Языческие верования древних славян

От темпов индустриализации отставала система коммуникаций. Уязвимым местом оставались железнодорожный, морской и речной транспорт. Из предусмотренных  планом строительства новых транспортных путей была реализована только треть. В народном хозяйстве складывались серьезные диспропорции: легкая промышленность была принесена в жертву тяжелой  индустрии и стала серьезно отставать  от нее; сельскохозяйственное производство претерпевало упадок. Именно в годы «большого скачка» сформировались глубокие народнохозяйственные диспропорции, которые на десятилетия вперед будут  характерны для всего развития экономики  и общества в СССР.

Историки сходятся во мнении, что провалы в выполнении первой пятилетки заставили сталинское руководство объявить о ее досрочном  выполнении (за четыре года и три  месяца) с тем, чтобы внести коррективы в планирование.

На январском 1933 года пленуме  ЦК ВКП(б) Сталин заявил, что теперь нет необходимости «подхлестывать и подгонять страну» и следует снизить темпы промышленного строительства. В январе — феврале 1934 года XVII съезд ВКП(б) утвердил второй пятилетний план развития народного хозяйства на 1933—1937 годы. В нем среднегодовые темпы прироста промышленной продукции снижались до 16,5 % (против 30 % в первой пятилетке). Были учтены просчеты в развитии легкой промышленности, которая теперь по среднегодовому росту производства (18,5 %) должна была опережать тяжелую индустрию (14,5 %).

За годы второй пятилетки  были сооружены 4,5 тыс. крупных промышленных предприятий. Вошли в строй Уральский  машиностроительный и Челябинский  тракторный, Ново-Тульский металлургический и другие заводы, десятки доменных и мартеновских печей, шахт и электростанций. В Москве была проложена первая линия  метрополитена. Ускоренными темпами  развивалась индустрия союзных  республик.

Яркой страницей в истории  индустриализации стало стахановское движение, охватившее широкие слои рабочих. Начало и имя этому движению дал шахтер Алексей Стаханов, установивший в сентябре 1935 года рекорд, выполнив за смену 14 трудовых норм. Успехи Стаханова  получили всесоюзную известность, а  движение быстро распространилось на все отрасли промышленности. По сути, национальными героями, наряду со Стахановым, стали шахтер Н. Изотов, кузнец А. Бусыгин, металлург А. Мазай, текстильщицы сестры Виноградовы и др. В то же время стремление к установлению рекордов имело и оборотную сторону. Недостаточная подготовленность вновь назначенных хозяйственных руководителей и неумение большинства рабочих освоить новую технику порой приводили к ее порче и к дезорганизации производства.

К концу 30-х годов по абсолютным объемам промышленного производства СССР вышел на 2-е место в мире после США. Сократилось отставание от передовых держав по производству промышленной продукции на душу населения. СССР стал одной из трех — четырех стран в мире, способных производить любой вид промышленной продукции. Великая Отечественная война устроила беспощадный экзамен советской экономике. И в целом она его выдержала. В основе военного успеха лежал мощный индустриальный потенциал, созданный в 30-е годы.

2. Коллективизация

Считается, что состоявшийся в декабре 1927 года XV съезд ВКП(б) провозгласил «курс на коллективизацию». Однако такая трактовка его решений соответствует скорее последующей практике, а не их подлинному содержанию. В действительности же на съезде речь шла о развитии всех форм кооперации, о том, что перспективная задача постепенного перехода к коллективной обработке земли будет осуществляться «на основе новой техники (электрификации и т. д.)», а не наоборот: к машинизации на основе коллективизации. Ни сроков, ни тем более единственных форм и способов кооперирования крестьянских хозяйств съезд не устанавливал.

Решение съезда о переходе к политике наступления на кулачество имело в виду последовательное ограничение  эксплуататорских возможностей и устремлений  кулацких хозяйств, их активное вытеснение экономными методами, а не методами разорения или принудительной ликвидации. Задачи наступления на капиталистические  элементы и в городе, и в деревне  формулировались с большой осторожностью. В целом, XV партсъезд никак не может быть назван «съездом коллективизации сельского хозяйства».

К концу нэпа в стране складывалась крепкая система сельскохозяйственной кооперации (в 1927 году она объединяла уже третью часть крестьянских хозяйств). Рядом с ней действовали не менее развитые потребительская  и растущая кустарно-промысловая  кооперативные системы. Вместе они  охватывали свыше двух третей товарооборота  между городом и деревней, обеспечивая  тем самым прочную экономическую  связь («смычку») между крестьянскими  хозяйствами и социалистической промышленностью.

