Жизнеописание святых Бориса и Глеба и упоминание их в древнерусской литературе

Означает ли это, что в 1072 г. князья на самом деле были причислены к лику святых? Отнюдь нет, поскольку  статья, содержащая это утверждение, была написана и внесена в летопись только после 1115 г., в чем очень легко убедиться.

Прежде всего, обращают на себя внимание следующие слова ее автора: "Совокупившеся Ярославичи: Изяславъ, Святославъ, Всеволодъ; митрополитъ  же тогда бе Георги...", а так  же предпоследняя фраза: "И бе тогда держа Вышегородъ Чюдинъ, а церковь Лазорь".

Дважды употребленное  автором статьи выражение "бе тогда" указывает, что писалась она спустя время, как минимум, после 1088 г., поскольку  только в 1088г. в жизни вышгородского  священника Лазаря произошли изменения, и он стал игуменом Выдубецкого монастыря, а затем, в 1105 г. - епископом Переяславля-Южного.

Установить время написания  этого сообщения под 1072 г. помогает "ошибка" автора в указании числа  месяца описываемых торжеств. В статье указывается 2-е мая, хотя на самом  деле торжества происходили 20-го мая (см. "Чтение" Нестора, "Сказание" из Успенского сборника и древний  месяцеслов). Это не простая описка переписчика, спутавшего буквы "како" - 20, с "веди" - 2, а влияние аналогичного события - перенесения мощей Бориса и Глеба уже при Владимире Мономахе в 1115г., происходившего как раз 2 мая. Стало быть, автор статьи 1072 г. уже знал об этом перенесении мощей святых в 1115 г. Важно отметить, что ни в списках "Повести временных лет", ни в "Сказании о чудесах" - заключительной части "Сказания о Борисе и Глебе", также рассказывающей об этих событиях, нет "обратной" ошибки - датировки торжеств 1115 г. 20-м мая.

Следовательно, статья 1072 г. "Повести временных лет" дошла  до нас в обработке второго  или третьего, после Нестора, составителя (или редактора) летописи, работавшего  после 2 мая 1115 г., скорее всего, игумена  Выдубицкого монастыря Сильвестра, но об этом ниже.

Следующее упоминание имен Бориса и Глеба приходится на 1086 г. В статье под этим годом рассказывается о гибели князя Ярополка. Он был  вероломно убит Нерадцем, и автор  замечает, что ранее "блаженый князь" просил Бога дать ему смерть, "якоже  двема братома моима, Борису и  Глебу, от чюжю руку, да омыю грехы вся своею кровью" и т.д. То есть, Борис и Глеб не названы и здесь святыми, хотя такое определение у летописца было, как говорится, на кончике пера, ибо: "въсприя благая она, их же око не вид?, ни ухо слыша,... еже уготова Богъ любящимъ Его".

И только, наконец, в статье под 1093 г., говоря о битве с половцами  и трагедии на Стугне, автор замечает, что случилась эта беда "месяца иуля въ 23. Наутрия же въ 24, въ святою мученику Бориса и Глеба, бысть плачь  великъ в граде, а не радость, грехъ  ради наших великихъ и неправды". И чуть ниже еще более важное для нас замечание: "...якоже ся створи в се лето первое зло на Възнесенье Господне, ... второе же въ праздникъ Бориса и Глеба, еже есть праздникъ новый Русьскыя земля".(вар.: "...на празникъ Бориса и Глеба, еже есть празникъ новый рускии".).

Об этом же празднике 24 июля - дне памяти Бориса и о заступничестве святого в опасной ситуации - вспоминает и Владимир Мономах в своем "Поучении", описывая события следующего, т.е. 1094 г.: "И выидохом на святаго Бориса день ис Чернигова, и ехахом сквозе полкы половьчские, не вь 100 дружине, и с детми, и с женами. И облизахутся на нас акы волци стояще, и от перевоза и з горъ, Богъ и святый Борисъ не да имъ мене в користь - неврежени доидохом Переяславлю".

