Творчество Серова В.А.

Творчество Серова В.А.

Валентин Серов - прославленный русский портретист и один из крупнейших мастеров европейской живописи 19 века. Хотя, и кроме портрета, ему, казалось, было подвластно все. Увековечив свое имя как непревзойденный мастер именно портретной живописи, Серов оставил не менее значимые работы в жанрах русского пейзажа, графики, книжной иллюстрации, анималистики, исторической и античной живописи. Тихий и скромный по натуре, Серов обладал непререкаемым авторитетом среди мастеров своего времени. И сложно даже назвать другого художника его эпохи (за исключением, разве, Левитана), чье наследие и творческие достижения имели бы такое большое значение и влияние на все последующее русское искусство.

Хронология жизни

Публикуемая ниже биография В.Серова принадлежит перу прекрасной женщины Екатерины Михайловны Алленовой, главному редактору Государственного каталога Музейного фонда РФ.  
 
"Детство Серова прошло в артистической среде. Отец - Александр Николаевич Серов - был знаменитый в то время композитор и музыкальный критик, страстный почитатель и пропагандист Вагнера. Сорока трех лет он женился на своей семнадцатилетней ученице Валентине Семеновне Бергман, и будущий художник был их единственным сыном. Серовы жили открыто, их дом всегда был полон гостей. "Много было лохматого студенчества, - вспоминал Репин, - манеры у всех были необыкновенно развязны". Подобного рода публика была приглашаема Валентиной Семеновной, убежденной нигилисткой, приверженной идеям Чернышевского о свободе и равенстве и отрицавшей представления даже об элементарном этикете - она с презрением усмехалась, например, когда Репин пытался уступить ей стул. Общество же Александра Николаевича было самое интеллигентное и аристократическое: он был дружен с Тургеневым, среди его постоянных гостей следует назвать скульптора Антокольского и художника Ге, рисовавшего для маленького Валентина любимых им лошадок. Часто бывало, что композитор, окруженный восторженными почитателями его таланта, играл на рояле фрагменты новой оперы, а в другом конце квартиры его жена с "лохматыми" гостями заводила либеральные споры, мешая слушанию музыки. Словом, у Серовых было суетно и шумно, и маленький Валентин с раннего детства оказался не то чтобы заброшенным, но отнюдь не избалованным родительским вниманием ребенком. После смерти отца (Валентину тогда было шесть лет) для Серова началась жизнь скитальца. Валентина Семеновна, страстно увлеченная музыкой и общественной деятельностью, не хотела бросать ни того, ни другого. Но обнаружив серьезное пристрастие маленького сына к рисованию, она направилась в Париж, где тогда жил Репин - художник, которого она близко знала уже прославившийся к тому времени картиной Бурлаки на Волге. Серова решено было отдать в обучение к Репину. В Париже юный Серов оказался фактически предоставленным самому себе. Занятия с Репиным и самостоятельное рисование были единственным его развлечением. Постепенно Серов становился замкнутым и угрюмым - черты характера, сохранившиеся в нем на всю жизнь. В 1875 году Серовы - мать и сын - вернулись в Россию. Однако Валентине Семеновне не сиделось на одном месте, и кочевая жизнь для Серова продолжалась. В 1878 году он возобновил систематические занятия у Репина, вернувшегося к тому времени из Парижа и поселившегося в Москве. Серов жил у Репина почти на правах члена семьи, сопровождая его во всевозможных поездках этюды, а в остальное время, рисуя с гипсов, с натуры и копируя репинские холсты.  
 
Академию художеств, куда Серов поступил в 1880 году, он без сожаления покинул в 1885, попросив об отпуске "по состоянию здоровья и не вернувшись обратно. Как вспоминал один из мемуаристов, Серову в Академии попросту "надоело. - Что надоело? - Стены вот, коридоры..." Целью Серова при поступлении в Академию было попасть в класс профессора Павла Чистякова, через руки которого прошли Суриков, Поленов, Репин, Врубель. Чистяковская педагогическая манера была весьма жестокой: он воочию умудрялся доказать ученикам их бессилие перед натурой, заставлял рисовать детские кубики, подвергая насмешливой беспощадной критике каждый неточный штрих. Серов беспрекословно подчинялся Чистякову - его мнение было для него даже дороже репинского. Но и Чистяков любил Серова и гордился им. Он был первым, кто открыл Серову сокровища Эрмитажа и начал говорить о необходимости изучения старых мастеров. Влиянию Чистякова Серов обязан и своей "вдумчивой" манере письма: Чистяков не терпел легкости и приблизительности в запечатлении натуры. В дальнейшем серовская чересчур медленная и кропотливая работа порой вызывала удивление. "Иначе писать не умею, - говорил он на это, - виноват, не столько не умею, сколько не люблю".  
 
