Трагедия российской деревни: экономические причины вымирания российского села на примере Нечерноземья

На личном подворье труд, почти полностью лишенный механизации, являлся в 2 раза более производительным, чем в колхозах и совхозах, Продуктивность гектара личных угодий была в 20 раз выше, чем в совхозах, в 13, чем в колхозах. Это экономические показатели. Показатели безысходной экономики, за которыми стоит тяжелый труд всей семьи. Такая производительность исключительно ручного труда, достигаемая за счет времени и полной отдачи сил всей семьи не может кардинально решать продовольственную проблему. При этом учтем, что вся эта «производительность» достигается после трудового дня в общественном хозяйстве. Какова же истинная цена такого урожая?!

Низкие цены при закупках не стимулировали сдачу их в государственные заготовительные организации. Намного выгоднее было продавать на базаре. Повышавшиеся год от года планы по сдаче сельскохозяйственной продукции выполнить только за счет коллективного хозяйства оказывалось нереально. Добровольно сельские жители продавали лишь часть необходимого по заготовкам.

Местные руководители требовали сдавать молоко или масло — в зависимости от выполнения плана назначались нормы сдачи. Из села Ярославка Мордовии в 1970 г жители писали: «Это же возврат к прожитому в буквальном смысле слова. Ведь ве очень давно отменен налог натурой и вот опять мы получаем повестки об обязательной продаже сельхозпродуктов. Если у нас есть излишки, то мы их сами продадим, а если нет, то где взять? Да, у нас есть личная корова, десяток кур, но у нас есть дети и им тоже нужны продукты».

Сельские жители вынуждены были по низким закупочным ценам сдавать молоко, масло, яйца, овощи. Не во всех хозяйствах помимо желания была такая возможность. Немало было случаев, когда за неимением масла в хозяйстве селяне покупали его в магазине и затем сдавали в колхоз или совхоз. Из Починковского района Горьковской области в 1963 г, жительница А. И. Лысенкова писала: «Чтобы выполнить план заставляют население в обязательном порядке продавать масло, молоко, яйца, шерсть. Не имея коровы, я должна где-то на рынке или в магазине купить масло и сдать. При этом я покупаю масло на рынке по 3 руб. 20 коп, и дороже, а сдаю по 2 руб. 40 коп.».

Для жителей, у кого не было на подворье коровы, это ложилось тяжелым материальным бременем. Имевшие корову и не сдавшие по плану заготовок лишались возможности выпаса скота и сенокошения.

В сельских магазинах нередко товары можно было приобрести, заплатив помимо стоимости еще и часть продукции со своего подворья по самим низким условным ценам. Из совхоза «Липицы» Сухиничского район Калужской области жители писали (1963 г.): «Все товары, включая спички, соль, хлеб, керосин, мыло продают за пай. А сейчас собирают яйца и все продают — ситец, платки, рубашки, муку, пшено — за яйца. За овсяные хлопья — 2 яйца, за мешок муки — 35 яиц». В районах даже одной области нормы сдачи назначались различные. Даже махорку в сельских магазинах продавали за сданные яйца — за одну пачку 5 штук яиц.

Причем это требование предъявлялось и к жителям, имевшим свое подворье, и к тем, кто в силу возраста и болезни не держал скот и птицу или специалистам колхозов и совхозов, многие из которых жили в многоквартирных домах и вообще не вели никакого хозяйства. Один из молодых специалистов, приехавший работать в село Коза Первомайского района Ярославской области в 1981 г. писал: «В нашем магазине все необходимые товары, как тюль, ситец, пряжа для вязанья, постельное белье, мужские шарфы, пальто продаются только на заготовки. Приехал молодой специалист, нет у него ни картофеля, ни овец, то что ему делать: спать без простыни и ходить без пальто?» Потоком шли письма в различные организации и редакции газет и журналов о нарушениях правил торговли на селе.

Проанализировав ситуацию, правление Центросоюза приняло 29 января 1981 г., специальное постановление о том, что в перечень товаров для стимулирования наиболее активных сдатчиков сельхозпродукции организации потребкооперации не должны включать товары повседневного спроса. Но постановление это повсеместно нарушалось.

Пользуясь дефицитом сельской торговли, местные руководители для выполнения плана госзакупок обязывали сдавать яйца, картофель, овощи; взамен продавали промышленные и продовольственные товары. Из села Поляково Вяземского района Смоленской области жительница писала в «Сельскую жизнь»: «Нужно было мыло, прихожу в магазин, а продавец отвечает: «Сдашь яйца, получишь мыло!» А где я их возьму, если иег кур. Осталась я без мыла. В сельсовете ответили, что это установил райисполком».

