Жизнеописание святых Бориса и Глеба и упоминание их в древнерусской литературе

      Существует также версия, согласно которой в смерти Бориса на самом деле виноват не Святополк Окаянный, а «хороший» брат Ярослав Мудрый, позже замаскировавший своё участие. В 1834 году профессор Санкт-Петербургского университета Осип Сенковский, переведя на русский язык «Сагу об Эймунде» («Эймундова прядь»), обнаруживает там, что варяг Эймунд вместе с дружиной был нанят Ярославом Мудрым. В саге рассказывается, как конунг Ярислейф (Ярослав) сражается с конунгом Бурислейфом, причём в саге Бурислейфа лишают жизни варяги по распоряжению Ярислейфа. Одни исследователи предполагают под именем «Бурислейфа» Бориса, другие — польского короля Болеслава, которого сага путает с его союзником Святополком.[1]

     Затем некоторые  исследователи  на основании саги про Эймунда поддержали гипотезу, что смерть Бориса «дело рук» варягов, присланных Ярославом Мудрым в 1017 году, учитывая то, что, по летописям, и Ярослав, и Брячислав, и Мстислав отказались признать Святополка законным князем в Киеве. Лишь два брата — Борис и Глеб — заявили о своей верности новому киевскому князю и обязались «чтить его как отца своего», и для Святополка весьма странным было бы убивать своих союзников. [2] До настоящего времени эта гипотеза имеет как своих сторонников, так и противников.

     Также историографы и историки, начиная с С. М. Соловьёва предполагают, что повесть о смерти Бориса и Глеба явно вставлена в «Повесть временных лет» позже, иначе летописец не стал бы снова повторять о начале княжения Святополка в Киеве.

[1] Абрамович Д. И. Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1916. С. 4

[2] 13. Абрамович Д. И. Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1916. С. 18

      В 1019 году, когда Ярослав занял Киев, по его приказу тело Глеба было отыскано, привезено в Вышгород и погребено, вместе с телом Бориса, у церкви Святого Василия. И святой Борис, и святой Глеб умерли с молитвой. Летопись повествует, что, когда пришли палачи Святополка, князь Борис слушал в шатре утреню и успел причаститься перед тем, как они ворвались в шатер. Подражая Христу, молившемуся на Кресте за Своих распинателей, святой князь молился за своего брата, чтобы Господь не вменил ему это убийство в грех. Последними его словами, обращенными к убийцам, были: «Братия, приступите и окончите повеленное вам, и да будет мир брату моему и вам, братья». С подобным же христианским расположением души встретил смерть и юный князь Глеб.[1]

      Итак, святые князья дали себя убить ради Христа, пострадали за Него, оказались верными Ему даже до смерти — потому и прославлены они и Богом, и людьми. «Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни», — говорит Господь. Есть явное мученичество за Христа — когда мучеников силой принуждали отречься от Христа, — но есть и другое мученичество — когда христианин готов умереть, готов дать себя убить (даже имея возможность избежать смерти) — ради исполнения заповедей Христовых. И то, и другое мученичество — ради Христа.[2] Святые Борис и Глеб не пожалели жизни, чтобы исполнить заповедь Христа «не противься злому», оказались верными Христу до смерти, почему и приняли от Него венец жизни вечной. Они поступили в этом наперекор всей человеческой логике, предпочтя ей священное безумие Евангельской любви. И такой их выбор — не от мира сего. Здесь они явились подражателями своего великого отца, святого князя Владимира, который, как известно, в христианской ревности также пытался установить в государстве законы, противоречащие

[1] Абрамович Д. И. Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1916. С. 23

[2] Абрамович Д. И. Жития  святых мучеников Бориса и  Глеба и службы им. Пг., 1916. С.  30

государственной мудрости и  земной логике, например, отказывался  казнить преступников, боясь нарушить заповедь Христа «не убивай».

      Борис и Глеб были первыми святыми, канонизированными Русской Церковью. Даже их отец, князь Владимир, был причислен к лику святых намного позже. Многочисленные летописи свидетельствуют, что широкое и поистине всенародное почитание страстотерпцев началось сразу после их кончины. Это и неудивительно, ибо Господь Сам прославил Своих угодников: их тела остались нетленными, что особенно чудесно у святого Глеба, тело которого убийцы бросили в лесу, где оно пролежало долгих пять лет, прежде чем было найдено в правление Ярослава Мудрого.