Существенно и сообщение "Повести временных лет" под 1101 г. о клятве князя Святополка у  гробниц русских святых: "И  молися... митрополитъ и игумени, и умолиша Святополка, и заводиша и у раку святою Бориса и Глеба..." Это первое упоминание подобной акции у мощей Бориса и Глеба.

Совершенно очевидно, что  если бы праздник святых Бориса и Глеба  установился для всей Русской  земли в 1020 или 1021 гг., или даже в 1035 г. при Ярославе Мудром, то спустя 70 или даже 58 лет, то есть, в третьем  поколении, он уже не мог быть "новым  праздником в Русской земле". Даже если бы он был установлен и в 1072г., то есть, спустя 21 год, он не был бы такой  уж и новый и целое поколение  людей выросло. И кто бы запретил монаху-летописцу сообщить об этом в свое время? К тому же, если вести  отсчет от 1072 г., то нужно говорить о  дне памяти Бориса и Глеба 20 мая, когда было осуществлено перенесение  их мощей, а не 24 июля - дне памяти Бориса!

Исходя из такого расклада и опираясь на упоминание, как святых, имен князей Бориса и Глеба в "Повести  временных лет", можно предположить, что общерусская канонизация  Бориса и Глеба произошла только после 1086 г. но до 1093 г., и в 1072 г. князья Борис и Глеб еще не почитались общерусскими святыми.

На последнее указывает  и одно важное обстоятельство, отмеченное тремя источниками - статьей 1072 г., "Чтением  о Борисе и Глебе" и "Сказанием  о Борисе и Глебе": присутствующий при вскрытии в 1072 г. гробниц Бориса и Глеба митрополит-грек Георгий "бе бо нетвердъ верою к нима", что невероятно, если причтение их к лику общерусских святых произошло ранее и было утверждено Византией. И только удостоверившись в нетленности и благоухании их мощей (немаловажный факт при канонизации) прославил Бога и просил прощения за свое неверие. При этом акте присутствовал многочисленный клир и три князя - Изяслав, Святослав и Всеволод Ярославичи. То есть, торжества происходили в строгом соответствии с церковным каноном по перенесению мощей Божиих угодников и установлению дня памяти им. Но это не чин причтения Бориса и Глеба к лику святых. Это только очередной шаг к нему. В то же время, это торжественное перенесение тремя Ярославичами мощей князей-страстотерпцев в новую церковь, выстроенную в их честь в Вышгороде правящим в Киеве Изяславом, несомненно свидетельствует об их местном почитании, причем не только в Вышгороде, но, надо полагать, также в вотчинах Святослава и Всеволода, т.е. Черниговском и Переславльском (Ростовском) княжествах, о чем свидетельствуют храмы в честь святых в этих вотчинах, но об этом детальнее будем говорить ниже.

Не исключено, что митрополит Георгий, после того, как сам лично  удостоверился в нетленности  мощей князей, взял на себя труд по достижению официального признания святых и  Византией. На это якобы указывает  его поездка в том же году к  патриарху в Константинополь. Здесь  уместно напомнить, что митрополит Георгий пользовался значительным авторитетом в Византии: он входил в высший совет Константинопольского патриарха, имел звание синкелла, пользовался  особым доверием у императора. Становится совершенно очевидным, что официальная канонизация Бориса и Глеба как общерусских святых во времена святительства в Киеве Георгия всецело зависела от его позиции. Его "неверие", зафиксированное тремя источниками, абсолютно точно свидетельствует, что до 1072 г. ее просто не было. Однако, Георгий не вернулся на Русь, а его преемник прибыл в Киев спустя пять лет. Стало быть, и во время отсутствия на Руси в 1073-1077 гг. митрополита не могла произойти и официальная канонизация Бориса и Глеба.

Освещение событий по перенесению  мощей Бориса и Глеба в 1072 г. в  трех исследуемых источниках - летописной статье, "Сказании" и "Чтении" разное. И разнящиеся версии авторов  в изложении происходившего позволяют определить как тех, чьи интересы агиографы выражали, так и время их работы.

