Шпаргалки по философии

Дильтей выделяет три класса высказываний в науках о духе: предложения, фиксирующие  факты действительности, какой она  представлена в восприятии; высказывания, формулирующие теоремы об абстрактных закономерностях поведения содержательных частей этой действительности; суждения, выражающие оценку и предписывающие правила. Эти классы высказываний выражают последовательно исторические, абстрактно-теоретические и практические направления мысли, составляющие между собой конкретную целостность. Наличие этой целостности есть главная специфическая особенность исследования в науках о духе, а необходимость ее сохранения — первая задача исследователя, работающего в гуманитарной области.

В основание специфицированной классификации наук о духе Дильтей кладет дескриптивную психологию, как первую и элементарнейшую среди всех частных наук о духе. Ее метод познания — описательный, различающий в процессе понимания уровни душевной жизни. Он образует фундамент для последующего строительства гуманитарной методологии, отстаивает самостоятельность методологического статуса гуманитарных наук и обосновывает необходимость разработки специфицированной гуманитарной методологии. Основной метод исследования наук о духе, предложенный Дильтеем, состоит в том, чтобы соразмерять каждую составную часть абстрактного научного мышления с целостностью человеческой природы, проявляющейся в опыте, языке и истории. Критикуя философские концепции Локка, Юма и Канта, он приходит к выводу, что «постулирование окостенелой априорной способности познания» не способно удовлетворить методологические запросы наук о духе, поскольку их решение, непосредственно связанное с проблемой понимания исторической действительности, требует исходить из целостности человеческой природы, которая в ощущении, представлении и воле лишь развертывает различные свои стороны.

Философская программа, сформулированная Дильтеем во «Введении к наукам о  духе...», получила развитие в экзистенциальной философии (К. Ясперс, Г. Липпс); оказала влияние на становление интеллектуальных стратегий образования (Г. Ноль, Э. Шпрангер, Т. Литт, О.-Ф. Больнов), на феноменологическую традицию (М. Шелер, М. Хайдеггер) и на герменевтическую философию (Г. - Г. Гадамер).

12. Декарт. Рассуждение о методе

Полное название “Рассуждение о методе для хорошего направления разума и отыскания истины в науках” — сочинение Р.Декарта, опубликованное в 1637 в Лейдене  Часть 1 (“Соображения, касающиеся наук”) — своего рода введение, где Декарт высоко оценивает здравый смысл, “обычный ум человека”: это “единственное, что отличает нас от животных и что в полной мере присуще каждому”. Но “мало иметь хороший ум, главное — хорошо его применять” (там же). “Книжной науке” (какими бы полезными и утонченными ни были ее результаты) Декарт предпочитает ознакомление с “великой книгой мира”, т. е. путешествия, наблюдения, общение с людьми и т. д. Ибо “в рассуждениях каждого о делах, непосредственно его касающихся... гораздо больше истины, чем в бесполезных спекуляциях кабинетного ученого...”. Употребив несколько лет на изучение “книги мира”, Декарт “принял решение изучать самого себя”. Для “Рассуждения о методе” вообще характерны свободные, исповедальные биографические экскурсы.

Во 2-й части (“Основные  правила метода”) Декарт обосновывает тезис о “книжной” науке как сумме мнений различных лиц и о том, что “самое лучшее — раз и навсегда отрешиться от них, чтобы впоследствии водворить на их место лучшие либо те же, но согласованные с разумом”. При этом он не одобряет людей, постоянно задумывающих какие-либо новые преобразования в обществе, и утверждает:

