Жизнеописание святых Бориса и Глеба и упоминание их в древнерусской литературе

[1] Банк А. В. Два свидетельства  почитания культа Бориса и  Глеба вне пределов России // Преслав.  София, 1976. Вып. 2. С. 144-154;

происхождения и представляют композиционно как бы переделку  и, местами, перефраз отрывков однородного  содержания названных выше чешских легенд» [1]. Летописная повесть представляет собой, как считает Ильин, сокращенную переработку Сказания, которая придала тексту источника «видимость повествования о реальных исторических событиях» [2]. Идейная направленность Сказания отражает политическую ситуацию в Киевской Руси при Изяславе Ярославиче – времени создания Сказания. По мнению Ильина, Сказание «несомненно вышло из стен Киево-Печерского монастыря, прошло через редакцию Феодосия, если только не составлялось по его указаниям» [3]. Гипотезу Ильина о создании Сказания в стенах Киево-Печерского монастыря поддерживает А. В. Поппэ. Специальную статью литературной истории Сказания посвятил Н. Н. Воронин, особенно подробно остановившийся на социально-политических идеях произведения. По его мнению, Сказание как единое литературное произведение было все полностью создано одним автором и с самого начала включало в себя обе части: сказание о гибели Бориса и Глеба и Сказание о чудесах. Автором Сказания был переяславльский епископ Лазарь. Он дважды упомянут в Сказании о чудесах; сначала как «старейшина клириков» вышегородской церкви (при нем свершается чудо с сухорукой женщиной из Дорогобужа), а затем – как переяславльский епископ – в рассказе о перенесении мощей Бориса и Глеба в 1115 г. Последняя дата – ранний рубеж написания Сказания, а время смерти Лазаря (6 сентября 1117 г.) – поздний рубеж возможного времени написания С. Лазарь, как считает Н. Н. Воронин, работал над Сказанием до последних

