Шпаргалки по философии

 

5. Бердяев Н.А.  Смысл истории

Становление Н.А. Бердяева как самостоятельного и оригинального мыслителя произошло именно через философию истории.  В работе «Смысл истории» (1923) он дает следующее ее базисное определение: «Философия истории, историческое познание, есть один из путей к познанию духовной действительности. Это есть наука о духе, приобщающая нас к тайнам духовной жизни... Философия истории берет человека в совокупности действия всех мировых сил, т.е. в величайшей полноте и величайшей конкретности... и эта совокупность мировых сил порождает действительность высшего порядка, которую мы именуем исторической действительностью».

 Однако понять философию  истории Бердяева невозможно  без его общефилософских воззрений.  Центральное место в его учении  занимает философская антропология  – учение о свободе человека  и его духовности, которая разворачивается как историческая драма борьбы природного и духовного начал в человеке и его истории.

 В обосновании этой идеи  Бердяевым можно выделить четыре  основных направления: 1)обоснование  абсолютной свободы человека  как условия его существования и творчества; 2)разработка метафизики духа на основе истолкования религиозно-мистических интуиций о свободно духовных отношениях человека с Богом; 3)истолкование мира и общества как результата объективации творческой деятельности человека и их антиномичности; 4)осмысление духовного опыта человечества как способа преодоления антиномии путем «просветления» объективированного, «падшего» мира. В обосновании своих философских построений Бердяев использует христианское вероучение, видя в нем символическое выражение подлинной теогонии мира, тайну которой он стремится разгадать и представить в своем варианте философии христианского экзистенциализма с выходом на учение о судьбе человека и смысле истории.

Исходной философской установкой Бердяева является положение, что только целостный человек, вкорененный в глубину бытия и воодушевляемый Богом, может служить основанием и целью сущего. Духовная жизнь не есть отражение какой-либо реальности, она есть самая реальность. Однако о духе нельзя выработать понятия, хотя можно уловить его признаки. К последним Бердяев относит свободу, творчество, любовь, красоту, добро как Божественное откровение.

 Человек, человечество, согласно  Бердяеву, существует предвечно  в замысле Божьем. А это значит, что и божественность изначально присуща воплощенному человечеству.  Мыслитель убежден, что самой гениальной идеей Бога была идея человека, а самой гениальной идеей человека – Бог. Гениальность этих идей и их тождество находят выражение в идее Богочеловечества как единства божественного и человеческого начала в земной и небесной истории.

Его философия истории начинается с разведения понятий «историческое» и «историзм». «Историзм» относится  к исторической науке, имеющей дело с эмпирическим, или феноменальным  миром исторических событий, совершающихся в разорванном времени одно после другого, вытесняющих это другое. «Историческое» - сфера философии истории.  В нем раскрывается сущность бытия и духовная сущность самого человека.  «Историческое» есть конкретная, сращенная во времени, целостная форма человеческого бытия. «Историческое» не только универсально, но и индивидуально. Человек находится в историческом и историческое находится в человеке.  «Между человеком и «историческим» существует такое глубокое, такое таинственное в своей первооснове сращение, такая конкретная взаимосвязь, что разрыв их невозможен. Нельзя выделить человека из истории, нельзя взять его абстрактно, и нельзя выделить историю из человека».

 Вместе с тем история далеко  не всегда совпадает с сущностью  исторического.  Более того, историзм, свойственный исторической науке, сплошь и рядом бывает весьма далек от «тайны исторического». Конечно, замечает Бердяев, «историческое» не следует рассматривать по аналогии с материальной, физической или географической, реальностью. «Историческое» есть реальность особого рода. Историческое есть такая конкретная и цельная реальность, в которой человек является одновременно и субъектом и объектом истории, а настоящее пребывает в прошлом и будущем.