“Никогда мои намерения  не шли дальше попыток реформировать  мое собственное мышление и строить  на фундаменте, который принадлежит мне”. Изложение основных правил метода Декарт предваряет разъяснением относительно того, что они не сводятся к приемам логики, ее силлогизмам (к “искусству Луллия”), к анализу суждений древних, равно как и к приемам алгебры Нового времени. Искомые правила метода Декарт излагает следующим образом: “Первое — никогда не принимать за истинное ничего, что я не познал бы таковым с очевидностью... Второе — делить каждое из исследуемых мною заблуждений на несколько частей, сколько это возможно и нужно для лучшего их преодоления. Третье — придерживаться определенного порядка мышления, начиная с предметов наиболее простых и наиболее легко познаваемых и восходя постепенно к познанию наиболее сложного... И последнее — составлять всегда перечни столь полные и обзоры столь общие, чтобы всегда была уверенность в отсутствии упущений”. В разных сочинениях Декарт по-разному записывал и группировал правила метода. Эти четыре правила— обобщенное формулирование 21 правила, изложенного в более ранних “Правилах для руководства ума”. Ум должен привыкать мыслить ясно и отчетливо и отыскивать истину, которая по каждому вопросу только одна.

В части 3 (“Некоторые правила  морали, извлеченные из этого метода”) представлены следующие “временные правила нравственности”: “Первое  — это подчиняться законам  и обычаям моей страны, блюдя религию... и во всем остальном руководствоваться мнениями, наиболее умеренными и далекими от крайностей...” Второе правило — “оставаться возможно более твердым и решительным в своих действиях...”. “...Моим третьим правилом было стремиться всегда побеждать скорее самого себя, чем судьбу, и менять скорее свои желания, чем порядок мира...”.

В 4-й части (“Доводы, доказывающие существование Бога и человеческой души, или Основание метафизики”) излагается в краткой форме “методическое” движение по пути сомнения к “первому принципу философии”, а именно к идее “я мыслю, следовательно, я существую”, а от нее — к идее субстанции, “вся сущность и вся природа которой состоит только в мышлении и которая, чтобы существовать, не нуждается ни в каком месте и не зависит ни от какой материальной вещи”. Следующий шаг (подробно представленный в “Метафизических размышлениях”: “размышляя по поводу того, что я сомневался и что, следовательно, мое существо не является вполне совершенным...”, я логично прихожу к идее более совершенного существа, чем я. Аналогичным образом “я знаю некоторые совершенства, мне не присущие”, и по контрасту представляю себе существо, способное быть “бесконечным, вечным, неизменным, всесведущим, всемогущим”, т. е. прихожу к идее Бога.

В частях 5 (“Порядок физических вопросов”) и 6 (“Что необходимо, чтобы продвинуться вперед в исследовании природы”) излагаются принципы и порядок естественнонаучных исследований: сначала отыскиваются “вообще принципы, или первопричины всего того, что есть и может быть в мире...”, затем выясняется, “каковы первые и самые обычные следствия”, какие можно вывести из этих причин. На этом пути предметом исследования стали небеса, звезды, земля, а на земле — вода, огонь, минералы, т. е. вещи “наиболее общие из всех и наиболее простые, а следовательно, и наиболее легкие для познания” (там же); в частности, была предложена гипотеза о возникновении Земли, Солнца из хаоса материального движения, затем совершился переход “к более подробному рассмотрению Земли”. Таким же образом вначале исследовались движения животных и человеческого тела; Декарт подробно обсуждает движение сердца, крови, чтобы доказать, что “все это согласуется с правилами механики, являющимися и правилами природы”. Отличие человека от животных — наличие “разумной души”, которая “никоим образом не может быть продуктом материальной силы наподобие других вещей” и которая сотворена Богом и является бессмертной. Хотя принципы философии “крайне просты и очевидны”, ученые мужи не торопятся обладать светом истины, ограничиваясь “тщеславной видимостью всезнайства”. Впрочем, своими судьями Декарт желает иметь тех, “кто соединяет здравый смысл с ученостью”.

13. Кант И.  Критика чистого разума

Главное морально-философское сочинение Канта. Отправляясь от понятия универсального нравственного закона, впервые введенного в “Основоположении к метафизике нравов” (1785), Кант предлагает строго этическое обоснование умозрительных представлений, которые в заключительных разделах “Критики чистого разума” имели статус проблематических идей. Главное из них — представление о трансцендентальной свободе, или персональной свободе воли.