Круг друзей Серова сложился помимо Академии. С семьей Мамонтовых он познакомился еще в 1875 году, когда Валентина Семеновна гостила в Абрамцеве знаменитого мецената, а к моменту выхода из Академии Серов уже был одним из метельных участников абрамцевских предприятий, всеми любимым "Антошей" (это домашнее прозвище стало вторым именем Серова - близкие друзья его иначе и не называли). В Абрамцеве процветал культ театрального искусства; в домашних спектаклях Мамонтовых Серов был неподражаем: он обладал незаурядным дарованием комического актера и обожал изображать всяческих зверей, - глядя на его "льва" или "игрушечного зайчика", публика покатывалась от хохота, сам же Серов оставался невозмутим. Среди увлечений художников абрамцевского кружка было увлечение народными ремеслами, в частности керамикой. Своего рода памятный знак этих пристрастий - поливное блюдо, изображенное в Девочке с персиками. Чуть позже была организована гончарная мастерская, где Врубель исполнял свои знаменитые майоликовые скульптуры. Что касается Серова, то от него осталось лишь одно произведение в этом роде - ваза Черт, вылезающий из корчаги. Памятник, выразительный именно этой своей единственностью, целиком в духе серовского тонко иронического ума - словно это однажды вскользь брошенная реплика по поводу "фольклорных" забав взрослых детей: "Чертовщина все это". Благодаря Савве Мамонтову, устраивавшему Серову заказы на портреты, художник писал оперных знаменитостей-гастролеров, и один из этих портретов, экспонированный на выставке Московского общества любителей художеств в 1886 году первой выставке с участием Серова, - был замечен и одобрен.  
 
"Девочка с персиками" и "Девушка, освещенная солнцем" сделали Серова знаменитым. Среди молодых живописцев нового поколения он сразу оказался впереди других. Врубель в годы создания этих серовских картин был далеко от столиц, в Киеве, и долгие годы, до триумфального "бенефиса" в 1896 году на нижегородской выставке, его творчество было известно лишь очень узкому кругу художников и меценатов, в первую очередь окружению Мамонтова. В мамонтовский кружок в 1889 году Врубеля привел именно Серов. Но, по свидетельству мемуариста, "Врубель не нравился тогда: находили его диким, непонятным, а именно Серова признавали". "Непризнанным" в то время был и Константин Коровин. Характерна в этом смысле дневниковая запись Владимира Аркадьевича Теляковского, директора императорских театров, иллюстрирующая ситуацию на "художественном рынке" 1880-1890-х годов: "Нет сомнения, что за Мамонтовым большая заслуга собрать вокруг себя целую плеяду художников. Казалось бы, он их и любить и уважать должен, между тем качества русского купца-савраса часто давали себя чувствовать. Например, за обедом, когда знаменитый Врубель потянул руку за вином, Мамонтов его остановил при всех и сказал: "Погодите, это вино не для вас" и указал на другое, дешевое, которое стояло рядом. Коровина зачастую Мамонтов заставлял дожидаться в передней. Вообще те из художников, которые были часто переносить многое… Бедными были Врубель, Коровин и Головин… Испанок…Мамонтов купил у Коровина за 25-рублевое пальто. Врубелю Мамонтов заказал панно за 3000 р., а когда панно было готово и Врубель пришел за деньгами, Мамонтов сказал ему: "Вот 25 рублей, получай". Когда же Врубель запротестовал, Мамонтов ему сказал: "Бери, а потом ничего не дам". Приходилось брать - у Врубеля гроша денег не было". 

