Инквизиция во Франции

епископов,  они  свободно передвигались по  всему  миру,  заслужив  название

папских лазутчиков. Они могли исповедовать, накладывать и снимать эпитимии и

отлучения,  жить  среди еретиков,  притворяться такими  же, если это было  в

интересах  церкви,  и  так  далее  Их руководители  быстро  делали церковную

карьеру,  щедро награждались кардинальскими  званиями  и  нередко избирались

папами. Такие  привилегии они заслужили  тем, что  "социальная" деятельность

этих орденов в соединении с террористической  - инквизицией,  к  которой оба

ордена имели непосредственное отношение, несомненно способствовала в XIII в.

спасению  католической  церкви от  развала, угрожавшего  ей из-за морального

разложения  самих  церковников,  антипапской   политики  многих  королевских

дворов,  стремившихся  освободиться  от  опеки  церкви,  и ересей,  чреватых

плебейской революцией.

     Подвижническая   прыть  францисканцев,  однако,   оказалась  столь   же

скоротечной, как  и доминиканцев. Существуй сатана, отмечает Бертран Рассел,

будущее  ордена,  основанного  Франциском,  доставило   бы  ему   величайшее

удовлетворение. Если принять  во внимание личность Франциска и цели, которые

он сам перед собой  ставил, то нельзя  представить  себе итога, выглядевшего

более жестокой  насмешкой. Рассел  Б. История западной  философии. В  равной

степени это относится и к доминиканскому ордену.

     Прошло несколько  десятилетий, и у  этих  орденов  от  нищенства осталось

только униформа да название. Папские и светские дарения привели к тому,  что

францисканцы  и доминиканцы  превратились в  обладателей огромной недвижимой

собственности, латифундий,  сокровищ. Оба ордена грызлись, соперничали между

собой,  что было на руку папам, ибо это позволяло им  контролировать и тот и

другой. В XVI  в.  эти ордены  придут в  такой  упадок,  что  папство  будет

вынуждено для своего спасения создать новый, во сто крат превосходящий своих

предшественников  по  своему  коварству,  ханжеству  и  лицемерию,  -  орден

иезуитов.

     Хотя  формально  богатства  орденов считались  собственностью  папского

престола  и  находились  якобы   только  во   временном  их   владении,  это

обстоятельство,  а  также  участие  руководителей  орденов  во  всевозможных

политических интригах в  интересах  власть  имущих  не могли  не вызвать  со

временем  брожения  и недовольства среди рядовых монахов. Особенно  глубокие

трещины  появились  во францисканском ордене.  В  отличие  от  доминиканцев,

рекрутировавшихся из зажиточных слоев  населения,  большинство францисканцев

составляли  выходцы  из  плебейских  низов  города  и деревни.  В результате

францисканский  орден не только участвовал в  подавлении "чужих" еретических

движений,  но  вынужден был подавлять крамолу в своих собственных рядах, что

делалось, как  обычно в  таких  случаях,  с  еще  большей  жестокостью.  Сам

Франциск незадолго до своей смерти покинул  основанный им орден, убедившись,

что он пошел  вовсе  не по задуманному  им пути.  Впрочем, это  не  помешало

папскому престолу менее  чем через два года после его смерти возвести его  в

сонм святых.

     Другим  представителям  францисканства  так не повезло. Спиритуалов или

обсервантов,    как    стали   именовать   францисканцев,   придерживавшихся

первоначального идеала  ордена  -  бедности  не  в  теории,  а на  практике,

инквизиция преследовала как самых опасных  еретиков. Им наклеивали различные

еретические  ярлыки,   в   том  числе   их   обвиняли,  что   они   являются

последователями Иоахима Флорского,  цистерцианского  монаха,  обличавшего  в

конце XII  в.  церковь с  позиции первоначального христианства и положившего

начало иоахимистской секте, осужденной XII вселенским собором.

     Из  рядов  францисканского ордена вышла  целая плеяда мыслителей:  Роджер

Бэкон, Дунс  Скот,  Уильям  Оккам, Раймонд  Луллий  и др.  Некоторые  из них

подвергались преследованиям со стороны церковных властей.

     Вернемся, однако, к альбигойской трагедии.  Итак, IV Латеранский  собор

не  вернул  Раймонду его  владений  в  Лангедоке,  хотя  старый граф  и  его

18-летний  сын  -  Раймонд  Младший  исповедовались  во всех  своих возможных

прегрешениях и клялись, что не будут щадить еретиков. Папский престол уже не

нуждался в их услугах, кроме того,  землями  Лангедока прочно завладели граф

Монфор и его приближенные,  которые, конечно,  и не помышляли возвращать  их

своим недавним противникам.

