Философия, ее предмет и место в культуре

Чтобы разрешить  этот каверзный вопрос, Кант пересматривает прежнее представление о человеческой чувственности, согласно которому чувственность  лишь доставляет нам многообразие ощущений, в то время как принцип единства исходит из понятий разума. Многообразие ощущений, говорит Кант, действительно  дает нам чувственное восприятие; ощущение - это содержание, материя  чувственности. Но помимо того, наша чувственность  имеет свои доопытные, априорные формы, в которые эти ощущения с самого начала как бы «укладываются», с помощью которых они как бы упорядочиваются. Эти формы - пространство и время. Пространство - это априорная форма внешнего чувства (или внешнего созерцания), тогда как время - априорная форма внутреннего чувства (внутреннего созерцания).

Синтетические суждения могут быть априорными в  том случае, если они опираются  только на форму чувственности, а  не на чувственный материал. А таковы, по Канту, именно суждения математики, которая конструирует свой предмет, опираясь либо на чистое созерцание пространства (геометрия), либо на чистое созерцание времени (арифметика). Это не значит, конечно, что тем самым математика не нуждается в понятиях рассудка. Но одними только понятиями, без обращения  к интуиции, то есть созерцанию пространства и времени, она не может обойтись. Таким образом, рассмотрение пространства и времени не как форм бытия  вещей самих по себе, а как априорных  форм чувственности познающего субъекта позволяет Канту дать обоснование  объективной значимости идеальных  конструкций - прежде всего конструкций  математики. Тем самым и дается ответ на вопрос, как возможны априорные (доопытные) синтетические суждения.

В самой общей  форме кантовское понимание процесса познания можно представить следующим  образом. Нечто неизвестное - вещь сама по себе, воздействуя на чувственность  человека, порождает многообразие ощущений. Эти последние упорядочиваются  с помощью априорных форм созерцания - пространства и времени; располагаясь как бы рядом друг с другом в пространстве и времени, ощущения составляют предмет восприятия. Восприятие носит индивидуальный и субъективный характер; для того чтобы оно превратилось в опыт, то есть в нечто общезначимое и в этом смысле объективное (объективность Кант как раз и отождествляет с общезначимостью), необходимо участие другой познавательной способности, а именно мышления, оперирующего понятиями. Эту способность Кант именует рассудком. Кант определяет рассудок как деятельность, отличая ее тем самым от восприимчивости, пассивности, характерной для чувственности. Однако при этом деятельность рассудка формальна, она нуждается в некотором содержании, которое как раз и поставляется чувственностью. Рассудок выполняет функцию подведения многообразия чувственного материала (организованного на уровне восприятия с помощью априорных форм созерцания) под единство понятия.

Отвечая на вопрос, как индивидуальное восприятие становится общезначимым, всеобщим опытом, Кант утверждает: этот переход осуществляет рассудок с помощью категорий. Именно то обстоятельство, что рассудок сам конструирует предмет  сообразно априорным формам мышления - категориям, - снимает, по Канту, вопрос о том, почему предметы согласуются  с нашим знанием о них. Мы можем  познать только то, что сами создали, - эта формула лежит в основе теории познания Канта, поставившего деятельность трансцендентального субъекта на место  субстанции прежнего рационализма.

Однако, отвергнув  субстанциализм прежней философии, Кант оказался перед вопросом: что  именно служит последним основанием единства, без которого рассудок не мог бы осуществлять свою функцию  объединения многообразного? Такое  высшее единство Кант может искать только в субъекте. И он усматривает  его в том всегда тождественном  себе акте, который сопровождает все  наши представления и впервые  делает их возможными: акте самосознания, выражающемся в формуле: «Я мыслю». Этот акт Кант называет трансцендентальным единством апперцепции (самосознания) и считает его источником всякого  единства. Категории представляют собой, по Канту, как бы частные формы (спецификации) этого высшего единства. И в  то же время Кант не считает рассудок высшей познавательной способностью: ему недостает цели, то есть движущего  стимула, который давал бы направление  его деятельности.

Существует  ли среди наших познавательных способностей такая, которая могла бы руководить деятельностью рассудка, ставя перед  ним определенные цели? Согласно Канту, такая способность существует, и  называется она разумом. К Канту восходит то различие между рассудком и разумом, которое затем играет важную роль у всех последующих представителей немецкого идеализма - Фихте, Шеллинга и Гегеля. Рассудок, по Канту, всегда переходит от одного обусловленного к другому обусловленному, не имея возможности закончить этот ряд некоторым последним - безусловным, ибо в мире опыта нет ничего безусловного. В то же время человеку свойственно стремление обрести абсолютное знание, то есть, говоря словами Канта, получить абсолютно безусловное, из которого, как из некой первопричины, вытекал бы весь ряд явлений и объяснялась бы сразу вся их совокупность. Такого рода безусловное предлагает нам разум в виде идей. Когда мы ищем последний безусловный источник всех явлений внутреннего чувства, мы, говорит Кант, получаем идею души, которую традиционная метафизика рассматривала как субстанцию, наделенную бессмертием и свободной волей. Стремясь подняться к последнему безусловному всех явлений внешнего мира, мы приходим к идее мира, космоса в целом. И наконец, желая постигнуть абсолютное начало всех явлений вообще - как психических, так и физических, - наш разум восходит к идее Бога.