      Являясь первыми русскими святыми, Борис и Глеб как бы полагают начало русской святости и русской праведности, задают основные черты русской христианской души. Одна из главных таких черт — бесконечное терпение русского народа, нежелание отвечать злом на зло, насилием на насилие. Эта черта проходит красной нитью через всю историю русского народа, глубоко воспринявшего в свою душу образ Христа — страдающего, кроткого и смиренного. Тысячелетнее Русское царство началось с подвига страстотерпцев — святых Бориса и Глеба, и закончилось оно также подвигом страстотерпцев — последнего царя и его семьи.[1]

       Сказание о Борисе и Глебе – самый интересный и совершенный в литературном отношении памятник из цикла произведений, посвященных рассказу о гибели сыновей Владимира I Святославича Бориса и Глеба во время междоусобной борьбы за великокняжеский киевский стол в 1015 г. Борисо-Глебский цикл включает в себя: Сказание, Летописную повесть о Борисе и Глебе, «Чтение о житии и о погублении блаженую страстотерпца

[1]  Абрамович Д. И.  Жития святых мучеников Бориса  и Глеба и службы им. Пг., 1916. С. 49

[2]  Абрамович Д. И.  Жития святых мучеников Бориса  и Глеба и службы им. Пг., 1916. С. 54

Бориса и Глеба» Нестора, проложные сказания, паремийные чтения, похвальные слова, церковные службы.

В той или иной степени, непосредственно или опосредованно, все эти тексты связаны между  собой, и центральное место среди  них занимает Сказание. Самый ранний из дошедших до нас список Сказания – текст, находящийся в Успенском сборнике XII–XIII вв., где он озаглавлен так: «Въ тъ же день съказание и страсть и похвала святюю мученику Бориса и Глеба» (Варианты заглавия в других списках: «Месяца июля в 24 день. Сказанье страсти и похвала святую мученику Бориса и Глеба»; «Сказание страстотерпьцю святую мученику Бориса и Глеба»; «Месяца июля в 24 день. Житие и убиение, похвала святых страстотерпець Бориса и Глеба», и т. п.). В 1015 г. умер князь киевский Владимир I Святославич. Киевский великокняжеский стол, возможно лишь в силу стечения благоприятных обстоятельств, занял один из двенадцати сыновей Владимира (от разных жен) – Святополк, еще при жизни отца в союзе с польским королем Болеславом I Храбрым (Святополк был женат на сестре Болеслава) пытавшийся организовать против него заговор. Стремясь укрепиться на киевском столе, Святополк решает устранить наиболее опасных соперников. По его тайному приказу были убиты сыновья Владимира Борис, Глеб и Святослав.[1] В борьбу за киевский княжеский стол вступил княживший в Новгороде сын Владимира Ярослав, прозванный впоследствии Мудрым. В результате упорной и длительной борьбы, продолжавшейся до 1019 г. и окончившейся поражением и гибелью Святополка, Ярослав утвердился на киевском столе и княжил до своей смерти в 1054 г. Так в общих чертах представляются исторические события 1015–1019 гг., которым посвящены памятники Борисо-Глебского цикла. Необходимо отметить, что такое освещение событий предстает перед нами из самих этих памятников, на самом же деле можно предполагать, что многие

[1] Соболевский А. И.  «Память и похвала св. Владимиру»  и «Сказание» о свв. Борисе и Глебе // ХЧ. 1890. Ч. 1. С. 791-804;

подробности взаимоотношений  между участниками этой драмы  были более сложными. Отдельные противоречия и различия в описании одних и  тех же эпизодов в разных памятниках цикла дают основание полагать, что  существовали разные предания о Борисе и Глебе, и в настоящее время  мы далеко не всегда можем отдать предпочтение сообщению одного источника перед  другим, решить вопрос – имеем ли мы дело с противоречиями, ошибками того или иного текста, с объединением в одном тексте разных преданий об одном и том же факте или  же перед нами отражение специфики  древнерусской литературы. Гибель Бориса и Глеба от руки подосланных Святополком  наемных убийц была истолкована  как мученическая смерть, и Борис  с Глебом были признаны святыми. Это  были первые официально канонизированные русские святые. Культ их активно  насаждался и пропагандировался, он имел важное политическое значение для  своего времени: «Политическая тенденция  культа Бориса и Глеба ясна: укрепить государственное единство Руси на основе строгого выполнения феодальных обязательств младших князей по отношению к  старшим и старших по отношению к младшим» [1]. Когда возник культ святых Бориса и Глеба, мы не знаем. Большинство исследователей предполагает, что это произошло во время княжения Ярослава Мудрого, так как культ этих святых в значительной степени возвеличивал его: он был братом убитых и выступал как мститель за них. Однако А. Поппэ высказал обоснованное предположение, что культ Бориса и Глеба возник позже, в самом конце княжения Ярослава, а, скорее, уже после его смерти. Дело в том, что «Слово о законе и благодати» Илариона, созданное в 1049–1050 гг., ничего не говорит о святых Борисе и Глебе, хотя «Слово» прославляет Владимира I как крестителя Руси и Ярослава как продолжателя дела своего отца. И политическая и церковно-религиозная тенденция «Слова о законе и