Это был один из способов выполнения плана государства по заготовкам. На вышеприведенные сюжеты была сложена частушка, получившая известность:

«Скоро, скоро мне на суд,

Я стою, трясуся.

Присудили сто яиц,

А я не несуся». (Калужская область)

Планы государственных закупок в Нечерноземье ежегодно не выполнялись. Они составлялись без учета реального состояния сельского хозяйства региона. Руководствуясь принципом потребности населения в продуктах питания, планы не корректировались возможностями Нечерноземья. Регион не справлялся с ними, но, тем не менее, давал в 70— 80-е гг. треть мяса, до 40% молока, половину яиц, треть овощей и 60% картофеля. Такова была значительная доля Нечерноземья в государственных закупках продовольствия России.

При хорошей организации закупок от населения, разветвленной сети предприятий перерабатывающей промышленности эти показатели могли быть и выше. Но часто заготконторы, выполнив план, не были заинтересованы в приеме дополнительной продукции. Отдельные хозяйства и районы выполняли план, а области не справлялись с ним. Заготконторы ориентировались лишь на собственный план. Чтобы сдать скот жители сел возили его не только внутри своего района, но и в другие области.

Неудивительно, что такой опыт не способствовал развитию личного подворья. Для сельского жителя сданный скот — это большие вырученные деньги. Небольшая зарплата в совхозе, колхозное вознаграждение, пен сия — иногда свыше 30—40 руб., а в основном 12—25 руб. не давали возможности безбедно прожить в деревне, не имея подсобного хозяйства. Но трудности при сдаче скота часто были непреодолимы.

Это вело к тому, что селяне отказывались держать на подворье коров и телят. Жители колхоза «Новая заря» Гороховецкого района Владимирской области писали (1971 г.): «Колхозники нашего колхоза просят помочь в сдаче скота, который находится в личном пользовании — 70 голов телят весом 150—200 кг. Приходится личный скот не держать, молоко не принимают, от мяса отказались».

Продовольственная проблема в стране усугублялась. Одновременно с этим жители колхозов и совхозов неделями ездили по области в поисках заготпункта по приему телят, овец, коров. Крестьяне из села Юрьево Макарьевского района Костромской области (1972 г.): «У нас не принимают скот от населения. Ссылаются на то, что план выполнен. А ведь бывает, приедешь в город, и колбасы не найдешь, где купить». В итоге многие сельские жители принимали решение — не держать скот для продажи.

С принятием правительственного постановления 6 марта 1956 г, «Об уставе сельскохозяйственной артели и дальнейшем развитии инициативы колхозников в организации колхозного производства и управлении делами артели» было запрещено увеличивать размер приусадебного участка колхозников за счет общественных земель и даже рекомендовалось сокращать его. Здесь же был закреплен принцип ограничения количества скота, находящегося в личной собственности колхозников с «учетом местных условий»

В 1959—1963 гг. было усилено давление на колхозников и другие категории населения в целях сужения сферы приложения их труда за пределами госсектора и колхозов. Против нарушителей применялись штрафы, повышенное налогообложение, изъятие отрезков земли, лишение права пользоваться выпасами и пр. Из колхоза им. Тимирязева Темникозского района Мордовии писали: «У колхозника основной источник существования — усадьба. Если нас лишат ее, мы останемся голодными, не сумеем держать скотину. Это ужасно, когда из-за каприза председателя будут голодать семьи, в том числе детишки».

Особенно страдали при обрезании участков пенсионеры. Большинство из них основной источник существования видели именно в доходах от имеющейся в их распоряжении земли. Прежде всего это был способ прокормить свою семью. Отрезанные приусадебные участки передавались в ведение общественных хозяйств. Делалось это без согласования с их бывшими владельцами.

Наступление на личное подворье выразилось в урезании приусадебного участка, установлении норм содержания скота в хозяйстве и усилении налогообложения. Указы Президиума Верховного Совета РСФСР от 6 мая 1963 г. «О нормах скота, находящегося в личной собственности граждан, не являющихся членами колхоза» и «О денежном налоге с граждан — владельцев скота, не занимающихся общественно полезным трудом, и с граждан, содержащих скот в целях личного обогащения» выразили политику государства к частному подворью. Согласно первому указу граждане имели право держать в личном пользовании корову с теленком не старше 4 месяцев или козу с козленком, овец — (трех) с приплодом или свинью.