     Графам Тулузским  не оставалось другого выхода, как продолжать борьбу. С

Латеранского  собора  они  направились в свои  бывшие  владения,  где  вновь

подняли знамя восстания. Местное население, изнывавшее от грабежей и расправ

крестоносцев,  с энтузиазмом  поддержало  своих  прежних  правителей.  Война

Раймондов с Монфором разгорелась с новой силой. Тем временем умер Иннокентий

III,  его  место  занял  папа  Гонорий  III,  продолжавший  политику  своего

предшественника.  Хотя в ответ на призывы нового  папы на подмогу к  Монфору

стекались  банды  охочих  до  грабежа  рыцарей  со  всей  Европы,  Раймонды,

опиравшиеся  на  народную  поддержку,  в  течение  нескольких лет удерживали

Тулузу.  B 1218 году, при осаде этого города Монфор был убит, а  его  брат и

старший  сын  серьезно  ранены  Война продолжалась  с переменным успехом еще

несколько лет.  В  1222  г.  умер  Раймонд  VI.  Церковники  отказались  его

хоронить. Теперь войну продолжали Раймонд VII и сын Монфора - Амори.  В 1227

г. Амори  призвал на помощь  войска французского короля  Людовика IX, обещав

ему отдать свои владения. Соответствующее соглашение было подписано в том же

году  в   г.   Мо.  Вмешательство   Людовика   IX  вынудило   Раймонда   VII

капитулировать. Мир был куплен дорогой ценой,

     По  Парижскому  трактату  1229  г. дочь Раймонда  VII,  провозглашенная

наследницей его  владений, была выдана  замуж за брата короля Людовика IX. В

результате этой сделки  владения Раймонда VII после  его  смерти должны были

перейти  к  французской   короне.  Папский  престол  одобрил  ее,  добившись

предварительно от  Раймонда  VII  и  Людовика IX  формального  обязательства

преследовать ересь согласно постановлениям IV Латеранского собора, которые с

весьма существенными добавлениями были  приняты на поместном соборе в Тулузе

в  1229  г.  Эти добавления заключались в  следующем: епископам вменялось  в

обязанность в каждом  приходе  назначать одного или нескольких священников с

инквизиторскими функциями - разыскивать и  арестовывать еретиков, хотя право

суда  над ними  оставлялось  за епископом.  Добровольно раскаявшиеся еретики

подлежали  высылке в  другие области. Для опознавания им повелевалось носить

на  одежде  (на  спине  и  на груди)  отличительный  знак - крест из цветной

материи;

     раскаявшиеся  из-за боязни смертной казни  подлежали тюремному заключению

"вплоть   до   искупления   греха".  Приходским   священникам  приказывалось

выставлять на видном  месте  списки всех прихожан.  Прихожане  -  мужчины  с

14-летнего  и женщины  с 12-летнего  возраста -должны  были  публично  предать

анафеме ересь, поклясться преследовать  еретиков и  присягнуть  на  верность

католической вере.  Присяга  возобновлялась  каждые  два  года; отказавшиеся

присягать навлекали на себя обвинение в ереси.

     Верующим  приказывалось  исповедоваться  трижды  в  год -  на рождество,

пасху и троицын день. За выдачу еретика церковь обещала платить  доносчику 2

серебряных марки в год  в  течение  двух лет. За  помощь  еретикам  виновник

лишался  имущества и передавался в распоряжение сеньора, который мог сделать

с   ним  "что   пожелает".   Дом   еретика   сжигался,   собственность   его

конфисковывалась.  Примиренный с  церковью еретик терял  гражданские  права,

еретикам-врачам  запрещалось заниматься  лечебной практикой.  Местные власти

под  страхом  отлучения  и  конфискации  имущества  обязывались  следить  за

исполнением этих решений Тулузского собора.

     Наконец,  следует  отметить  еще  одно  важное  нововведение:  верующим

запрещалось  иметь  Библию  и  читать  ее  даже  на   латинском  языке,  что

становилось прерогативой исключительно духовенства.  Этот запрет церковь  не

замедлила распространить на верующих и других стран.

     Решения Тулузского  собора, включенные в Парижский  трактат, представляют

важный   этап   в   своеобразной  эскалации,   завершением  которой  явилось

установление постоянно действующего инквизиционного трибунала.