Вводя платоновское понятие идеи для обозначения  высшей безусловной реальности, Кант понимает идеи разума совсем не так, как  Платон. Идеи у Канта - это не сверхчувственные сущности, обладающие реальным бытием и постигаемые с помощью разума. Идеи - это представления о цели, к которой стремится наше познание, о задаче, которую оно перед  собой ставит. Идеи разума выполняют  регулятивную функцию в познании, побуждая рассудок к деятельности, но не более того. Отказав человеку в возможности познавать предметы, не данные ему в опыте, Кант тем  самым подверг критике идеализм Платона и всех тех, кто вслед  за Платоном разделял убеждение в  возможности внеопытного познания вещей самих по себе.

Таким образом, достижение последнего безусловного - это задача, к которой стремится  разум. Но тут возникает неразрешимое противоречие. Чтобы у рассудка был  стимул к деятельности, он, побуждаемый  разумом, стремится к абсолютному  знанию; но эта цель всегда остается недостижимой для него. А поэтому, стремясь к этой цели, рассудок выходит  за пределы опыта; между тем лишь в данных пределах его категории  имеют законное применение. Выходя за пределы опыта, рассудок впадает  в иллюзию, в заблуждение, предполагая, что с помощью категорий он в состоянии познавать внеопытные вещи сами по себе.

Эта иллюзия, согласно Канту, характерна для всей предшествующей философии. Доказать, что  идеям разума, побуждающим рассудок выйти за пределы опыта, не может  соответствовать реальный предмет, Кант пытается с помощью обнаружения  противоречивого характера этого  мнимого предмета. Например, если мы возьмем идею мира в целом, то, оказывается, можно доказать справедливость двух противоречащих друг другу утверждений, характеризующих свойства мира. Так, тезис о том, что мир ограничен  в пространстве и имеет начало во времени, так же доказуем, как  и противоположный тезис, согласно которому мир бесконечен в пространстве и безначален во времени. Обнаружение такого противоречия (антиномии), согласно Канту, свидетельствует о том, что предмет, которому приписываются эти взаимоисключающие определения, непознаваем. Диалектическое противоречие, по Канту, свидетельствует о неправомерном применении нашей познавательной способности. Диалектика характеризуется, таким образом, отрицательно: диалектическая иллюзия имеет место там, где с помощью конечного человеческого рассудка пытаются конструировать не мир опыта, а мир вещей самих по себе.

Утверждая, что  субъект познает только то, что  сам он и творит, Кант проводит водораздел между миром явлений и непознаваемым  миром «вещей в себе» (то есть вещей, как они существуют сами по себе). В мире явлений царит необходимость, все здесь обусловлено другим и объясняется через другое. Тут нет места субстанциям в их традиционном понимании, то есть тому, что существует само через себя, как некоторая цель сама по себе. Мир опыта в целом только относителен, он существует благодаря отнесению к трансцендентальному субъекту. Между «вещами в себе» и явлениями сохраняется отношение причины и следствия: без «вещей в себе» не может быть и явлений. Кант не в состоянии тут избавиться от противоречия: он применяет незаконно одну из категорий рассудка - причинность - по отношению к «вещам в себе».

Мир «вещей в  себе», или, иначе говоря, умопостигаемый мир, мог бы быть доступен лишь разуму, ибо он полностью закрыт для чувственности. Но разуму теоретическому, то есть науке, по Канту, он недоступен. Однако это  не значит, что мир этот вообще никак  не свидетельствует о себе человеку: он, по Канту, открывается практическому разуму, или разумной воле. Практическим разум здесь называется потому, что его функция - руководить поступками человека, то есть устанавливать принципы нравственного действия. Воля позволяет человеку определять свои действия всеобщими предметами (целями разума), а потому Кант и называет ее разумом практическим. Существо, способное действовать в соответствии со всеобщими, а не только эгоистическими целями, есть свободное существо.

Свобода, по Канту, есть независимость от определяющих причин чувственно воспринимаемого  мира. Если в мире эмпирическом, природном  всякое явление обусловлено предшествующим как своей причиной, то в мире свободы разумное существо может  «начинать ряд», исходя из понятия  разума, вовсе не будучи обусловленным природной необходимостью.