В 20-х годах был действительно  заметным подъем крестьянского хозяйства, свидетельствовавший о благотворных результатах национализации земли, освобождения крестьян от помещичьего  гнета и эксплуатации со стороны  крупного капитала, а также об эффективности  новой экономической политики. За три—четыре года крестьяне восстановили сельское хозяйство после сильнейшей разрухи. Однако в 1925—1929 год производство зерна колебалось на уровне чуть выше довоенного. Рост производства технических  культур продолжался, но был умеренным и неустойчивым. Хорошими темпами увеличивалось поголовье скота — с 1925 по 1928 годы примерно на 5 % в год. Словом, мелкое крестьянское хозяйство отнюдь не исчерпало возможностей для развития. Но они были ограниченными с точки зрения потребностей страны, вступившей на путь индустриализации. Кризис хлебозаготовок в конце 1927 года возник как результат рыночных колебаний, а не как отражение кризиса сельскохозяйственного производства, а тем более социального кризиса в деревне. Конечно, сокращение государственных заготовок хлеба создавало угрозу планам промышленного строительства, осложняло экономическое положение, обостряло социальные конфликты и в городе, и в деревне. Обстановка к началу 1928 года серьезно осложнилась, требовала взвешенного подхода. Но этого как раз и не произошло.

Анализ происхождения  кризиса хлебозаготовок и путей  его преодоления был в центре внимания апрельского и июльского  пленумов ЦК ВКП(б) в 1928 году. На этих пленумах выявились коренные расхождения в позициях Бухарина и Сталина, в предлагаемых ими решениях возникших проблем. Для Сталина кризис хлебозаготовок объяснялся «кулацкой стачкой» — выступлением выросшего и окрепшего в условиях нэпа кулачества против Советской власти.

Бухарин при анализе тех  же явлений делал акцент на имеющиеся  недостатки и ошибки в работе органов  власти, отмечая, что «кулак представляет опасную силу в первую очередь  постольку, поскольку он использует наши ошибки». Предложения Бухарина, Рыкова и их сторонников о выходе из ситуации, созданной кризисом хлебозаготовок, на путях нэпа (отказ от «чрезвычайных» мер, сохранение курса на подъем крестьянского  хозяйства и развитие торгово-кредитных  форм кооперации, повышение цен на хлеб и др.) были отвергнуты как уступка  кулаку и проявление правого оппортунизма. Перевод сельского хозяйства  на путь крупного обобществленного производства стал рассматриваться как средство решения хлебной проблемы в самые  короткие сроки и одновременно ликвидации кулачества как главного врага советской  власти.

Бухаринский вариант решения проблем не был единственной альтернативой сталинскому варианту. Не менее важным, а главное, привязанным ко времени был вариант, предусмотренный первым пятилетним планом развития народного хозяйства СССР (1928/29—1932/33 годы). По этому плану процесс кооперирования в деревне получал мощный толчок: к концу пятилетки все формы сельскохозяйственной кооперации должны были охватить до 85 % крестьянских хозяйств, 18—20 % из них предполагалось вовлечь в колхозы. Планировались реальные меры, направленные на подъем производства в «индивидуальном секторе», то есть у основной массы мелких крестьянских хозяйств. Все это подкреплялось необходимыми материальными ресурсами, производством техники, подготовкой кадров. Этот план требовал больших усилий, но был выполним.

Выбор пути совершился в  конце 1929 года и нашел свое выражение, прежде всего в осуждении группы Бухарина как якобы правооппортунистической и в отстранении ее от участия в политическом руководстве, что завершилось на ноябрьском пленуме ЦК партии. В то же самое время был фактически отброшен и первый пятилетний план: продуманные и взаимосвязанные задания стали произвольно пересматриваться в сторону увеличения без учета реальных условий и возможностей. Начиналась безумная и бездумная гонка «за темпом».

Трансформация политики всемерного развития кооперации во всех ее формах в «курс на коллективизацию» началась в ходе хлебозаготовок и в непосредственной связи с ними. Резко возрастают масштабы государственной помощи колхозам — кредитование и снабжение машинами и орудиями, передача лучших земель, налоговые льготы. Партийные, советские, кооперативные организации развертывают активную пропаганду коллективного  земледелия, работу по практической организации  колхозов. Однако начавшееся весной 1928 года форсирование организации колхозов с течением времени становилось  все более откровенным и сильным. Летом 1929 года провозглашается лозунг «сплошной коллективизации» крестьянских хозяйств целых округов (первым среди  них стал Хоперский округ Нижне-Волжского края).

«Теоретическим» обоснованием форсирования коллективизации явилась  статья Сталина «Год великого перелома», опубликованная 7 ноября 1929 года. В ней  утверждалось, что в колхозы якобы  пошли основные, середняцкие массы  крестьянства, что в социалистическом преобразовании сельского хозяйства  уже одержана «решающая победа» (на самом деле в колхозах тогда  состояло 6—7 % крестьянских хозяйств, при том, что свыше третьей части деревни составляла беднота).