     Крестоносцы  истребили в ходе 20-летней кровопролитной  войны в Лангедоке

свыше миллиона  мирных жителей, превратили его цветущие города  и селения  в

руины. Катары были в буквальном смысле стерты с земли.

     Но почему  некоторые  исследователи, подобно  французу Эрнесту Форнерону,

утверждают,  что альбигойская война "все еще  продолжается"? Потому, что и в

наше время находятся сторонники "истинной веры", которые продолжают поносить

катаров,  продолжают  клеветать на  них, стремясь таким образом оправдать их

палачей и  сам  принцип  истребления всех  тех, кто  оспаривает  угодный  им

социальный порядок.

     Еще церковник  Вакандар в  начале XX в.  оправдывал  истребление катаров

тем, что их вероучение  носило будто бы "антисоциальный" характер. Он писал:

"Жестоко   преследуя   катаров,  церковь  истинно  действовала  в  интересах

общественного блага. Государство было  обязано  оказывать  ей  помощь силой,

если  не  желало  само погибнуть вместе  со  всем социальным  порядком.  Это

объясняет и в известной мере оправдывает объединенные действия государства и

церкви, направленные на истребление катарской ереси".

     Подобного рода  оправдания  убийств и  разбоя, учиненного церковью и  ее

союзниками  феодалами  над  катарами,   раздаются  и  в  наше  время.   Так,

французский  историк  Фернан  Ниэль утверждает,  что доктрина  катаров  была

"опасной,  аморальной,  антисоциальной", что  альбигойцы  были  "анархистами,

угрожавшими обществу", что их  "истребление спасло  человечество".  Невольно

возникает  вопрос,  а  не стремятся  ли  благочестивые авторы подобного рода

аргументацией  натолкнуть своих  читателей на  мысль,  что и  сегодня  можно

"спасти"  человечество  и  эксплуататорский  социальный  порядок,  уничтожая

"анархистов, угрожающих  обществу"?

     Кровопролитная  война  в  Лангедоке  закончилась  полной победой папского

престола,  вынудившего  светскую  власть  участвовать  в искоренении  ереси.

Светская  власть  долго   сопротивлялась   этому,  ибо   истребление   части

производительного населения  не  было в  ее интересах, однако  династические

соображения  и  стремление   расширить  свои  владения  одержали   верх  над

соображениями  морального и другого порядка. Кроме того,  светские правители

нашли в  инквизиции  инструмент, способствующий  укреплению их  собственного

влияния.

     Это  понял  Людовик  IX,  которому  церковь  в признательность присвоила

звание  "святого".  Еще  раньше  него к такому  же  выводу  пришел император

Фридрих II (1218- 1250), внук Барбароссы.

     Фридрих II  был просвещенным человеком и весьма критически относился  к

вопросам веры. Ему даже приписывали авторство еретического  памфлета "О трех

обманщиках",  в  котором  подвергались  едким  насмешкам  Моисей, Христос  и

Мухаммед.  Папский престол  непрестанно враждовал с Фридрихом II, видя в нем

серьезного соперника в борьбе за  политическое влияние в христианском  мире.

Григорий  IX  (1227-1241),  племянник  Иннокентия  III,  избранный  папой  в

86-летнем возрасте и  к удивлению всех доживший  до  ста  лет,  дважды отлучал

Фридриха II от церкви.

     Одолеть  интриги  Рима Фридрих  II оказался не  в  силах,  относительное

спокойствие он  купил себе обещанием расправиться с еретиками.  В 1224 г.  в

Падуе  Фридрих  II  огласил  эдикт  о  борьбе  с  ересью,  предусматривавший

наказание еретиков,  осужденных церковью  и переданных светскому правосудию,

различными карами вплоть до смертной казни. Светская  власть  обязывалась по

требованию церковников или просто ревностных католиков арестовывать и судить

всех подозреваемых в  ереси. Еретики,  примиренные с  церковью, принуждались

участвовать в  розыске  других  еретиков; отрекшиеся  от  ереси под  угрозой

казни, а затем, по "выздоровлении", вторично впавшие в нее, осуждались вновь

на  смертную  казнь.  Оскорбление  божия   величества  сильнее  преступления

оскорбления  человеческого  величия, гласил  эдикт.  Так как бог  наказывает

детей  за грехи отцов, чтобы научить их не подражать своим  родителям, то  и

потомки еретиков до второго поколения лишались права занимать общественные и

почетные должности. Исключение делалось только для детей, сделавших донос на

своих родителей.

     Существенным  элементом  эдикта с точки зрения  истории  инквизиции  было

согласие   императора  оказывать   всемерную   поддержку  и  покровительство