Безусловность универсализируемых нравственных требований является неустранимой очевидностью морального сознания, сверхэмпирическим  “фактом” чистого практического  разума. Тот, кто не имеет этой очевидности, просто не принадлежит к числу нравственных существ. Но безусловность — это полная независимость от обстоятельств, “среды”, естественного хода вещей, а значит, абсолютная, изначальная свобода самоопределения и выбора. Бесполезно искать доказательства этого морально-практического убеждения, бесполезно и пытаться подорвать его (напр., ссылками на неосуществимость наших добрых намерений, о которой свидетельствует опыт). Вера в реальность персональной свободы представляет собой общую для всех нравственных людей логическую необходимость. В “Критике чистого разума” главная задача состояла в том, чтобы очертить всеобщее и необходимое знание; в “Критике практического разума” она заключается в выявлении всеобщей и необходимой веры в свободу. Субъект этой веры воспринимает (умопостигает) себя •как личность, изъятую из всякой природной (по Канту, это значит и социальной) детерминации. Он мысленно принадлежит тому запредельному, ноуменальному миру, где свободное волеизъявление выступает в качестве первоначала долгого ряда поступков и событий (“причинность посредством свободы”).

Через всю “Критику практического  разума” проходит тема необходимой  корреляции свободного волеизъявления и нравственной самодисциплины. Только вполне добровольное деяние может быть признано нравственным в строгом смысле Слова. И наоборот, только ориентация на законосообразное и общеобязательное сообщает человеческому поведению достоинство свободы. Никакой другой мотив его не обеспечивает.

С предельной последовательностью данный тезис проводится в кантовской критике евдемонизма (“этики себялюбия”). Личное блаженство, счастье и благополучие — слишком проблематичные и зыбкие цели, чтобы служить основанием нравственности и свободы. Хотя стремление к ним можно признать от рождения свойственным каждому, они, по строгому счету, представляют собой лишь эмпирическую задачу, которая поставлена человеку его природой, но не имеет общезначимого рационального решения. Более того, человек, который всецело посвящает себя поискам личного счастья и благополучия (как если бы это было его долгом), неизбежно попадает во все большую зависимость от эмпирических обстоятельств (а это значит — и от властных инстанций, которые заведуют обстоятельствами). Аргументы, выдвинутые Кантом против евдемонизма, сохраняют свою критическую силу в отношении всех попыток утилитарного и прагматического обоснования морали вплоть до новейших, Глубинная оппозиция между эмансипирующим категорическим императивом и утилитарно-евдемонистическим расчетом находит экзотерическое выражение в резком противопоставлении долга и склонности. Оно проходит через весь текст “Критики практического разума” и превращает это сочинение в философскую декларацию ригоризма (кантовская этика в целом менее ригористична, чем данная “Критика”). Всякая примесь склонности, утверждает автор “Критики”, портит чистоту нравственного мотива. Более того, подлинно нравственным поступком может считаться только такой, который не просто легален (сообразен долгу), но морален (т. е. совершается из одного лишь уважения к закону долга). Модели моральности соответствует понятие автономии (самоцельности, самозаконности нравственного поступка) и формальная трактовка категорического императива как “закона законосообразности”.