Итак, собрались в мае 1072 г. Ярославичи: составили свод законов, регламентирующих правила межкняжеских отношений и общественной жизни - "Правду Ярославичей" и приняли  участие в торжественном перенесении  мощей блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба в новую деревянную церковь, построенную Изяславом  в Вышгороде. Первым взяли мощи Бориса, покоившиеся в деревянной раке. Перенесение  сопровождал крестный ход во главе  с митрополитом Георгием. В новой  церкви раку открыли и все помещение наполнилось благоуханием, укрепившем веру в блаженных страстотерпцев митрополита Георгия. Поцеловав нетленные мощи Бориса переложили их в каменную раку.

После этого взяли мощи Глеба, находившиеся и до этого в каменной раке и перевезли в новую церковь. При внесении их в церковь рака остановилась. После воззвания народа: "Господи, помилуй!" рака прошла. Эпизод зафиксирован тремя источниками. Братья и духовенство отпраздновали этот светлый праздник и разошлись восвояси.

Это - пересказ относительно нейтральной статьи 1072 г. из "Повести  временных лет", написанной, как  уже было сказано, в начале ХII в. Сравним его с рассказом в "Сказании о Борисе и Глебе". Сюжет, в принципе, общий, но есть два существенных дополнения.

Первое - эпизод с благословением князей Ярославичей рукою Глеба. После народного восклицания "Господи, помилуй!", о котором упоминается  и в летописной статье 1072 г., в "Сказании" далее следует: "И моляхуся Господеви  и святыима, и абие повезоша и. И  целоваша святааго Бориса главу. А святааго Глеба руку възьмъ же Георгий митрополитъ  благословяше князе Изяслава и Всеволода. И пакы Святославъ, имъ руку митрополичю и дрьжащю святааго руку, прилагааше къ вреду, имьже боляше на шии, и къ очима, и къ темени. И по семь положи руку въ гроб?. Начаша же пети святую литургию. Святославъ же рече къ Бьрнови: "Нечьто мя на голове бодеть". И съня Бьрнъ клобукъ съ князя, и виде нъгъть святааго, и съня съ главы и въдасти и Святославу. Онъ же прослави Бога о благодарении святою."

После традиционно упоминаемых  трех Ярославичей - Изяслава, Святослава и Всеволода, далее следует: "митрополитъ  Георгии Кыевськый, другый - Неофитъ  Чърниговьскый, и епископи Петръ  Переяславьскый и Никита Белогородьскый и Михаилъ Гургевьскьий, и игумени..."

Почему "Сказание" говорит  о двух митрополитах? Ведь в статье 1072 г. "Повести временных лет" упомянут только один - митрополит Георгий. И в "Чтении" Нестора только один - Георгий, с существенной ремаркой, "тогда пасуща Христово стадо", вроде бы кто-то пытался этот факт оспорить.

Немногим ниже в "Сказании" при перечислении идущих пред ракою Бориса, по отношению к митрополитам употреблено двойственное число: "... а по нихъ диякони, таче и прозвутери, и по сихъ митрополита и епискупи, и по нихъ съ ракою идяаху". То есть, об описке переписчика, сделавшего из черниговского епископа Неофита митрополита, говорить не приходится. К тому же, идентичная "Сказанию" информация имеется и в Софийской первой и Воскресенской летописях.

Митрополит "изя руку блаженаго  Бориса, бе бо мощими лежай, и целоваше, прикладая къ очима и къ сердьцю. Таче потомъ благослови ею благовернаго князя Изяслава, потомъ же брата  его Святослава, и оста ноготь единъ  на глав? его, на благословление ему, потом же пакы боголюбець Всеволода, - тако и вся".

