Пражская весна 1968 года

После того как Кригель  отказался подписать соглашение, сотрудники КГБ увели его с собой, и Брежнев заявил, что Кригель останется в Москве! Но вся чехословацкая делегация, включая президента Свободу, не находившегося под арестом (он сам прилетел в Москву, чтобы выручить Дубчека с его товарищами), категорически отказалась улетать без Кригеля и пригрозила отозвать свои подписи под соглашением. Кремлевские гангстеры пытались давить, торговаться, но на сей раз безуспешно. В конце концов они отпустили Кригеля, привезли его прямо в аэропорт. В Чехословакии Кригель стал национальным героем.

Сопротивление в Чехословакии продолжалось до апреля следующего, 1969 года и сломлено было прежде всего  из-за того, что дрогнули и раскололись  верхи. Под угрозой нового прямого  вмешательства советских войск  Дубчек был смещен с поста председателя КПЧ и заменен коллаборантом Гусаком.

Хотя в Прагу  и другие города Чехословакии были введены контингента ГДР, Польши, Венгрии и Болгарии, основной костяк сил для подавления оппозиции  составили советские вооруженные  силы. Руководство Румынии не согласилось с решением стран ОВД и от участия в военной акции уклонилось. Вооруженное вмешательство позволило подавить оппозиционные выступления, и к осени 1968 г. ситуация в Чехословакии была поставлена под контроль компартии, руководство которой было заменено. Новым президентом ЧССР стал Людвиг Свобода (73 года, чех), а первым секретарем ЦК КПЧ - Густав Гусак (55 лет, словак). Оба они были представителями более старшего поколения чехословацких коммунистов, чем то, к которому принадлежал А. Дубчек⁵⁵.

С этого времени  в Советском Союзе и других социалистических странах стала заметна подозрительность к молодым партийным выдвиженцам. Наметилась тенденция к передаче власти «по кругу» - в рамках представителей одного и того же поколения военных лет. Это нарушало естественный ход обновления кадров, способствовало старению высшего слоя партийной иерархии и программировало застой, проявившийся во всех социалистических странах к середине 1980-х годов. 
Вмешательство в Чехословакии произвело угнетающее впечатление на мыслящих людей, в том числе носителей левых, социалистических и коммунистических взглядов, как во всем мире, так и внутри «социалистического лагеря». С протестами в связи с ситуацией вокруг Чехословакии в Москве выступили немногочисленные и слабые группы советских диссидентов. Более тревожным для СССР симптомом была позиция Румынии, отказавшейся поддержать акцию в Чехословакии. Это безоговорочно свидетельствовало о разногласиях внутри ОВД. 12 сентября 1968 г. из ОВД вышла Албания. События в Чехословакии подтолкнули руководство КНР к мысли о намерениях СССР повторить «чехословацкий сценарий» в Китае, вмешавшись под видом оказания помощи в межфракционную борьбу в китайском руководстве.

Самые многочисленные коммунистические партии стран Западной Европы (Франции, Италии, Испании), до той поры старавшиеся координировать свои программы с мнением восточноевропейских правящих компартий, осудили действия СССР и отмежевались от политической и идеологической позиции стран ОВД в связи с интервенцией. С осуждением акции Советского Союза выступили также компартии Югославии, Японии и, конечно, Китая⁵⁶.

Опасаясь нарастания идейных разногласий в рядах  международного коммунистического  движения, советское руководство  произвело в 1968 г. модернизацию марксистско-ленинского постулата об интернационалистической природе классовых интересов рабочего класса разных стран (пролетарского интернационализма) и представило его в форме уточненной доктрины «социалистического интернационализма». В трактовке советских идеологов социалистический интернационализм преподносился как учение об общности коренных классовых интересов и исторических судеб социалистических государств мира. Из этого тезиса теоретики КПСС делали вывод о необходимости строить отношения между соцстранами на основании принципа «социалистической солидарности», которая в свою очередь предполагает взаимное оказание «братской помощи», в том числе военной, в интересах защиты интернациональных интересов социалистических стран при возникновении угроз «делу мира и социализма».

Доктрина социалистического интернационализма - внешнеполитическая доктрина СССР в период правления Л. И. Брежнева после восстания в Чехословакии 1968 г., обосновывала право одних социалистических стран вмешиваться во внутренние дела других в случае угрозы существованию социалистических режимов в них. На Западе называется «доктриной Брежнева». В 2000-х годах своеобразным аналогом ей оказалась разработанная администрацией Дж. Буша-младшего в США «доктрина смены режимов»⁵⁷.

КПСС подводила  теоретическую базу под тезис о необходимости применять силу в случае возникновения опасности отхода той или иной страны от пути социалистического развития, «социалистического выбора». Следует отметить, что этот тезис толковался советской стороной благоразумно: он распространялся только на страны, такой выбор уже сделавшие, т.е. признававшие себя и признававшиеся Советским Союзом в качестве социалистических. Вот почему с конца 1960-х годов в материалы съездов КПСС всегда включались жесткие перечни стран, которые советское руководство относило к «социалистическому содружеству». Таковыми были государства ОВД в Европе, ДРВ и Монголия в Азии и Куба в Латинской Америке.