На местах указ немедленно начали вводить в жизнь. Установленные налоги оказались выше возможностей значительного числа сельских семей. Сельское население начало резать скот во избежание налога. А дальше началось сокращение количества коров, овец, коз в личном хозяйстве колхозников. Это привело к сокращению производства продуктов питания в личном хозяйстве. В 1964 г. на городских рынках России продажа молока упала на 32%, мяса — на 16% против уровня 1958 г. Цены же выросли на 37—58% (по продуктам животноводства). Отмечалось сокращение потребления продуктов питания всеми категориями населения, включая самих колхозников.

Принятые в 1964 г. правительственные решения, направленные на восстановление положения, существовавшего до 1958 г., в которых колхозы обязывались вернуть отобранные участки, выделить сенокосы к выпасы, игнорировались местной администрацией. Не было восстановлено и поголовье скота в личных хозяйствах. Постоянно ощущался недостаток кормов. По данным ЦСУ СССР, население скормило скоту в 1965 г. 1,6 млн. т. печеного хлеба, в 1970 г. — 2,4 млн. т. Типичная ситуация описана С. Жариковым, экономистом совхоза «Ильюшинский» Поводугинского района Смоленской области (1970 г.): «В нашем районе хлеб и другие продукты скармливают скоту все: и рядовые рабочие, и специалисты, и руководители хозяйств. Скармливают потому что нет другого выхода. В сельских магазинах не продается мясо, колбаса, яйца, молоко. Все это сельская семья получает через подсобное личное хозяйство. А об обеспечении этого хозяйства кормами никто никакой заботы не проявляет. Вот и идет на корм скоту хлеб, крупа, макароны и. думаю, во внушительных размерах» . Большинство селян покупало в магазинах хлеб, используя его на корм скоту. Это повлекло за собой ограничения на его продажу в деревнях. Часто селяне ездили за хлебом в город, покупая по 10—20 буханок. Решить проблему кормов таким путем не удавалось. Для значительной части сельских жителей более приемлемым оказалось вовсе отказаться от содержания скота на личном подворье.

Принятая на вооружение политика ограничения и притеснения частного сектора осуществлялась и в 60-е, и 70-е, и в 80-е гг., несмотря на формальный отход от нее. Она приносила печальные итоги, наносила непоправимый ущерб сельскому хозяйству региона. Наступление на личное подворье продолжалось. Нередко это приобретало откровенно варварские формы. Письмо из поселка «Веселый Кавказ» Шацкого района Рязанской области (1968 г.): «Пригнали 4 гусеничных трактора с тросами, привезли 2 ящика водки. Трактористы не хотели корчевать сады, вот их председатель и напоил водкой. Яблони цвели. Раньше здесь жили люди, теперь разъехались. Всю поляну позади села завалили вырубленными яблонями и другими фруктовыми деревьями. Сады были на 15 усадьбах. Женщины, которых председатель заставил жечь, рубить, пилить яблони, плакали, просили оставить сад, чтобы получать с него доход. Просили подсадить еще саженцы, а он сказал: «Я подсажу, выращу, а вы будете получать доход, этого не будет!» Пионеры просили отдать сады школе, но им отказали. Как варвары расправились с цветущими садами».

На протяжении 60—80-х гг. администрация пристально следила за соблюдение норм пользования огородными участками. Многие пенсио неры на зимнее время были вынуждены переезжать к родственникам. Пользуясь фактом непостоянного проживания в деревне, колхозное руководство лишало их приусадебных участков.

Трудности деревенской жизни усугублялись жилищными проблемами. Сельское строительство шло вразрез с традиционным расселением в деревне. Усовершенствование застройки шло по пути возведения так называемых многоквартирных домов. Это были двух-, трех- и даже пятиэтажные дома. Их жители были обеспечены водопроводом, канализацией, газом. И полностью оторваны от сельской жизни: они лишались возможности вести подсобное хозяйство. В большинстве случаев не было предусмотрено ни строительство сараев, ни иных помещений для содержания скота. Участки для огородничества выделялись на значительном расстоянии от дома. Многие жители, а молодежь в большинстве, ими не пользовались.

Расчет на перевод всего производственного процесса в общественное хозяйство себя не оправдал. Слишком низкой была производительность труда в колхозах и совхозах, невелика оплата за него. Свободное время невозможно было посвящать отдыху, поскольку на те средства прожить было нельзя. Селяне были вынуждены активно заниматься подворьем, пополняя свой скромный бюджет. Кроме того, у старших поколений еще сильна была привычка и потребность поработать у себя, на своем участке, на своей земле. Постепенно смена поколений стерла этот принцип. Немало было семей в деревне, не имевших не только скота, но даже и птицы.