После смерти Ярослава Мудрого  в 1054 г. его сыновья унаследовали следующие владения: старший - Изяслав - занял по старшинству Киевский престол. Средний - Святослав - Черниговское княжество. Младший - Всеволод - вокняжился в Переяславле. К нему отошло и  Ростовское княжество, бывшее ранее  за Борисом. Вот почему впоследствии Борис стал покровителем Всеволодовичей. Сын Всеволода - Владимир Мономах  при новом перенесении мощей 2 мая 1115 г. несет раку именно с мощами Бориса, хотя должен был уступить это  право по старшинству Давыду Святославичу, старшему в роду. В 1117 г. Владимир Всеволодович закладывает церковь на Альте, в своей резиденции, в месте, где согласно "Повести временных лет" был убит Борис. В своем "Поучении" Владимир Мономах 24 июля называет днем Бориса, а не Бориса и Глеба, и указывает на заступничество старшего святого. В мономаховой семье хранилась драгоценная реликвия - меч Бориса, который впоследствии так и не защитил от убийц внука Мономаха - Андрея Боголюбского, поскольку был специально похищен убийцами. То есть, совершенно очевидно, что Борис был патроном Всеволодовичей.

Муромские земли Глеба, как  известно, вошли в состав Черниговского  княжества, унаследованного Святославом. Глеб выступает покровителем Черниговских князей, и в частности, Святославичей. В свете этих обстоятельств и  стал слагаться местный культ Глеба.

Как показали исследования В.И.Лесючевского и особенно М.Х. Алешковского, первоначально сложился культ Глеба, а потом Бориса (не случайно, при перенесении мощей в 1072 г. Глеб уже был в каменном саркофаге - непременном условии при канонизации). Причем культ Глеба возник и на Смоленщине (месте его гибели), и в Чернигове - столице княжества. В Чернигове после 1072 г. появляются кресты-мощевики (энколпионы), на лицевой стороне которых помещалось изображение Глеба, а не Бориса.[1]

Очень обстоятельно исследовавший  эту проблему М.Х.Алешковский пришел к весьма важным для нас выводам, что церковный культ Бориса и  Глеба возник только после 1072 г., причем первоначально в Чернигове и  как Глебоборисовский. Борисоглебский установился несколько позднее  и уже в Киеве.[2] Важным подтверждением выводов ученого служит тот факт, что до сих пор не известно ни одной печати XI в. с изображением князей, нет их

[1] Алешковский М. Х.  Древнерусские глебоборисовские  энколпионы 1072-1150 гг. // Дри. М., 1972. [Вып.:] Художественная культура домонгольской Руси. С. 104-125;

[2] Алешковский М. Х.  Древнерусские глебоборисовские  энколпионы 1072-1150 гг. // Дри. М., 1972. [Вып.:] Художественная культура домонгольской Руси. С. 154;

изображений и на фресках  Софии Киевской. То есть, вплоть до 70-х  годов XI в. иконография святых еще  не выработалась. Правда, "Чтение" Нестора сообщает, что уже Ярослав  Мудрый "повел? же и на икон? святою написати, да входяще вернии людии въ церковь ти видяще ею образъ написанъ, и акы самою зряще, ти тако с верою и любовию покланяющеся има и целующе образъ ею". Но тот факт, что до 70-х годов XI в. не сложилась традиция иконописания, только свидетельствует об установлении общерусского культа святых Бориса и Глеба в более позднее время.

Для нас сейчас важен тот  отмеченный ученым приоритет, который  отдавал черниговец Святослав своему покровителю Глебу Муромскому перед  его старшим братом, ибо культ  Глеба, как местночтимый, сложился в  Чернигове ранее Борисоглебского  культа в Киеве. Тогда становится понятным, почему именно Глеб оставляет, согласно "Сказанию", свой ноготь на голове черниговца Святослава - в  знак своего ему покровительства и благоволения.

Следовательно, события 1072 г. отражены автором "Сказания" с  прочерниговских и просвятославовых позиций.

Поскольку в дальнейшем в  Киеве и по всей Руси установился  Борисоглебский культ (отраженный и  в церковных праздниках, и в  службе святым, и в проложных сказаниях, и в "Чтении" Нестора), то, следовательно, первая часть "Сказания о Борисе и Глебе", заканчивающаяся рассказом  о перенесении мощей святых в 1072 г. (условно названная учеными "Сказанием о гибели Бориса и  Глеба"), была написана, во-первых, до официального установления Борисоглебского культа, а, во-вторых, когда заказчиком этого сочинения мог выступить черниговский князь Святослав Ярославич.