначение кровного родства) и вторичную предметно-понятийную направленность (указывающую на ка- кую-л. общность людей). Реализация основного значения наблюдается в дискурсах главных персонажей романа, являющихся братьями (братья Ка- рамазовы). Вторичное значение слова брат реализуется при условии, если участники номинативного акта (субъект и объект номинации) не состоят в отношениях кровного родства. Как правило, данная номинация имеет «то- чечный» характер, т.е. ограничена рамками определенной диалогической ситуации. Отмеченная специфика определяет структурирование частей в данной главе: в І-ой части исследуются особенности функционирования номинанта брат в дискурсах главных персонажей романа - братьев Кара- мазовых (языковой материал здесь располагается по НБ-ам, названных именами персонажей - номинатов [НБ Алеши, НБ Дмитрия, НБ Ивана]); ІІ-ая часть посвящена анализу специфики функционирования номинанта брат во вторичном значении в отдельных диалогических ситуациях. Каж- дый из отмеченных блоков состоит из 3-х НД-м, соответствующих трем субъектам номинации - два брата за исключением третьего, являющегося объектом номинации, и повествователь.

Анализ  трех НБ выявил следующие особенности  функционирования номинанта брат: 1) смысловая актуализация данного номинанта зависит от занимаемой им позиции в структуре предложения (начало, середина или конец предложения); от его функционально-синтаксической роли в предложении (вокатив или предикат); 2) функционирование номинанта брат в качестве предиката указывает на наличие сильной смысловой позиции. Позиция в середине предложения является слабой в отношении смыслового развертывания номинанта: вокатив брат сливается в потоке речи персонажа с рядом стоящими словами и по своей семантике прибли- жается к значению, которое в словаре передается как «фамильярное и дружеское обращение к мужчине, юноше, мальчику» [МАС, I т.]. Сильными позициями, создающими условия для расширения смыслового объема номинанта брат, являются позиции начала и конца предложения.

Смысловой объем номинанта брат в дискурсах главных персонажей получает разное наполнение. В качестве примера рассмотрим НД, входя щую в номинативный блок Алеши:

НД -1. Номинатор Дмитрий.

а) Гл. Исповедь горячего сердца. В стихах.

, Алеша,// ,брат.// ангел // высший// если друг, если брат?// , Алеша:// , Алеша,// Леша, // - друг, друг, //, брат, //, брат, //, брат, //

б) Гл. Исповедь горячего сердца. В анекдотах.

, брат, //, брат, //, Алеша, //, милый, //, голубчик, //, брат, //- Алешка, //, брат, //

в) Гл. Исповедь горячего сердца. Вверх пятами.

Алеша, //, Алеша, //, Алеша...//, невинный ты мальчик, //, Алексей, //, брат, //, Алексей, // Алеша, //

( Итого:  Леша - 1 ед.; ангел - 1 ед., высший - 1 ед., голубчик - 1 ед.; ми- лый - 1 ед.; Алешка - 2 ед.; друг - 3 ед.; Алексей - 3 ед.; Алеша - 8 ед.; брат - 10 ед.).

г) Гл. Гимн и секрет.

, Алексей, //, Алексей, //, божий ты человек! //, брат, //, Алеша, //, брат, // Брат, //, Алексей, // Алеша, // херувим //, Алексей. //, Алеша, //, Алексей, //,милого мальчика, //, брат, //, голубчик, //, Алексей, //, Алеша, голубчик, // херувим // высший человек // Алеша, //, Алексей, // ты как совесть // - Але- ша, голубчик, //, голубчик, // - Алеша, //

( Итого:  божий человек - 1 ед.; высший человек - 1 ед.; херувим - 2 ед.; голубчик - 4 ед.; брат - 4 ед.; Алексей - 7 ед.; Алеша - 7 ед.)

д) Гл. Обе вместе.

, брат, //

е) Гл. Еще одна погибшая репутация.

// человек,  которого и я люблю, // тот человечек,  братишка мой милый, //, брат, // Алеша, // Голубчик Алешка, //, Алексей! //, Алексей, //

( Итого:  Алеша - 1 ед.; братишка - 1 ед.; Алешка - 1 ед.; голубчик - 1 ед., брат - 2 ед.; Алексей  - 4 ед.).

Ключ к интерпретации смыслового объема номинанта брат в речевом плане Дмитрия дают случаи его употребления в сильных позициях. В дискурсе Дмитрия зафиксировано два случая нахождения вокатива брат в сильных текстовых позициях: 1) . «Видишь, я давно хотел тебе многое здесь, в этих облезлых стенах выразить, но молчал о главнейшем: время как будто все еще не приходило. Дождался теперь последнего срока, чтобы тебе душу вылить. Брат, я в себе в эти два последние месяца нового человека ощутил, воскрес во мне новый человек!» (гл. «Гимн и секрет»); 2) «Слушай, Алеша, слушай, брат. Теперь я намерен уже все го- ворить. Ибо хоть кому-нибудь надо же сказать. Ангелу в небе я уже сказал, но надо сказать и ангелу на земле. Ты ангел на земле. Ты выслушаешь, ты рассудишь, и ты про- стишь...А мне того и надо, чтобы меня кто-нибудь высший простил. Слушай: если два существа вдруг отрываются от всего земного и летят в необычайное, или по крайней мере один из них, и пред тем, улетая или погибая, приходит к другому и говорит: сде- лай мне то и то, такое, о чем никогда никого не просят, но о чем можно просить лишь на смертном одре, - то неужели же тот не исполнит.. .если друг, если брат?» (гл. «Ис- поведь горячего сердца»). В сюжетно-композиционном отношении именно с обращения “Брат” Дмитрий начинает “исповедоваться” Алеше. Два случая ситуационного совпадения номинанта-вокатива с началом «исповеди» позволяют засвидетельствовать определенную тенденцию в использовании номинанта брат в дискурсе Дмитрия, а также в интерпретации данного речевого факта задействовать богословско-христианскую традицию пони- мания слова брат.