[1] Ильин. Летописная статья, с. 209

[2] там же, с. 209

[3] там же, с. 183

 дней жизни и из-за  смерти не успел завершить  свой труд: этим обстоятельством  Н. Н. Воронин объясняет отсутствие  в произведении общей заключительной  похвалы святым и отсутствие  статьи о внешнем облике Глеба. Лазарь писал Сказание после того, как Нестором было написано Чтение. Для Лазаря, как и для Нестора, источником фактических данных служили записи, которые велись при вышегородской церкви. Среди этих записей, как полагает Н. Н. Воронин, могли находиться и рассказы, записанные со слов очевидцев гибели Бориса и Глеба. К сожалению, Н. Н. Воронин совсем не останавливается на вопросе о соотношении Сказания и Летописной повести, а между этими произведениями много общего не только в содержании эпизодов и в текстуальных совпадениях, но и в идейно-политической направленности. Едва ли в таком случае можно считать Сказание полностью оригинальным произведением, принадлежащим перу Лазаря и созданным между 1115–1117 гг., если Летописная повесть бесспорно была написана раньше этого времени. Таким образом, приходится признать, что литературная история Сказания до настоящего времени остается не до конца раскрытой и многие предположения на этот счет носят гипотетический характер. Сказание дошло до нас в большом количестве списков. Наиболее полное текстологическое исследование Сказания (165 списков) было сделано С. А. Бугославским, который разделил эти списки на 6 редакций. 1-я редакция – Торжественник (50 списков; близки друг другу и архетипу), она была составлена во 2-й пол. XIV – 1-й пол. XV в. Сказание о чудесах в архетипе этой редакции не было. 2-я редакция – Синодальная (54 сп.), XV в., текст этой редакции лег в основу Сказания в Степенной книге, где в качестве источников были также использованы Чтение, Летописная повесть, паремийные чтения. 3-я редакция – Северозападнорусская (9 сп.), XV в. 4-я редакция – Сильвестровская (она же Минейная, так как входит в ВМЧ) (12 сп.). В этой ред. имеется несколько вставок из Летописной повести, относится она к XIV в., названа по раннему списку – лицевому тексту Сказания в Сильвестровском сборнике. 5-я редакция – Чудовская (35 сп.), названа по сп. Чудовского монастыряря XIV в. 6-я редакция – Успенская (4 сп.), названа по Успенскому сп. XII в. Как отмечает сам же Бугославский, Чудовская и Успенская редакции очень близки, но в Чудовской ред. не было Сказания о чудесах. По мнению Бугославского, архетипом Чудовской редакции был оригинал С. Бугославский отмечает, что в XVI–XVII вв. создавались новые редакции и переработки Сказания. В издании текстов Сказания 1928 г. Бугославский издает помимо текстов всех названных редакций (с разночтениями по спискам) свою реконструкцию оригинала Сказания (за основу взят Успенский список). Следует отметить, что текстуальные отличия между редакциями (за исключением вставок из других текстов Борисо-Глебского цикла в отдельных редакциях) не велики, преимущественно в разночтениях отдельных слов, и принципы деления текстов на редакции недостаточно ясны. Показательно в этом отношении, что Д. И. Абрамович, издавая тексты Борисо-Глебского цикла, публикует Сказание по Успенскому списку и приводит к нему разночтения по тем спискам, которые по классификации С. А. Бугославского входят в 5 разных редакций. На вопросах текстологии списков Сказания кратко останавливался в своем исследовании княжеских житий Н. Серебрянский, отметивший ряд поздних редакций и переделок С. Приходится, таким образом, признать, что, несмотря на большую работу С. А. Бугославского, текстологическое исследование Сказания остается одной из актуальных задач изучения Сказания и всего Борисо-Глебского цикла. Из Сказания явствует, что автор его знал целый ряд памятников переводной житийной литературы: он ссылается на Мучение Никиты, Житие Вячеслава Чешского, Житие Варвары, Житие Меркурия Кесарийского, Мучение Димитрия Солунского. О популярности самого Сказания в Древней Руси прежде всего свидетельствует большое число списков Сказания. Патриотическая направленность Сказания – Борис и Глеб выступают как защитники Руси от внешних врагов, как святые молебники перед богом о благоденствии Русской земли, – способствовала тому, что Борис и Глеб очень часто фигурируют помощниками русского воинства в различных воинских повестях. Сказание лежит в основе народного духовного стиха о Борисе и Глебе. В конце XII – нач. XIII в. на основе Сказания было составлено армянское проложное сказание о Борисе и Глебе, входящее в состав армянского Синаксаря. По вопросу о происхождении армянского текста существует две точки зрения: 1) армянский текст восходит к греческому, составленному на основе Сказания, который до нас не дошел; 2) непосредственным источником армянского текста был сам текст Сказания. В последнее время преобладает число сторонников второй точки зрения. В русском Прологе помещено несколько текстов о Борисе и Глебе. Прежде всего это четыре варианта краткого проложного жития Бориса и Глеба: 1-й – извлечение из Летописной повести (в том ее виде, в каком она читалась в Начальном своде) с вставками из Чтения; 2-й и 3-й – восходят к Сказанию, 4-й – источник не ясен. Это Житие помещается в Прологе под 24 июля; 5 сентября – статья об убиении Глеба (в нескольких вариантах); 2 и 20 мая – статья о первом (в 1072 г.) и втором (в 1115 г.) перенесении мощей Бориса и Глеба; 11 августа – статья о перенесении мощей святых из Вышгорода в Смоленск на Смядынь в 1191 г. Кроме проложных статей о Борисе и Глебе в Паремийник (сборник церковно-служебных назидательных чтений), включено чтение Борису и Глебу. Паремийное чтение Борису и Глебу делится на 4 редакции, составлено оно было в конце XI – нач. XII в. Последний его исследователь считает, что оно восходит к общему с Летописной повести источнику. Паремийное чтение пользовалось большой популярностью у древнерусских писателей: заимствования из него имеются в Повести о житии Александра Невского, в Летописной повести о Мамаевом побоище, в Слове о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, в Сказании о Мамаевом побоище, в Повести о начале Москвы и об убиении Даниила Суздальского.[1] Есть похвальное слово Борису и Глебу, которое, по-видимому, было составлено