КНР, КНДР, Албания  и Югославия в советской терминологии 1960-1970-х годов членами социалистического содружества не признавались, хотя в праве называться социалистическими всем им (за исключением Китая) не отказывалось. Поэтому, с точки зрения советской догматики, доктрина «социалистического интернационализма» на них не распространялась и к ним применяться не могла. Но руководство КНР придерживалось собственного понимания советской доктрины и рассматривало ее как попытку обосновать намерение Советского Союза напасть на Китай под предлогом устранения «угрозы делу социализма» в этой стране.

События в Чехословакии имели серьезное значение для развития ситуации внутри «социалистического лагеря». Подавление чехословацкой оппозиции давало повод консервативным силам в КПСС и коммунистических партиях восточноевропейских стран вести наступление на позиции более либеральной части коммунистической элиты. Источником опасности идеологического и политического ревизионизма, результатом которых стали выступления оппозиции в ЧССР, были объявлены экономические реформы, начатые в середине 1960-х годов. После 1968 г. они были свернуты или заморожены. В СССР не получили развития, хотя и не были уничтожены, результаты «реформы Косыгина». В Венгрии были приостановлены и только в 1980-х годах продолжены экономические преобразования⁵⁸.

Однако существует и  другое мнение.

Многие исследователи  отмечают поведение воинов Советской Армии. Они с честью исполнили свой интернациональный долг, проявили высокую сознательность, выдержку, верность военной присяге.

Никто из воинов Советской  Армии не знал, на какое время  он отправляется в Чехословакию, придется ли ему вернуться домой. Они знали одно: нужно помочь братскому народу, как это было в 1945 году, не щадя ни сил, ни жизни.

В 1968-м в Чехословакию пришли сыны тех, кто спасал Прагу  в мае 1945-го. Пришли, чтобы снова  не случилось то, что было в 1938-м.

Всем кто пытался и пытается очернить операцию “Дунай”, следует понять: своим присутствием в Чехословакии в те тревожные дни лета и осени 1968 года советские войска и войска Варшавского Договора предотвратили новую войну в Европе, которая в условиях противостояния двух политических систем могла вспыхнуть в любое время.

Теперь другие времена, другие порядки в Европе. Нет СССР. Нет Варшавского Договора. Всеми  делами в мире управляют США и  НАТО. Но где гарантия того, что не появится новый Бисмарк, новый Гитлер, которые вновь захотят мирового господства? Жизнь убеждает, что идеи нацизма все еще живут в головах части населения Европы. Кто защитит тогда многострадальные народы Чехии, Словакии, Польши от пересмотра границ? Руководителям держав и политикам не стоит забывать уроки истории.

По масштабу привлекаемых сил и средств операция “Дунай”  была самой крупной из операций, проводимых Советским Союзом после  Великой Отечественной войны. По отзывам наших и зарубежных военных  специалистов и историков операция “Дунай” была проведена блестяще, четко, молниеносно и успешно⁵⁹.

Всему миру, особенно США  и блоку НАТО, была показана сила и мощь войск Варшавского Договора, классический, не имеющий аналогов в военной истории, пример решения  оперативно-стратегических задач при  минимальных потерях в живой силе и технике и минимальном материальном ущербе для населения ЧССР.

Властными структурами  СССР любые стремления, где бы то ни было к свободе воспринимались, прежде всего, как потенциальная  угроза дестабилизации собственного режима, а потому им были поставлены преграды. Левые протестные движения на Западе не были поддержаны Советским Союзом и в качестве инструмента ослабления противоположного лагеря. Интересы советского и западного политического истеблишмента объективно совпадали. Как де Голль у себя дома во Франции, так и Брежнев вопреки всем нормам международного права в союзнической Чехословакии своими силовыми акциями поддержали status quo послевоенного мирового порядка. Это отвечало и интересам США, чьи лидеры, как уже отмечалось, не предприняли никаких серьезных шагов для противодействия военной акции стран - участниц ОВД. Таким образом, обеим сверхдержавам (СССР и США) было гораздо важнее сохранить существующую систему международных отношений, нежели оказать поддержку антисистемным, бунтарским движениям в противоположном стане. Подъем протестных движений снизу подтолкнул правительства больших держав к тому, чтобы добиваться стабилизации мирового порядка сверху, причем из этого процесса не исключался и Советский Союз. Речь идет о факторе, способствовавшем быстрейшему налаживанию отношений между СССР и Западом в первой половине 1970-х годов, что нашло отражение в подписании договора об ОСВ, но прежде всего в проведении в 1975 г. в Хельсинки Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. Что же касается поощрения Западом независимой внешней политики Чаушеску, то оно имело свои пределы - усиление полицентризма в Европе считалось нежелательным как признак дестабилизации и угроза хаоса в международных отношениях⁶⁰.