[1] Лихачев Д. С. Некоторые  вопросы идеологии феодалов в  литературе XI–XIII вв. – ТОДРЛ, 1954, т. 10, с. 89

благодати» носят такой  характер, что если бы ко времени  создания этого произведения на Руси уже существовал культ русских  святых Бориса и Глеба, то Иларион  не преминул бы их упомянуть. Этот довод  подтверждается наблюдениями над традицией  употребления княжеских имен. А. Поппэ  считает, что на 50–60-е гг. XI в. падает начальный период развития культа Бориса и Глеба, а в 1072 г., когда мощи Бориса и Глеба переносили из одной церкви в другую, произошла их канонизация. Поэтому, согласно концепции Поппэ, ни одно из произведений Борисо-Глебского  цикла не могло быть создано ранее 60-х гг. XI в. [1] . Вопросы о времени создания произведений Борисо-Глебского цикла, о характере их соотношений, оценка их как литературных произведений и как исторических источников тесно взаимосвязаны и ключевое положение в решении этих вопросов занимает С. Несмотря на большую литературу о Борисо-Глебском цикле, ни один из этих вопросов не может считаться до настоящего времени окончательно решенным. В Успенском сборнике С. состоит из двух частей. В первой рассказано о гибели Бориса и Глеба, о борьбе Ярослава со Святополком, о перенесении при Ярославе тела Глеба из-под Смоленска в Вышгород и погребении его рядом с Борисом. Заканчивается эта часть похвалой святым. Вторая часть, имеющая свое заглавие – «Сказание чудес святою страстотьрпьцю Христову Романа и Давида» – рассказ о чудесах, совершенных святыми, о построении посвященных им церквей в Вышгороде, о перенесении их мощей в 1072 и в 1115 гг. [2] Во многих списках до нас дошла только первая часть Сказания. Одни исследователи считают, что Сказание исконно содержало Сказание чудес. Другие же видят в этих двух

[1]  Поппэ А. В. О времени зарождения культа Бориса и Глеба C.50

[2] Воронин Н. Н. Анонимное  сказание о Борисе и Глебе,  его время, стиль и автор  // ТОДРЛ. 1957. Т. 13. С. 11-56;

частях Сказания: сказании о гибели Бориса и Глеба и Сказание чудес разновременно созданные произведения, объединенные в единое целое на более позднем этапе литературной истории памятника. То или иное решение этого вопроса имеет принципиально важное значение и для датировки Сказания и для определения характера взаимоотношения Сказания с другими произведениями Борисо-Глебского цикла. Если Сказание с самого начала своей литературной истории состояло из двух частей, то оно не могло быть написано ранее 1115 г., так как рассказом о перенесении в этом году мощей святых заканчивается Сказанием чудес. Если же первоначальный вид Сказания не включал Сказание чудес, то создание Сказания может быть датировано значительно более ранним временем. Сказание и Летописную повесть совпадают по содержанию и последовательности развития сюжета, имеются между ними и текстуальные совпадения. Сказание и Чтение сильно отличаются друг от друга. Однако общий характер соотношения их текстов таков, что отрицать возможность знакомства одного автора с произведением другого нельзя. Существует несколько вариантов решения проблемы соотношения Сказания, Летописной повести и Чтения: 1) первоначален текст Сказания и к нему восходят Летописная повесть и Чтение; 2) первоначален текст Летописной повести и он является источником и Сказания и Чтения; 3) Сказание создавалось после Чтения и его источниками были и Летописная повесть и Чтение; 4) и Летописная повесть, и Сказание, и Чтение восходят к общим, недошедшим до нас источникам. На раннем этапе изучения Сказания было высказано предположение, что автором его был Иаков (XI в.), монах Киево-Печерского монастыря. Позже эта гипотеза была отвергнута, поэтому в научной литературе Сказание часто называется «анонимным Сказанием о Борисе и Глебе».[1] А. А. Шахматов, исследовавший Борисо-Глебский цикл в связи с историей древнейшего периода русского летописания, пришел к