Вместе с тем важно отметить, что даже в крайних выражениях ригоризма и формализма этика Канта не делается антиевдемоннстической (аскетической) доктриной: “Различение принципа счастья и принципа нравственности не есть, однако, противопоставление их, и чистый практический разум не хочет, чтобы отказывались от притязаний на счастье; он только хочет, чтобы эти притязания не застили взор, коль скоро речь идет о долге”. Стремление к счастью, поставленное под сомнение в аналитике нравственного сознания, вновь привлекается Кантом, когда дело доходит до теории добродетели и до разъяснения интегрального понятия всей его этики — понятия высшего блага. Под последним Кант разумеет моральный порядок, в основе которого лежит принцип заслуженного счастья. Такова конечная цель, к которой необходимо устремляется именно нравственно бескорыстная личность, отрешившаяся от мотивов себялюбия. Вселенский моральный порядок есть то, чего она не может не хотеть. Поскольку же порядок этот недостижим в границах природы, какой мы ее постигаем в опыте, нравственно развитый субъект не может мыслить себя иначе как вечно совершенствующимся членом сверхчувственного мира, устроенного благим и справедливым миродержцем. Бессмертие души и существование Бога осознаются им как условия возможности высшего блага. Это практические постулаты, которые этикотеология Канта добавляет к чисто этическому постулату свободы. “Критика чистого разума” очерчивала свободу воли, бессмертие души и существование Бога в качестве проблематических, регулятивных и трансцендентных идей. “Критика практического разума”, хотя и не доказывает их теоретически (вопреки мнению большинства русских религиозных философов Кант не предлагает никакого нового доказательства бытия Бога), но сообщает им достоинство ассерторических, конститутивных и имманентных убеждений.

“Критика практического разума” открывается Предисловием, разъясняющим место этого произведения в общей структуре трансцендентально-критического учения. Далее следует Введение, трактующее понятие практического разума. Главная часть работы носит название “Учение чистого практического разума о началах”. Она разделена на две книги. Первая (“Аналитика чистого практического разума”) представляет собой феноменологию морального сознания, ориентированную на этическое обоснование свободы. Вторая (“Диалектика чистого практического разума”) реализует этикотеологическую программу Канта. Краткая вторая часть работы (“Учение о методе чистого практического разума”) имеет дидактический характер: Кант разъясняет здесь установки и приемы “истинного [морального] просвещения”. Заключение “Критики” развертывает знаменитый девиз Канта: “Звездное небо надо мной и моральный закон во мне”. “Звездное небо” (объект изумления) напоминает человеку о его тварном ничтожестве перед безбрежной, детерминистски равнодушной природой (“вселенной Паскаля”); “моральный закон” (объект уважения) возвышает его над природой и свидетельствует о персональной причастности к сверхчувственному миру.

Социальный герой “Критики практического  разума” — “простой, скромный гражданин, наделенный честностью характера”. Главная иллюстрация строго нравственного поступка — отказ от лжесвидетельства (даже под угрозой крайних бедствий и смерти).

14. Кун Т.  Структура научный революций

Идеи, выдвинутые Куном, стимулировали  в последующие десятилетия многочисленные исследования науки, прежде всего социологического направления. Это связано, во-первых, с новой интерпретацией Куном революций в истории науки, и, во-вторых, с той большой ролью, которая им отводится научному сообществу.

Революция у Куна рассматривается  как определяющая последующее эволюционное развитие нормальной науки. Чтобы понять эволюцию, надо вывести ее из предыдущей революции, которая формирует новый способ решения научных проблем. Но если на передний план выдвигается производство нового, это неизбежно фокусирует внимание на его создателе, на субъекте. Субъект в концепции Куна фигурирует, прежде всего, как научное сообщество, которое играет решающую роль в процедуре утверждения новой парадигмы, в ее конкурентной борьбе со старой. При этом Кун утверждает, что внутренние мотивы, которые вынуждают ученого сделать выбор в пользу новой теории, «проистекают не из логической структуры научного знания». Для ученых, конечно, являются убедительными аргументы, касающиеся возможностей конкурирующих теорий в решении научных проблем. Но эти аргументы, по мнению Куна, не являются для ученого неотразимыми, — имеются и др., которые «апеллируют к индивидуальному ощущению удобства, к эстетическому чувству. Считается, что новая теория должна быть "более ясной", "более удобной" или "более простой", чем старая». Эти в значительной степени субъективные, оценки могут иногда оказаться решающими — полагает Кун.