Валентин Серов. Галерея картин, живописи

Валентин Серов. Девочка с персиками

Там, где звучат разговоры об искусстве, звук имени Серов и "Девочка с персиками" связаны по принципу условного рефлекса. Это значит, что Серов в искусстве и искусство в Серове именно в этом произведении явлены во всей полноте. Какие же свойства этого произведения обеспечили ему такую репутацию или, лучше сказать, легенду? Известно, что оно исполнялось, когда в памяти художника были живы впечатления о живописи старых мастеров, вынесенные из заграничного путешествия в Вену и Италию. 
"Писал я больше месяца и измучил ее, бедную, до смерти, - вспоминал Серов, - уж очень хотелось сохранить свежесть живописи при полной законченности - вот как у старых мастеров". В этом вроде бы простом суждении, "свежесть живописи при полной законченности", скрыт вовсе даже не простой парадокс: "свежесть" - это трепет подверженного исчезновению, ускользающего, незавершенного мгновения, тогда как "законченность" - это буквально то, что приведено к концу, остановлено. И, стало быть, чтобы их осуществить вместе и одновременно, требуется воссоединение противоположно направленных усилий. Первая сторона этого единства обычно относится по ведомству импрессионизма (хотя неизвестно, какие конкретно образцы импрессионистической живописи Серов к тому времени знал). 
Импрессионистическими здесь являются свободная вибрация мазка, тонкослойная фактура, насыщенность световыми рефлексами, обилие фрагментарно изображенных предметов, впечатление как бы случайно кадрированного пространства. Вместе с тем формат холста близок квадрату; самое темное пятно - бант с цветком - отмечает геометрический центр квадрата, так что гвоздика буквально пригвождает фигуру к самой неподвижной точке изобразительного поля; фигура "прислонена" к вертикали, точно обозначающей середину от правой кромки холста до вертикали дверного проема. 
Далее можно отметить, как приближены к правильным прямым линии, очерчивающие силуэт розовой блузы, - фигура вписана в треугольник, устойчиво поставленный на прямую линию, обозначенную положенной на стол рукой, а эта линия строго параллельна горизонтали обрамления. Хитроумие мастера состояло в том, что это сопряжение противоположного произведено незаметно, образует гармоничное согласие: все обдуманное, сочиненное служит тому, чтобы создать иллюзию естественного распорядка жизни. Но соединенным как раз и оказалось абсолютно противоположное: прелесть преходящего мгновения со всеми признаками этой мгновенности (включая саму юность) - и непреходящая, существующая вне времени "эстетика числа", абстракция математического расчета. 
Тем самым художник осуществил мечту и главный парадокс новоевропейской фаустовской культуры - он остановил мгновение. И если, по крылатому слову Пушкина, "гений - парадоксов друг", то первое произведение художника - воистину проблеск гения и вполне достойно своей славы.

Портрет художника Исаака Левитана

В портрете Левитана ничто не указывает на то, что изображен именно художник (хотя известно, что Левитан также позировал в своей мастерской). Серов здесь выбирает манеру письма, напоминающую портреты Крамского: сумрачный фон, коричневые тона, суховатая живопись. "Левитан был разочарованный человек, всегда грустный. Он жил как-то не совсем на земле, всегда поглощенный тайной поэзией русской природы", - пишет о своем друге Коровин. "Смуглое лицо с глубокими впадинами задумчивых, с тихой печалью глаз... Грусть его изящна. Каждый мазок на его этюде говорит о красоте души художника-поэта. И эта красивая тоска опьяняет вас, как аромат цветов", - вторит Коровину живописец Яков Минченков. Эта байроническая тоска и меланхолия воскрешают в памяти искусство романтической эпохи. Бессильно упавшая аристократически красивая рука в серовском портрете - прямая отсылка к позднеромантическим портретам Брюллова - Портрету Струговщикова и Автопортрету. Но "трезвая" реалистическая живопись "под Крамского", писавшего с протокольной прозаической точностью, призвана уверить, что это - не сочиненный романтический "образ" разочарованного художника-мечтателя, а честно переданный характер конкретного человека, словно невзначай, помимо воли портретиста, совпавший с фигурой героя романтической эпохи.