[1] Шахматов А. А. Разыскания о древнейших рус. летописных сводах // ЛЗАК. Т. 20. С. 29-97 (отд. отт.: СПб., 1908);

заключению о зависимости  Сказания как от Летописной повести, в том ее виде, в каком она читалась в Начальном своде, так и от Чтения Сказания, по его мнению, возникло после 1115 г., так как с самого начала состояло из Сказания о гибели Бориса и Глеба и Сказания чудес. Позже, под влиянием работ С. А. Бугославского, Шахматов пересмотрел свою точку зрения по вопросу о соотношении текстов Борисо-Глебского цикла, не изменив своего взгляда на время создания их. В книге «Повесть временных лет» он пришел к выводу, что, вероятнее всего, существовал не дошедший до нас общий источник для всех трех произведений: Летописная повесть, Сказание и Чтение. Возможность существования недошедшего до нас источника (или нескольких источников), к которому (или к которым) восходят сохранившиеся памятники Борисо-Глебского цикла, допускали многие исследователи (и до и после Шахматова). Исследователь из ФРГ Л. Мюллер, например, предполагает, что вскоре после окончательной победы Ярослава над Святополком в 1019 г. при киевском дворе князя возникла сага, посвященная рассказу о гибели Бориса и Глеба и о борьбе Ярослава со Святополком. Митрополиту Иоанну, при котором произошло открытие мощей святых и установление праздника 24 июня, Ярослав поручил составить рассказ о событиях, связанных с Борисом и Глебом. Рассказ этот, называемый Мюллером первоначальной легендой был написан Иоанном по-гречески. Первоначальная легенда – мартирий святым. Фактический материал Иоанн почерпнул из саги, устных преданий и рассказов князя Ярослава и его окружения. Первоначальная легенда и сага до нас не дошли, но и сагой и первоначальной легендой пользовались авторы сохранившихся памятников Борисо-Глебского цикла. Летописец, составлявший историческое сочинение, использовал и сагу, и первоначальную легенду. Автор Сказания, произведение которого следует относить к жанру типа проповеди или торжественной речи, положил в основу своего произведения первоначальную легенду и летописную повесть, добавив в конце похвалу святым и молитву. Сказание было написано в XI или начале XII в. Чтение, которое Мюллер, как и Шахматов, датирует 80-ми гг. XI в., имело целью создать текст, который отвечал бы требованиям собственно агиографического жанра. Нестор, автор Чтения, располагал тем же кругом источников, что и автор Сказания. С. А. Бугославский, [1] которому принадлежит наиболее обстоятельное исследование памятников Борисо-Глебского цикла, отвергает гипотезу о несохранившемся общем источнике для Сказания, Летописной повести и Чтения. Первоначальным письменным текстом о Борисе и Глебе, считает он, является Летописная повесть, но в более древнем виде, чем в дошедших до нас списках летописей. Составлена она была автором летописи, так как по стилю не отличается от соседствующих с нею летописных статей. К этому древнему виду Летописной повести восходит Сказание, которое было написано по поручению князя Ярослава в начале второй половины XI в., это панегирик Ярославу, как брату святых. В дальнейшем к этому первоначальному виду Сказания, состоявшему только из текста сказания о гибели Бориса и Глеба, была присоединена небольшая статья о внешнем облике Бориса (во многих списках, в том числе в Успенском, она носит заглавие «О Борисе, как бе възъръмь») и Сказание чудес святою страстотьрпьцю Христову Романа и Давида.[2] Чтение, считает Бугославский, было написано в период времени между 1108–1115 гг. и Нестор пользовался текстом С. С. А. Бугославский много внимания уделяет анализу Сказания чудес святою страстотьрпьцю Христову Романа и Давида. Вслед за большинством предшествующих исследователей он отмечал, что Сказание чудес святою страстотьрпьцю Христову Романа и Давида основано на записях, ведшихся при Вышегородской церкви, и считал, что оно состоит из произведений трех авторов. Три части Сказания чюдес святою

[1] Бугославский С. А. К вопросу о характере и объеме лит. деятельности прп. Нестора // Там же. 1914. Т. 19. Кн. 1. С. 131-186;

