Платон как основоположник объективного идеализма

4. Весьма настойчиво Платон строил  свою философскую систему с  подражанием старинному общинно-родовому строю, взятому в самом общем виде.

Разумеется, говорить об общинно-родовом строе в IV в. до н. э. было бы антиисторично. Тем не менее Платон настолько глубоко и даже жестко тяготеет к общинно-родовому строю, что оба его утопических проекта (в “Государстве” и в “Законах”) иначе нельзя и характеризовать, как проекты полной реставрации именно общинно-родового строя. Несмотря на всю утонченную философию, при помощи которой Платон строит свои утопии, все-таки на первом плане у него ни в какой мере не индивидуум, а только община. Первые два сословия в “Государстве”– философы и воины – лишены всякой не только частной, но даже личной собственности. Этот аскетизм проводится упорнейшим и беспощаднейшим образом. Правда, третье сословие у него обладает правом и частной, и личной собственности, но это у него только материальная основа общества, само же общество беспощадно исключает всякую индивидуальную инициативу, в какой бы области она ни мыслилась, начиная от философски-умозрительной и кончая бытовой и повседневной,' так что даже жены и дети у всех здесь должны быть только общие.

Историки древнего мира учат нас, что обширные и глубокие остатки общинно-родового строя вообще никогда не умирали в античности, несмотря на рабовладение и несмотря ни на какой прогресс цивилизации. Но то, как строит свой общественно-политический идеал Платон, превосходит всякое воображение. Здесь все подчинено только общине, только роду, только безличному или внеличному обществу, а все личное приносится им в жертву.

Но нельзя сказать, что эти общинно-родовые идеалы касаются только утопических идеалов Платона. Несомненно, они играют большую роль и в его теоретической философии. Так, своей идее, которая строит у него весь космос, он дал название “отца и демиурга”, т. е. “мастера”, а материю, которая воспринимает у него творческую идею этого “отца” и мастера, он назвал “кормилицей” и “восприемницей идеи”. Таким образом, там, а именно в “Тимее”, где он яснейшим образом вскрыл отношение идеи и материи, он эту идею понимает как “мастера” и отца, материю же – как приемлющее женское начало, а каждую вещь – как результат работы “мастера” над материей или как порождение демиургического отца и воспринимающей идею матери. Следовательно, космос строится у него не только ремесленным способом, но вместе с тем он является живым существом, живущим на основе семейно-родовых отношений. Тут, может быть, ярче всего сказался реставрационный характер общественно-политического мышления Платона. Перед этим меркнут симпатии философа к аристократическому строю Спарты или Крита его времени.

5. Жесточайшая эпоха, в которой  приходилось Платону жить и  работать, вырвала у него из  рук всякое реальное политическое  оружие; и он начинал строить  такие же жестокие утопии, пытаясь  сначала прямо и непосредственно, а потом и опосредованно рисовать  воздействие идеи на материю  и преображение материи в претендующий  на вечное существование социально-политический  идеал.

Однако фантастичнее всего то, что Платон, исходя из своих принципов общинно-родового строя, который понимался им, как мы уже знаем, в стиле египетского жреческо-кастового общества, сумел учесть также и современное для него социально-экономическое развитие.

В нашей литературе третье сословие “Государства” обычно трактуется как некоторого рода класс рабов, по в настоящее время наши историки античности[8] установили, что самое понятие класса в отношении античности еще не может применяться в современном, строго экономическом смысле, и если уже употреблять современные термины, то ниже мы будем рассматривать экономическую сущность третьего сословия у Платона скорее как государственное крепостничество. Сейчас же мы бы хотели сказать, что Платону пришлось волей-неволей учитывать современное ему экономическое развитие; но, только будучи реставратором старины, он смог этот общинно-родовой абсолютизм ограничить первыми двумя сословиями. Третье же сословие у него, несмотря на приниженность положения, обладает такими огромными правами, о которых запрещено даже и думать представителям первого и второго сословий.

Платон много говорит о разделении труда в этом сословии и о строгой профессионализации производства. Работающие должны здесь иметь в виду не только общегосударственные, но и свои собственные, чисто личные интересы. А для этого им следует производить гораздо больше, чем это нужно для государства. Они могут продавать свой продукт на рынке и покупать то, что для них необходимо. Допускается не только простой обмен, но и продажа за деньги, для чего необходима чеканка монеты. Представители третьего сословия занимаются торговлей не только в своей собственной среде, они торгуют и с иностранными государствами. Им разрешается личное накопление, хотя не должно быть здесь людей слишком богатых или слишком бедных.