«В истории нет прямой линии совершающегося прогресса добра, прогресса совершенства, в силу которого грядущее поколение стоит выше поколения предшествующего; в истории нет и прогресса счастья человеческого – есть лишь трагическое все большее и большее раскрытие внутренних начал бытия, раскрытие самых противоположных начал, как светлых, так темных, как божественных, так и дьявольских, как начал добра, так начал зла. В раскрытии этих противоречий и в выявлении их и заключается величайший внутренний смысл исторической судьбы человечества».

 И поскольку история не  имеет смысла в себе, а имеет  метаисторический смысл, постольку  неизбежен конец истории и  суд над ней, представленный  в мифологеме апокалипсиса. Вопреки  догматическому истолкованию апокалипсиса  как «страшного суда», Бердяев,  исходя из своих персоналистических установок, полагает, что это будет суд во имя человеческой личности и конца бесчеловечной истории. Это будет своего рода персоналистическая революция  во имя реализации полноты жизни человеческой личности. В этом смысле апокалипсис – это не только откровение конца истории, но и откровении конца зла внутри истории.

 Таким образом, проблема отношения  человека и истории разрешима  только на почве эсхатологии,  т.е. философия истории как  учения о конце земной истории  и ее завершении в Царстве Божием. Но наступление его не придет само собой или милостью Божией. Оно «уготовляется человеком», зависит от его творческих усилий. Но и Бог не безучастен в этом процессе, он направляет творческие силы человека к созиданию высших ценностей, концентрация которых способна прорвать жесткие законы необходимости объектированного, «падшего» мира и послужить зародышем нового эона, или нового просветленного цикла существования вечности. История, таким образом, есть Богочеловеческий процесс.

 Если следовать посылкам Бердяева, то нельзя не придти к самым пессимистическим выводам, поскольку ни одна из задач, которые ставились в историческом процессе, не может быть разрешимой внутри потока исторического времени. В этом смысле история есть неудача духа. Однако ее сокрытый смысл состоит в том, что она есть путь к иному миру и подготовление к нему человечества. И в заключение своей философии истории Бердяев прибегает к откровенному пророчеству:

 «Разрывается связь времен, замкнутый круг мировой действительности перестает существовать;  в него сливаются энергии иных ступеней действительности, история нашего мирового времени кончается и потому только и приобретает смысл».

Для Н.А. Бердяева конец истории отнюдь не означает конца мира, а только переход в иной более совершенный эон, или цикл его существования. Новой же сильной идеологии, которая могла бы стать моделью нового развития истории, нет. Поэтому в перспективе истории остается либо повторение пройденного, либо ее конец. Правда, остается еще надежда, которую вынашивал Бердяев, что человечество, русский народ, в частности, совершит еще прорыв в сферу Духа.

 

6. Бэкон Ф. Новый органон

Годы жизни Фрэнсиса Бэкона (1561–1626) совпадают с последней четвертью  эпохи возрождения, эпохи перехода от феодального общества к буржуазному.

Этот период характеризуется быстрыми темпами развития промышленности. Ремесло  в чистом виде оттесняется производством, организованным по принципу мануфактурных  мастерских – механизмом, органами которого являются люди. Каждый винтик этого механизма состоит из обыкновенной человеческой плоти, а его функции теперь определяются той точкой, которую он занимает в механизме.

Занимаясь какой–либо деятельностью, человек желает достичь чего–либо  – домогается. Бэкон выделяет три  “рода человеческих домогательств”, состоящих в том, чтобы:

1)  “распространить свое могущество  в своем отечестве”;

2)  “распространить власть и  силу родины на все человечество”;

3)  “распространить могущество  и власть всего человеческого  рода по отношению к совокупности  вещей”.

И если первые две цели рассматриваются как “низменные и подлые по своей сути”, то треть и “разумнее и почтеннее”, поскольку направлена на избавление рода человеческого от нищеты.

Достичь же этой цели, по мнению Бэкона, можно лишь развивая науки. Считая существующие на то время методы неприспособленными для получения новых истинных знаний о природе Бэкон предлагает “новое орудие, или инструмент, познания”, противопоставляя его перипатетической и схоластической логике. Причем метод такой, что “почти уравнивает дарования и мало что оставляет их превосходству, ибо он все проводит посредством самых определенных правил и доказательств”, такой, что дает “достаточно надежды на успех не только для человека усердного и предприимчивого, но даже и для благоразумного и трезвого”.