[1] Смирнова Э. С. Отражение  лит. произведений о Борисе и Глебе в древнерус. станковой живописи // ТОДРЛ. 1959. Т. 15. С. 312-327;

для ВМЧ. Текст, имеющий в  древнерусской рукописной традиции заглавие: «Похвала и мучение святых мученик Бориса и Глеба» и «Месяца  майя въ 2 день. Слово похвальное на пренесение святых страстотерпец Бориса и Глеба, да и прочий не враждуют на братию свою» – самостоятельный  литературный памятник второй половины XII в., называемый в истории древнерусской  литературы Словом о князьях. Имеются  церковные службы святым Борису и  Глебу. Предполагается, что первоначальный вариант церковной службы был  составлен в первой половине XI в. киевским митрополитом Иоанном (если принять  гипотезу А. Поппэ о времени возникновения  культа Бориса и Глеба, то эта точка  зрения требует пересмотра). Окончательный  вид служба приобрела не позже XV в. Сохранилось несколько лицевых  списков С., из которых самый ранний и наиболее интересный – Сильвестровский  сборник. Велика иконография Бориса и Глеба. Попытки уточнить время  создания произведений Борисо-Глебского  цикла и характер соотношения  этих произведений на основе данных миниатюр и иконографии, как весьма убедительно  показал А. Поппэ, удачными признаны быть не могут.

В 1015 г. умер киевский князь  Владимир I Святославич. Киевский великокняжеский  стол занял Святополк. По старшинству  он имел право претендовать на это, но обстоятельства рождения Святополка и характер отношения к нему Владимира  заставляли его опасаться за прочность  своего положения. За 35 лет до этих событий, в 980 г., Владимир, убив своего старшего брата Ярополка, княжившего в Киеве, взял себе в жены его беременную жену «грекиню» (гречанку). Таким образом, хотя Святополк родился, когда его  мать являлась женой Владимира I, он был сыном не Владимира, а Ярополка. Поэтому-то, как говорит «Сказание  о Борисе и Глебе»,— «и не любляаше его» Владимир. Стремясь утвердиться  на киевском великокняжеском престоле, Святополк стал уничтожать своих  возможных соперников. Были убиты  по его приказанию сыновья Владимира  Святослав, Борис и Глеб. В борьбу за киевский княжеский стол вступил  княживший в Новгороде сын  Владимира от Рогнеды Ярослав, прозванный впоследствии Мудрым. В результате упорной и длительной борьбы, продолжавшейся до 1019 г. и окончившейся поражением и гибелью Святополка, Ярослав утвердился на киевском престоле (княжил до 1054 г.). Деятельность Ярослава была направлена на усиление могущества и самостоятельности Руси. Важное государственное и политическое значение в этом процессе приобретало положение русской церкви. Стремясь укрепить независимость русской церкви от Византии, Ярослав добивался канонизации (признания святыми) русских государственных и церковных деятелей. Такими первыми, официально признанными Византией русскими святыми стали погибшие в межкняжеских распрях Борис и Глеб. В честь Бориса и Глеба был установлен церковный праздник (24 июля), причисленный к великим годовым праздникам русской церкви.

Культ Бориса и Глеба имел важное государственно-политическое значение. Поведением Бориса и Глеба, не поднявших руки на старшего брата даже в защиту своей жизни, освящалась идея родового старшинства в системе княжеской иерархии: князья, не нарушившие этой заповеди, стали святыми. Политическая тенденция почитания первых русских святых заключалась в осуждении княжеских распрь, в стремлении укрепить государственное единство Руси на основе строгого соблюдения феодальных взаимоотношений между князьями: все князья — братья, но старшие обязаны защищать младших и покровительствовать им, а младшие беззаветно покоряться старшим.