[2] Бугославский С. А.  К вопросу о характере и  объеме лит. деятельности прп. Нестора // Там же. 1914. Т. 19. Кн. 3. С. 153-191;

 страстотьрпьцю Христову  Романа и Давида отличаются друг от друга и выбором лексики, и стилистически, и идеологическим направлением. Первый автор писал после 1089 г., но до 1105 г., второй – после 1097 г., но до 1111 г., третий автор писал в период с 1115 г. по 1118 г., он был одновременно и редактором всего текста Сказание чюдес в целом, в том его виде, в каком этот текст дошел до нас в Успенском сборнике. С. А. Бугославский приходит к заключению, что и по формальным признакам (С оканчивается похвалой святым, Сказание чюдес имеет самостоятельный заголовок и начинается новым вступлением), и по содержанию, и по стилю сказание о гибели Бориса и Глеба и Сказание чюдес – два разных произведения. А. А. Шахматов, хотя и считал, что сказание о гибели Бориса и Глеба ( нельзя отделять от Сказания чудес, в работе «Повесть временных лет» писал о двух редакциях Сказания чудес; первая редакция возникла не ранее 1081 г., вторая редакция посвящена рассказу о временах Святослава Ярославича, Всеволода Ярославича, Святополка Изяславича и Владимира Всеволодовича Мономаха, она была составлена после 1115 г. Д. И. Абрамович, не останавливаясь на вопросе о разных редакциях Сказания чудес, пишет, что окончательная обработка Сказания чюдес относится к первой четверти XII в. (после 1115 г. и до 1125 г., так как в Сказания чудес не говорится о смерти Владимира Мономаха). Он считает, что Сказания чудес составлено отдельно и независимо от сказании о гибели Бориса и Глеба. Двумя отдельными, возникшими в разное время произведениями, считает сказание о гибели Бориса и Глеба и Сказание чудес А. Поппэ: об этом свидетельствует, как он доказывает, и композиционная самостоятельность сказания о гибели Бориса и Глеба и Сказания чудес, и разный характер этих произведений. [1] Существенным подтверждением первоначальной самостоятельности сказания о гибели Бориса и Глеба, по мнению Поппэ, следует считать вставку между сказанием

[1] Поппэ А. В. О роли иконографических изображений в изучении лит. произведений о Борисе и Глебе // ТОДРЛ. 1966. Т. 22. С. 24-45;

о гибели Бориса и Глеба  и Сказанием чудес статьи «О Борисе, как бе възъръмь». Об этом же и о более раннем написании сказания о гибели Бориса и Глеба, чем Сказание о чудесах, говорит, по его мнению, отсутствие в сказании о гибели Бориса и Глеба , которое заканчивается общей похвалой святым, упоминания о перенесении их мощей в 1072 и 1115 гг., чему так много уделено внимания в Сказанию о чудесах. А. Поппэ считает Сказание о чудесах произведением двух авторов. Первый автор писал в 1073 г., написанная им часть заканчивалась рассказом о прозрении слепого, которого направил для исцеления к гробницам Бориса и Глеба святой Георгий. Второму автору принадлежит вся остальная часть Сказания о чудесах, он писал после 1115 г. до 1117 г., автор этой части Сказания о чудесах был человеком, близким к Владимиру Мономаху. В похвале, которой оканчивается сказание о гибели Бориса и Глеба, считает А. Поппэ, явно прослеживаются аллюзии на события 1068–1069 гг. На основе этого он датирует время написания сказания о гибели Бориса и Глеба периодом после 1069 г., но до 1072 г., когда происходило перенесение мощей. Специально исследованию характера взаимоотношений Сказания и Летописной поветсти посвящена монография Н. Н. Ильина «Летописная статья 6523 года и ее источник»). Исследователь приходит к следующим выводам. Первоначальная редакция Сказания – текст только сказание о гибели Бориса и Глеба, без Сказания о чудесах.[1] Сказание представляет собой первоначальную литературную обработку преданий о Борисе и Глебе, и текст Сказания явился источником Летописной повести. Сказание, памятник агиографического жанра, составленный около 1072 г. По мнению Ильина, Сказание возникло под сильным влиянием хорошо известных в то время на Руси легенд о чешских святых X в. Людмиле и Вячеславе (см.: Жития Людмилы и Вячеслава чешских). Обстоятельства гибели Бориса и Глеба, сообщаемые Сказанием, как считает Ильин, – «в большинстве своем чисто литературного