Но только ли один метод способен решить все проблемы?

Ведь даже самое совершенное  орудие познания буде бесполезным для  человека, чей ум не подготовлен  должным образом, или же для того кто в силу тех или иных обстоятельств  не может полностью использовать всю его мощь.

Препятствия эти можно условно  разделить на внутренние, свойственные именно человеку, и внешние.

К первым относятся “идолы и ложные понятия”, которые “так владеют  умом людей, что затрудняют вход истине…, если только люди, предостереженные, не вооружаться против них, насколько возможно”. Всего выделяется четыре вида идолов:

1) “Идолы рода” – возникающие из–за особенностей человеческого восприятия. К ним относятся:

- попытки провести “параллели, соответствия и отношения, которых  нет” вследствие склонности человеческого разума к приданию миру большего порядка и единообразия;

- пристрастное отношение к фактам, а именно пренебрежение отрицательными  доводами, которые по мнению Бэкона  обладают даже большей силой,  чем положительные;

- неправильные представления следующие из ограниченности знаний и нежелание проверить их;

- попытки объять необъятное;

- влияние страстей и эмоций.

2) “Идолы пещеры” – заблуждения  отдельного человека:

- каждый, кто увлечен отдельной  областью знаний, по прошествии  определенного времени, когда уже может считать себя экспертом в этой области, начинает переносить частные знания на общие теории, тем самым искажая их;

- преклонение перед авторитетами  древности или же наоборот  любовь к новизне, и лишь  “немногие могут соблюсти  такую меру, чтобы не отбрасывать то, что справедливо установлено древними, и не пренебречь тем, что верно предложено новыми”;

- чрезмерное увлечение частностями,  мешающее воспринять картину  в целом.

3) “Идолы площади” – суть  которых состоит в том, что  люди, как средство связи, используют речь, слова, т.е. несовершенный аппарат языка. При этом еще и используя плохо определенные понятия. Вследствие чего все диспуты “превращаются в диспуты относительно слов и имен, а благоразумнее было бы с них и начать, чтобы посредством определений привести их в порядок”.

4) “Идолы театра” – так называет  Бэкон по его мнению “ложную  философию”, основанную на софистике,  эмпирике и суеверии.

Первым шагом на пути к знанию должно быть освобождение от идолов: “…разум должен быть совершенно освобожден и очищен от них”.

Далее подвергается критике один из путей получения знаний, который  как утверждает Бэкон “наиболее  свойственен людям”. “Этот метод  состоит ни в чем другом, как  в том, что человек, готовясь и  приступая к какому–либо исследованию, прежде всего отыскивает и изучает сказанное об этом другими, затем он прибавляет свои соображения и посредством усиленной работы разума возбуждает свой дух и как бы призывает его открыть свои прорицания. Тут все лишено основания и все сводится только ко мнениям”.

Все должно строиться на опыте, упорядоченном  и систематизированном, на основе которого строятся аксиомы (теории) и далее, как  следствие из них, новые опыты.

Внешние же препятствия более разнообразны.

Очень опасны для науки и различные  обманчивые обещания, вследствие которых появляется “большое предубеждение против новых предложений…из–за тех обманщиков, которые пытались делать нечто подобное”.

Так же отмечается и неприменимость мнения большинства в делах науки.

“Немало вреда принесла наукам мелочность и ничтожность” решаемых задач, прикрытая тщеславием и надменностью и уводящая от “значительных и достойных открытий”.

“Нельзя упускать и то, что во все  века естественная философия встречала  докучливого и тягостного противника, а именно суеверие и слепое, неумеренное религиозное рвение”.

Да и сам процесс обучения в школах и академиях препятствует развитию наук. “Ибо чтения и упражнения расположены так, что нелегко  может кому–либо прийти в голову обдумывание и созерцание того, что  отличается от привычного”.