Кант называет человеческую волю автономной (самозаконной). Автономия воли состоит в том, что она определяется не внешними причинами - будь то природная необходимость  или даже божественная воля, - а тем  законом, который она сама ставит над собой, признавая его высшим, то есть исключительно внутренним законом  разума.

Итак, человек  есть житель двух миров: чувственно воспринимаемого, в котором он как чувственное  существо подчинен законам природы, и умопостигаемого, где он свободно подчиняет себя закону разума, то есть нравственному закону. Принцип мира природного гласит: никакое явление  не может быть причиной самого себя, оно всегда имеет свою причину  в чем-то другом (другом явлении). Принцип  мира свободы гласит: разумное существо есть цель сама по себе, к нему нельзя относиться лишь как к средству для  чего-то другого. Именно потому, что  оно есть цель, оно и может выступать  в качестве свободно действующей  причины, то есть свободной воли. Умопостигаемый мир Кант, таким образом, мыслит как  совокупность «разумных существ  как вещей самих по себе», как  мир целевых причин, самосущих  автономных монад. Человек как существо, наделенное разумом, существо мыслящее, а не только чувствующее, есть, по Канту, вещь сама по себе.

«Знание»  умопостигаемого мира, открывающегося практическому разуму, - это, по Канту, особого рода знание-призыв, знание-требование, обращенное к нам и определяющее наши поступки. Оно сводится к содержанию высшего нравственного закона, категорического императива, гласящего: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства». Это значит: не превращай другое разумное существо только в средство для реализации своих частных целей. «Во всем сотворенном, - пишет Кант, - все, что угодно и для чего угодно, может быть употреблено всего лишь как средство; только человек, а с ним каждое разумное существо есть цель сама по себе».

В этике Кант выступает как противник эвдемонизма, объявляющего счастье высшей целью  человеческой жизни. Поскольку исполнение нравственного долга требует  преодоления чувственных склонностей, постольку, согласно Канту, принцип  удовольствия противоположен принципу морали, а значит, нужно с самого начала отказаться от иллюзии, что, следуя категорическому императиву, человек  может быть счастлив. Добродетель  и счастье - две вещи несовместимые, считает немецкий философ.

Хотя Кант первоначально был близок к Просвещению, однако в итоге его учение оказалось  критикой просветительской концепции  разума. Отличительной чертой Просвещения  было убеждение в безграничных возможностях познания, а соответственно и общественного  прогресса, поскольку последний  мыслился как продукт развития науки. Отвергнув притязания науки на познание вещей самих по себе, указав человеческому  рассудку его пределы, Кант, по его  словам, ограничил знание, чтобы  дать место вере. Именно вера в бессмертие души, свободу и Бога, рациональное доказательство существования которых  Кант отвергает, составляет основание, которое должно освятить обращенное к человеку требование быть нравственным существом. Сфера нравственного  действия оказалась, таким образом, отделенной от научного познания и  поставленной выше него.

4. Абсолютный идеализм Г.В.Ф. Гегеля

Георг Вильгельм  Фридрих Гегель (1770- 1831), не принявший  Шеллингова учения об интеллектуальной интуиции как высшей форме философского постижения, напротив, пытался показать, что происхождение многого из единого может быть предметом  рационального познания, инструментом которого является логическое мышление, а основной формой - понятие. Но это - рациональное познание особого рода: в основе его лежит диалектическая, а не формальная логика, и движущим мотором ее является противоречие. Гегель сознательно и недвусмысленно отверг аристотелевский закон непротиворечия - акт, на который никогда не решался  Фихте. Гегель требует переосмыслить  природу понятия. В понятии до сих пор, говорит Гегель, видели некоторое  субъективное образование, тогда как  в действительности "абсолютное понятие" есть абсолютное тождество  субъекта и объекта - то самое тождество, которое, согласно Фихте, является никогда  не осуществимым, хотя и всегда желанным идеалом.

Гегель, как  видим, отождествляет «чистое понятие» («Понятие» с большой буквы) с  самой сущностью вещей, отличая  его от субъективно данных понятий, которые существуют в человеческой голове. Поскольку понятие с самого начала предстает как тождество  противоположностей, то саморазвитие понятия подчиняется законам  диалектики. Логика, таким образом, совпадает у Гегеля с диалектикой, а последняя мыслится как теория развития, в основе которой лежит  единство и борьба противоположностей. Диалектика развития «чистого понятия» составляет общий закон развития как природы, так и человеческого мышления. В отличие от Канта, разделившего сферы природы и духа (свободы), Гегель рассматривает их как разные стадии развития одного начала - субстанции-субъекта.