Государственное, церковное  и политическое значение культа Бориса и Глеба способствовало созданию и широкому распространению в  древнерусской письменности многочисленных произведений о них. Им посвящена летописная повесть (под 1015 г.) об убийстве Бориса (см. Повесть временных лет), «Сказание и страсть и похвала святую мученику Бориса и Глеба», написанное неизвестным автором, «Чтение о житии и о погублении блаженную страстотерпцю Бориса и Глеба», автором которого был Нестор, проложные сказания (краткие рассказы в Прологах — особом виде древнерусских литературных сборников), паремийное чтение (текст, включенный в богослужебные книги — Паремийники и Служебные Минеи). Вопрос о взаимоотношении всех этих текстов и их хронологии весьма сложен и до настоящего времени не может считаться разрешенным. По мнению большинства ученых в основе и «Сказания», и «Чтения» лежит летописная повесть (есть, правда, и гипотеза о первичности «Сказания» по отношению к летописной повести). По вопросу о взаимоотношении «Сказания» и «Чтения» в науке существуют две противоположных точки зрения.

С. А. Бугославский на основе текстологического изучения 255 списков  всего цикла памятников о Борисе и Глебе пришел к заключению, что  «Сказание» возникло в последние  годы княжения Ярослава Мудрого (т. е. в  середине XI в.). Позже к «Сказанию о Борисе и Глебе» было присоединено «Сказание о чудесах», составлявшееся последовательно тремя авторами на протяжении 1089—1115 гг. Наиболее ранний список «Сказания» (в Успенском сборнике конца XII — нач. XIII вв.) дошел до нас уже в таком виде (т. е. текст «Сказания о Борисе и Глебе», дополненный «Сказанием о чудесах»). На основе «Сказания о Борисе и Глебе», дополненного рассказами о чудесах в редакции второго автора, скорее всего около 1108 г., Нестором было составлено «Чтение». Противоположная точка зрения, обоснованная А. А. Шахматовым, поддержанная и развитая Н. Серебрянским, Д. И. Абрамовичем, Н. Н. Ворониным (мы называем имена тех исследователей, которые специально занимались этой проблемой), сводится к следующему. Сначала, в 80-х гг. XI в., было написано «Чтение» Нестором. На основе Несторового «Чтения» и летописной повести после 1115 г. было создано «Сказание», с самого начала включавшее в свой состав и рассказы о чудесах. Гипотетичность обеих точек зрения требует дальнейшей разработки данного вопроса.

В «Сказании», по сравнению  с «Чтением», гораздо драматичнее  и динамичнее изображены описываемые  события, сильнее показаны эмоциональные переживания героев. Сочетание в «Сказании» патетичности с лиричностью, риторичности с лаконизмом, близким к летописному стилю повествования, делают этот памятник самого раннего периода древнерусской литературы одним из наиболее ярких произведений Древней Руси. У древнерусских читателей «Сказание» пользовалось значительно большей популярностью, чем «Чтение»: списков первого произведения гораздо больше, чем второго.

Образ Бориса и Глеба, как  святых-воинов, покровителей и защитников Русской земли и русских князей, неоднократно использовался в древнерусской  литературе, особенно в произведениях, посвященных воинским темам. В течение  нескольких веков древнерусские  писатели обращались к литературным памятникам о Борисе и Глебе, преимущественно  к «Сказанию», заимствуя из этих источников сюжетные ситуации, поэтические  формулы, отдельные обороты и  целые отрывки текста. Столь же популярны Борис и Глеб, как  святые князья-воины, были и в древнерусском  изобразительном искусстве.

Летописная повесть о  Борисе и Глебе неоднократно издавалась в составе «Повести временных  лет». Научное издание текстов  «Сказания», «Чтения» и других памятников этого цикла см.: «Жития святых мучеников  Бориса и Глеба и службы им».

3. Почитание

    3.1   Канонизация

Канонизация святого и появление его жития - тесно взаимосвязаны, и их нельзя рассматривать изолированно друг от друга.