На ноябрьском пленуме  ЦК ВКП(б) 1929 года задача «сплошной коллективизации» ставилась уже «перед отдельными областями». 5 января 1930 года было принято постановление ЦК ВКП(б) «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству». Зерновые районы были разграничены на две зоны по срокам завершения коллективизации: Северный Кавказ, Нижняя и Средняя Волга должны были в основном завершить коллективизацию «осенью 1930 года или, во всяком случае, весной 1931 года», а остальные зерновые районы — «осенью 1931 года или, во всяком случае, весной 1932 года». Столь сжатые сроки и признание «социалистического соревнования по организации колхозов» находились в полном противоречии с указанием о недопустимости «какого бы то ни было «декретирования» сверху колхозного движения». Хотя постановление характеризовало артель как наиболее распространенную форму колхозов, но всего лишь как переходную к коммуне.

Под сильнейшим нажимом сверху не только в передовых зерновых районах, но и в Черноземном центре, и  в Московской области, и даже в  республиках Востока выносились решения завершить коллективизацию  «в течение весенней посевной кампании 1930 года». Разъяснительная и организационная  работа среди крестьян подменялась  грубым нажимом, угрозами, демагогическими  обещаниями. Раскулачивать стали  не только кулаков, но и середняков — тех, кто еще не хотел вступать в колхозы. Число раскулаченных во многих районах достигало 10—15 % крестьянских хозяйств, число «лишенцев» (лишенных избирательных прав) — 15—20 %. Грубейшие нарушения допускались при обобществлении средств производства. Товарищества по обработке земли (ТОЗы) в административном порядке переводились на уставы артелей и коммун. В артелях добивались максимального обобществления — включая единственную корову, мелкий скот и птицу.

Уровень коллективизации  стремительно повышался, к началу января 1930 года в колхозах числилось свыше 20 % крестьянских хозяйств, к началу марта — свыше 50 %. Конечно, среди  них было немало «дутых», значившихся  лишь на бумаге. Однако главным последствием насилия при создании колхозов стало  массовое недовольство и открытые протесты крестьян, вплоть до антисоветских  вооруженных выступлений. С начала января до середины марта 1930 года их было зарегистрировано более 2 тысяч. Истребление  скота приобрело массовый характер.

Неверно было бы отрицать наличие  в деревне этого времени сторонников  коллективизации, ее подлинных энтузиастов, борцов за колхозы. Они были представлены беднотой и частью середнячества. Без  их активной поддержки ни коллективизация, ни ликвидация кулачества были бы просто невозможны. Но и самый убежденный сторонник коллективного земледелия не мог понять и принять того разгула  бюрократического насилия, который  ворвался в деревню зимой 1929/30 годов.

2 марта «Правда» опубликовала  переработанный Примерный устав  сельскохозяйственной артели, учитывающий  возможности и настроения крестьян (хотя и не столь полно, как это предлагалось ранее в проекте Комиссии Политбюро). В том же номере газеты появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», в которой осуждались перегибы, подчеркивалась необходимость соблюдения принципов добровольности коллективизации. При этом вся ответственность за допущенные «искривления» перекладывалась на местных работников, обвиненных в «головотяпстве». Тем не менее, достигнутый к 20 февраля 50 % уровень коллективизации объявлялся в этой статье успехом, свидетельствующим, что «коренной поворот деревни к социализму можно считать уже обеспеченным». Местные организации, активисты колхозного строительства были поставлены в крайне тяжелое положение. На многих обрушились суровые наказания, вплоть до судебных репрессий. Причем эти карательные меры проводились теми же лицами и органами, которые сами и навязали нелепую и пагубную гонку темпов коллективизации.

«Прилив» в колхозы  сменялся «отливом» из них крестьян. Исчезли «бумажные» и насильственно  созданные колхозы. 1 августа 1930 года, когда «отлив» прекратился, колхозы  объединяли 21 % крестьянских хозяйств.

Стали более активно применяться  экономические рычаги. Возросли масштабы технической реконструкции в  сельском хозяйстве — главным  образом, через создание государственных  машинно-тракторных станций (МТС). За 1931 год было создано 1040 МТС. Уровень механизации сельскохозяйственных работ заметно поднялся. Был упорядочен процесс обобществления крестьянских средств производства. Государство в 1930 году оказывало колхозам большую помощь, им предоставлялись существенные налоговые льготы. Зато для единоличников были увеличены ставки сельскохозяйственного налога, введены взимаемые только с них единовременные налоги. Рос также объем государственных заготовок, которые приобретали обязательный характер.

1932 год был объявлен  «годом завершения сплошной коллективизации». Осенью в колхозах значилось  62,4 % крестьянских хозяйств. Крупное  коллективное хозяйство, таким  образом, становится одной из  основ социалистической экономики  и всего общественного строя.