Аристотель упрекал Платона за то, что он слишком много распространяется о художественном воспитании воинов и ничего не говорит о художественном воспитании третьего сословия. Но Аристотель забывает, что Платон предоставляет третьему сословию полную свободу устраиваться так, как заблагорассудится каждому отдельному его представителю.

Несомненно, Платон мыслит здесь не только допустимость и законность принципа конкуренции, но и собственное политическое устройство третьего сословия, хотя он все же и здесь, субъективно оставаясь аристократом, не считал нужным останавливаться на общественно-политической и экономической структуре третьего сословия. От третьего сословия требовалось только одно: содержать все государство материально. Остальное Платона не интересовало.

Однако, подходя объективно-исторически к этому предмету, мы должны сказать, что, несмотря на свой общинно-родовой и даже жречески-кастовый характер мышления, Платон все же отдал большую дань современному социально-политическому и социально-экономическому развитию. Вот почему реставрационные идеалы Платона удивительным образом сплетаются у него с потребностями современного ему социально-экономического прогресса.

Таким образом, это ни в каком случае не система рабовладения, поскольку и правителям-философам, и воинам запрещена частная собственность, т. е. в том числе и рабовладельческая. Скорее, это – какое-то идеализированное государственное крепостничество с широчайшими правами для крепостных вплоть до их свободной экономической конкуренции в области производства, торговли, денежного накопления, а может быть, и политического устройства.

6. В своем последнем сочинении  “Законы” Платон впервые заговаривает  о рабовладельческом государстве, но его суждения о рабах прямо не говорят об экономической принудительности рабства. Это – характерное для античности внеэкономическое принуждение[9], основанное, впрочем, при всем проводимом здесь гуманизме, на весьма низкой моральной оценке раба, лишенного якобы разума и совести. Несомненно, рабовладение “Законов” является весьма путаной, противоречивой и неясной концепцией. Раб здесь вовсе не экономическая категория. Он– категория скорее сословно-правовая (у рабов меньше прав, чем у прочих граждан) и притом с весьма большим морально-психологическим заострением (раб – человек без разума и совести, так сказать, “хам”). Впрочем, учитывая элементы гуманизма в концепции рабства в “Законах” Платона, необходимо сказать, что она дана в довольно путаном виде.

7. Наконец, в одном из последних  своих произведений – в “Политике”  – Платон прямо выставляет  идеал настолько благородного  и справедливо правящего монарха, что ни он сам, ни его подданные  даже и не нуждаются ни в  каких законах. Это было, несомненно, прямым кануном эллинистической  империи, настолько обширной, что  Греция оказывалась в ней только  довольно жалкой провинцией. С  другой стороны, однако, здесь опять-таки  проглядывают черты общинно-родовой  формации, которая еще не доросла  до законодательства и вообще  до государственного строя, а  управлялась старейшинами рода, которые для всей общины являются  безусловным авторитетом. Бессознательно (а может быть, и сознательно), чувствуя приближение тысячелетней  эпохи военно-монархического строя, Платон и здесь оставался противоречивым  символом двух великих эпох, которые  ему хотелось объединить на  основах своего идеализма,– старинной  и безвозвратно погибшей общинно-родовой  эпохи и наступающего универсального  военно-монархического строя эпохи  эллинизма.

Таким образом, социально-историческая атмосфера развала классического полиса заставляла Платона метаться в разные стороны, искать правду чуть ли не во всех предшествовавших периодах истории или сочинять такие утопии, которые были еще более жестокими, чем атмосфера приходившего к развалу классического полиса. Однако это как раз и рисует нам основную идеалистическую физиономию платонизма в ее подлинном и реальном виде, очищенном от всяких исследовательских предрассудков и недопустимой модернизации, всегда имевшей место среди почитателей Платона в новое время.

Всякий внимательный читатель, несомненно, заметит нашу тенденцию не сводить социально-политические взгляды Платона к тому или иному единственному принципу и считать его или аристократом, или рабовладельцем, или идеологом аристократического рабовладения. Особенно грубы такие характеристики, как, например, характеристика третьего сословия в “Государстве” как класса рабов или понимание раба в “Законах” как строго экономической категории, минуя сословно-правовую и морально-психологическую его оценки раба в этом произведении Платона. Если надо непременно навязывать Платону то или иное социально-политическое мировоззрение, то мы уже указали семь его типов. Да и то следует сказать, что мы выбрали здесь из Платона только самое яркое, бросающееся в глаза. Если же мы захотели бы изучить и перечислить вообще все оттенки общественно-политических убеждений Платона, то нашли бы их не семь, а в несколько раз больше. Из этого видно, какой неимоверной сложностью отличаются взгляды Платона в этой области и насколько поверхностно, антинаучно давать этому вопросу только какое-нибудь одно-единственное, только одно безусловное решение.