Заросший пруд. Домотканово

Валентин Серов. Заросший пруд. Домотканово

Картина Заросший пруд создавалась одновременно с Девушкой, освещенной солнцем. Первоначальное название картины - Сумерки. Этот пейзаж Серов писал, когда выдавались пасмурные дни и нельзя было работать над портретом Марии Симонович. Художник закончил его, лишь когда начали появляться желтые листья и летний вид сменился осенним. Пейзаж с похожим мотивом и таким же названием написан в 1879 году Василием Поленовым. Поленов, вместе с Саврасовым, был в русской живописи главным мастером "лирического пейзажа", посвященного "поэзии тихих уголков русской природы". Мягкий рассеянный солнечный свет, песчаная дорожка, приветливо "приглашающая" к прогулке по лесу, женская фигурка, примостившаяся на укромной скамейке в глубине картины, - все это создает у Поленова атмосферу мечтательной тишины, свойственной лирическому направлению передвижнического пейзажизма. Серов шутливо называл свой Заросший пруд "Добиньи-Руссо", указывая, таким образом, на взятый им совершенно иной образец пейзажной живописи (французские художники Шарль Добиньи и Теодор Руссо были характерными представителями барбизонской школы). Но характер живописи в серовском пейзаже не вполне совпадает и с указанным им самим "первоисточником": пейзажи барбизонцев, с их световоздушным маревом, предвосхищали живопись импрессионизма; Серов же здесь (как и в Девушке, освещенной солнцем) гораздо ближе не к импрессионизму, а к Сезанну. Неподвижная, тяжелая, без малейшей ряби вода, напоминающая жидкую ртуть, кроны деревьев, словно впаянные в небесную твердь, - все кажется сотворенным из единой субстанции, словно оледеневшим или замершим в волшебном сне. "Вообще от картины веет каким-то безжизненным холодом", - заметил один из критиков. Это не уютный лес для прогулок и мечтаний, а чаща, которая могла бы окружать замок спящей красавицы, где ветви деревьев нельзя раздвинуть, а можно разве что разрубить мечом. Подобная сгущенная атмосфера "странного места" спустя два года будет с той же убедительностью передана Левитаном в картине У омута.

Валентин Серов. Портрет художника К.А.Коровина

Серов и Коровин были неразлучными друзьями - Савва Мамонтов прозвал их "Коров и Серовин", несмотря на различия в темпераменте и характере, привычках и образе жизни. "Серов, неизменно аккуратно одетый, тщательно причесанный, был всегда обаятелен и на вид угрюмо-серьезен, а Коровин отличался непостоянством, в достаточной степени легкомыслием, малоприятной "художественной" небрежностью в костюме. "Паж времен Медичисов" - прозвал его Серов за вечно торчащую у него между жилетом и брюками белую рубашку. Серов был выдержанного, стойкого характера и очень определенного образа мыслей, Коровин же метался, как былинка по ветру: сегодня он на похоронах Баумана... дает сто рублей в кассу революционеров, а завтра с излишней почтительностью заискивает перед директором императорских театров", - вспоминал Всеволод Саввич Мамонтов, сын знаменитого мецената. Другой мемуарист, князь Сергей Щербатов, писал о Коровине так: "Невозможно себе представить более русского человека, чем Коровин, со всеми русскими прелестями, очарованиями и недостатками. С его блестящей талантливостью, острым умом, наблюдательностью, с его поистине феноменальной силой темперамента, веселостью, доходящей до экзальтированности, восторженностью перед красивым явлением в любой области искусства, как и в природе, с его живостью и жизненностью, яркостью восприятия всех явлений жизни, - Коровин был одним из наиболее "красочных", ярких людей, которых мне приходилось встречать. Если делить людей на "колоритных" и "бесцветных", то "живописность" и "колоритность" Коровина были поразительны. В этом была и до глубокой старости сохранившаяся большая прелесть его - несравненного, талантливого рассказчика, балагура и веселого сотрапезника". Коровин, который обычно в два-три сеанса заканчивал свои работы, часто досадовал, что Серов чересчур долго "копается" с картинами и "засушивает" их. Но здесь Серов, словно подчиняясь темпераменту друга, пишет размашисто, этюдно, яркими пятнами цвета при великолепной воздушной серебристости общего тона, намеренно стилизуя портрет под живопись самого Коровина. Этой манерой письма передан и "вихлястый", по выражению Серова, характер Коровина, и его "артистическая небрежность"; в то же время Коровин изображен здесь как именно творческая личность, человек искусства: "В небрежно написанной фигуре К. Коровина никто не угадает банкира или ростовщика. Конечно, художника выдают аксессуары, в виде палитры, этюдов, но и без них вы узнаете жреца искусства, ленивого, беспечного, великого в минуты вдохновения и неустойчивого в обычных отношениях жизни", - отозвался о портрете один из рецензентов.