Историкам литературы, занимающимся датировкой житий, важно уяснить, что "Житие" святого (или святых) не создавалось по наитию сочинителя, исходя из одного его желания. Наоборот, принимаемые автором "Жития" на себя обязательства по его написанию  были христианским послушанием, оказанной  ему честью, о чем часто и  сообщается автором в начале жития: "Благодарю тя, Владыко мой, Господи Иисусе Христе, яко съподобилъ мя еси недостойнааго съповедателя быти святыимъ твоимъ въгодьникомъ... еже выше моея силы, ему же и не бехъ достоинъ - грубъ сы и неразумичьнъ", - писал Нестор в "Житии Феодосия Печерского".[1]

"Житие" является  обязательным компонентом службы  святого, и писалось не позднее  времени его официальной канонизации,  и, как правило, было приурочено  к ней. Поэтому "Житие"  нельзя воспринимать просто как  литературный памятник определенной  эпохи, но как специфический  жанр христианской литературы, появление  которого обусловлено официальной  канонизацией святого, а в нашем  случае - святых. Следовательно, одним  из главных факторов в датировке  житий Бориса и Глеба является  установление времени канонизации  святых, ибо, повторюсь, позднее  официально признанной канонизации  святых, первое житие возникнуть не могло. На эту связь исследователи не обратили внимания, хотя о ней писал еще Е.Е.Голубинский. Возможно, это вызвано тем обстоятельством, что до сих пор точно не установлено время официальной канонизации Бориса и Глеба, хотя именно оно и может прояснить историю создания "Сказания" и "Чтения" о Борисе и Глебе.[2]

Почти за два с половиной столетия, с тех пор как впервые была предпринята попытка указать время канонизации князей-страстотерпцев Бориса и Глеба (и датировать их жития), накопилась столь обширная литература.

По мнению А.А. Шахматова, причисление Бориса и Глеба к  лику святых связано с актом перенесения  тела Глеба с берега реки Смядыни  в Вышгород и погребения его в  церкви Св. Василия.

[1] Голубовский П. В.  Служба святым мученикам Борису  и Глебу в Иваничской Минее  1547-1549 гг. // Там же. Вып. 3. С. 125-164;

[2]  Голубинский. Канонизация святых. С. 43-49;

Другой дореволюционный  исследователь - В. Васильев - также  расценил это событие как свидетельство  канонизации князей, но не ограничил  процесс одним только 1020 г. и раздвинул  его хронологические рамки до 1039 г., увязав с пастырской деятельностью  митрополита Иоанна (1020-1039).

Историк русской церкви Макарий  полагал, что празднование памяти Бориса и Глеба 24 июля началось вскоре после  сооружения в 1021 г. в Вышгороде первой церкви во имя Бориса и Глеба.[1]

Близка этим взглядам точка зрения Г. Федотова. М.Д.Приселков высказал предположение о канонизации Бориса и Глеба в 1026 г., когда князь Ярослав построил взамен сгоревшей церкви Василия, в которой до пожара покоились тела князей, новую церковь специально для гробниц святых. Перенесение мощей, как оно описано в "Съказании о чюдесехъ святою страстотьрпъцю Христову Романа и Давида" (князья названы своими христианскими именами), было пышно обставлено: "И шьдъше съ хрьсты Иоанъ митрополитъ, и князь Ярославъ, и вьсе поповьство, и людие, и пренесоша святая, и цьрьковь (о)святиша, и уставиша праздьникъ праздьновати месяца иулиа въ 24: въньже дьнь убиенъ преблаженый Борисъ, вь тъ же дьнь и цьркы (о)священа, и пренесена быста святая".

Описанные торжества, а главное - пересказанные чудеса, происходившие  у мощей князей, действительно  могут быть восприняты как доказательство факта наличия уже в ту пору почитания святых русской церковью. Во всяком случае, Е.Е.Голубинский именно так их и воспринимал.

Близок к такому пониманию  событий и Л. Мюллер, полагающий, что канонизация святых Бориса и  Глеба произошла ещё при Ярославе Мудром и во время святительской  деятельности в Киеве Иоанна I, т.е., не позднее 1039 г. Она представляет собой  описанные в "Сказании" и "Чтении" торжества по перенесению мощей  святых в новопостроенную кн. Ярославом 

[1] Банк А. В. Два свидетельства почитания культа Бориса и Глеба вне пределов России // Преслав. София, 1976. Вып. 2. С. 100-154;