Если не преследовать цель исторической точности, то, конечно, можно сказать, что Платон был, например, аристократ. Это правильно, но это крайне односторонне и граничит с элементарной исторической ошибкой. Можно сказать, что Платон был реставратор. Это тоже будет правильно, но правильность эта исключает еще десятки разных оттенков социально-политических его взглядов. Даже можно сказать, что Платон был идеологом рабовладения. Но это уже, во всяком случае, далеко от истины, поскольку никакой реальной социально-политической идеологии у него не было, а были лишь утопии, и поскольку о рабах он заговаривает лишь в последнем своем сочинении “Законы”, да и то экономическая сущность категории раба здесь весьма расплывчата и уж, во всяком случае, рабы не выступают здесь как класс в точном экономическом смысле слова. Читатель пусть судит сам, какой сложной обрисовкой отличается общественно-политическая физиономия того объективного идеализма, который постоянно проповедовался у Платона. Объективный идеализм Платона характеризуется состоянием огромного смятения, быстрых и неожиданных переходов от одних общественно-политических взглядов к другим, состоянием вечного искательства общественной правды на очень трудных, рискованных и смутных путях. Не нужно навязывать Платону какую-то одну схему, будь то в философии или в социально-политическом его учении, хотя преобладание двух ведущих принципов, связанных с представлениями общинно-родовыми и рабовладельческими (с моральным или сословным, но никак не экономическим пониманием рабства), у него вполне очевидно. У Платона не было никакой единой схемы, а скорее, наоборот, была постоянная смута и нервозное искательство, что, как мы сейчас увидим, нисколько не унижало философа, а делало его великим героем на путях искания человеческой правды и всемирно-исторической истины.  

4. Позитивная оценка Платона 

Мы начали с того, что охарактеризовали Платона как объективного идеалиста. Но его учение о примате идеи над материей исторически звучит слишком абстрактно и безжизненно и не рисует нам никакой реальной физиономии платоновского объективного идеализма. В дальнейшем, рассмотрев основные общественно-политические идеи Платона, мы получили возможность представить себе всю реально-историческую физиономию его объективного идеализма, хотя его собственная внутренняя логика, бывшая отражением как эпохи Платона, так и привлекаемых Платоном прошлых эпох, потребует от нас еще специального исследования.

Уже самый общий обзор приведенных выше социально-исторических материалов наглядно свидетельствует о том, что Платон, живя в условиях гибнущего классического полиса, чувствовал себя в нем чрезвычайно непрочно, даже беспокойно. В своих социально-исторических исследованиях Платон бросался в разные стороны, всячески комбинировал и склеивал безвозвратно погибшие эпохи с той, свидетелем которой был он сам, и никакой железной логики в этих социально-исторических конструкциях Платона мы никак увидеть не можем.

Зато, если отвлечься от тогдашних, слишком местных и слишком временных исторических условий, необходимо сказать, что Платона характеризует 1) вечное и неустанное искание правды, вечная и неугомонная активность в создавании социально-исторических конструкций и постоянная погруженность в этот водоворот тогдашней общественно-политической жизни. Напрасно Платона считали сторонником только одного чистого умозрения и отхода от всякой практики. Правда, повод к такой оценке давал он сам. Полон теории умозрения “Гиппий Больший”, в котором все виды прекрасного возводятся к одной умозрительной идее красоты (Hipp. Mai, 289 d). Умозрительно заострен также и “Федр” и в том же направлении (Phaedr. 249 е – 256 е). Восхваляется умозрение и в “Государстве” (R. Р. VI 510 b – 511 е). Идеями о чистом умозрении проникнут и весь “Федон” (Phaed. 78 b – 80 b, 99 b – 102 а, 110 b – 111 с и др.), вплоть до “Законов” (Legg. X 896 е – 898 d). Умозрительное знание, либо никак не основанное на чувственных восприятиях, либо основанное на коренной их переработке при помощи идеальных принципов, лежит в основе философского учения Платона. Весь “Теэтет” построен на критике всякого знания, если оно не есть чистое умозрение. Но и биография Платона, и его произведения полны необычайной активности, практической предприимчивости и постоянного искательства во что бы то ни стало реально воплотить в жизнь свои философские принципы. Это постоянное искательство правды и эту неугомонную активность мы должны оценивать весьма высоко и потому относить эти черты философского темперамента Платона в область принципиально действующего и идейно несокрушимого героизма.