Возвращаясь к  большой Международной конференции «Пражская весна и эволюция общественных настроений в СССР и странах Центральной и Восточной Европы», проведенной в октябре 2008 г. в Институте славяноведения РАН, при выявлении последствий чехословацкого кризиса для СССР в ходе дискуссий отмечалось, что сделанный силовой выбор привел к резкому усилению консервативного духа в советском партаппарате, не желавшем принимать во внимание реформатские настроения значительной части интеллигенции (в том числе занятой в некоторых партийно-государственных структурах). В более узком плане опыт общения с А. Дубчеком, Ч. Цисаржем, З. Млынаржем и др. усилил недоверие Брежнева и его окружения к новой генерации партократии, что препятствовало омоложению советской номенклатуры, вливанию в нее свежих сил, способствовало застойным явлениям. Неготовность лидеров КПСС к диалогу с теми, кто не скрывал своих симпатий к Пражской весне, а тем более административные меры, нагляднее всего свидетельствовавшие о нереформируемости советской модели, вели к дальнейшему разочарованию мыслящей части общества в постулатах официальной идеологии. Разновекторность устремлений руководства КПСС и интеллигенции (особенно интеллектуальной элиты) после 1968 г. становилось всё более явной. Часть внутрисистемной оппозиции в этих условиях совершила дрейф к диссидентству, но большинство оставалось пассивным. Соглашаясь с тем, что идеи «социализма с человеческим лицом», разрабатывавшиеся в Праге в 1968 г., нашли продолжение в ходе перестроечного процесса второй половины 1980-х годов в СССР (об этом говорил Б. С. Орлов), нельзя забывать и о том, что реформаторский потенциал, имевшийся в отечественной интеллектуальной среде, был после 1968 г. погашен и с этим можно связывать одну из причин неудач горбачевской перестройки (на это справедливо указывали Г. П. Мурашко и др.)⁶¹.

Не столь  однозначными, отмечалось на конференции, были внешнеполитические последствия чехословацкого кризиса для СССР. В самой кратковременной перспективе они были исключительно негативными - затормозилась ратификация Договора о нераспространении ядерного оружия, было отложено начало переговоров об ограничении стратегических вооружений, заморожены планы сокращения вооруженных сил в Западной Европе, произошло наращивание группировки НАТО в ФРГ, выросли военные бюджеты стран НАТО, на некоторое время ослабели центробежные тенденции в НАТО, в Западной Германии был нанесен довольно чувствительный удар по силам (главным образом в СДПГ), выступавшим за активизацию отношений с СССР и его союзниками. С другой стороны, на Западе исходили из хорошо осознанного стремления исключить повторение аналогичного, довольно серьезного кризиса в международных отношениях, сделавшего возможным продвижение Советской Армии в западном направлении на расстояние около 1000 км. Речь шла не просто о закреплении послевоенного status quo, но о совершенствовании ялтинско-потсдамской системы международных отношений. Все это подтолкнуло возобновление переговорного процесса между СССР и США, заключение соглашения по Западному Берлину, договоров ФРГ с ГДР, Польшей и Чехословакией, а затем и так называемый «общеевропейский процесс», направленный на снижение конфронтации, установление отношений доверия и сотрудничества между странами, относящимися к разным полюсам. Уже упоминавшаяся связь между Прагой-1968 и Хельсинки-1975 может быть, таким образом, понята отнюдь не только в контексте взаимной (охранительской по духу) заинтересованности в нейтрализации антисистемных движений, способных подорвать выгодный элитам мировой порядок, но и в более конструктивном плане - с точки зрения безопасности в Европе⁶².

Но справедливо  и другое: безнаказанность действий официальной Москвы в Чехословакии повлияла на последующую советскую  политику: в дальнейшем было проще  поддаваться новым соблазнам  решать сложные международные проблемы силовым путем. В этом смысле (как справедливо отметил директор Института славяноведения К. В. Никифоров в своем вступительном слове) без Чехословакии-1968 могло бы не произойти Афга-нистана-1979. Все-таки советским лидерам хватило здравого смысла воздержаться от применения войск в Польше в 1980-1981 гг., они предоставили В. Ярузельскому возможность «навести порядок» собственными силами. Ю. В. Андропов, который вследствие своего «венгерского синдрома», сформировавшегося на основе опыта работы послом в Будапеште в 1956 г.⁶³, занимал очень жесткую позицию в связи с чехословацкими событиями, в 1981 г. в условиях кризиса в Польше говорил уже о том, что «лимит военных решений» в европейских социалистических странах исчерпан: необходимо искать политические средства разрешения польского кризиса (свидетельство В. Л. Мусатова, долгое время работавшего в аппарате ЦК КПСС). Война в Афганистане уже шла, не предвещая скорого и успешного исхода. Развязанный одновременно вооруженный конфликт в Польше, учитывая численность и боеспособность Войска Польского и общественные настроения в этой стране, мог иметь самые роковые (скорее в плане внутренней политики) последствия для СССР, и в Москве это поняли⁶⁴.