Уголовный процесс зарубежных стран

    Однако приобретение судебным решением статуса судебного прецедента происходит лишь в случае, если такое решение облечено в письменную форму и опубликовано в каком-либо судебном отчете, издаваемом чаще всего частной фирмой. Такая публикация нередко зависит не от качества судебного решения и его значения для уголовно-процессуальной практики, а от связей судьи с книгоиздательской фирмой.

      В последние годы в странах с англосаксонской системой права наблюдается бурный рост числа законодательных актов, в том числе и в сфере уголовного судопроизводства, в связи с чем можно сделать вывод, что правовой порядок этих государств приближается к континентальному, причем в плане не только унификации некоторых уголовно-процессуальных институтов, но и сближения правовых систем в целом.  Однако особенностью реализации предписаний нормативных правовых актов по-прежнему является ее значительная зависимость от складывающейся судебной практики, а нормы законов и подзаконных актов применяются в форме их толкования конкретным судом. Существенной особенностью источников права в Англии является официальное наделение судов полномочиями по непосредственному изданию нормативных правовых актов, которые нередко имеют большую юридическую силу, чем законы.

    В странах с континентальной системой права в качестве основных источников уголовно-процессуального права действуют уголовно-процессуальные кодексы. Роль судебного прецедента ограничивается его использованием в качестве одного из возможных (наряду с другими) вариантов толкования конкретной нормы процессуального права. В европейских государствах, являющихся наиболее яркими представителями континентальной правовой системы, уголовно-процессуальное законодательство, в отличие от Казахстана, достаточно стабильно. Так, в Германии действует УПК 1877 г. (естественно, с многочисленными изменениями и дополнениями), во Франции с 1808 до 1959 г. действовал УПК Наполеона I (в 1959 г. был принят действующий и в настоящее время УПК, подвергавшийся вместе с тем существенным коррекциям), в Люксембурге и Бельгии до настоящего времени действует УПК 1808 г., являющийся аналогом наполеоновского уголовно-процессуального законодательства Франции; в Турции УПК, во многом схожий с германским уголовно-процессуальным законодательством, действует с 1929 г., в Испании Уголовно-процессуальный кодекс принят в 1882 г. и применяется до настоящего времени. Стабильность 791 уголовно-процессуального законодательства - его важнейшая характеристика, во многом исключающая несогласованность, хаотичность норм и, как следствие, их различное применение.

     Яркой тенденцией уголовно-процессуального законодательства практически всех государств является стремление к дифференциации процессуальной формы в направлении ее упрощения, ускорения процесса в зависимости от тяжести преступления, его «очевидности», позиции обвиняемого и т.д. Вопрос о дифференциации процессуальной формы является одной из краеугольных проблем уголовно-процессуального права и науки уголовного процесса. При этом если разработка дополнительных процессуальных гарантий по уголовным делам о преступлениях или общественно опасных деяниях лиц, требующих дополнительной заботы об их правах и законных интересах (несовершеннолетние, душевнобольные и т.д.), сомнений не вызывает, то обратная тенденция имеет не меньше противников, чем сторонников. Очевидно, что в основе упрощенных, ускоренных процедур (в разных странах их именуют по-разному: упрощенное, ускоренное, суммарное производство и т.д.) лежит экономическая составляющая, исключительно прагматический интерес.

     Процедуры, сопряженные с упрощенным производством, существуют как в англо-американском, так и континентальном уголовном процессе. Однако для Казахстана и  стран Европы, в отличие от США и Англии, процедуры назначения наказания без собирания, проверки и оценки доказательств - явление все же нетрадиционное. Дело в том, что в континентальном уголовном судопроизводстве целью процесса является установление объективной истины, за что отвечает суд, который вправе и обязан, в том числе и по собственной инициативе, предпринимать к этому все возможные законные меры. С такой задачей англо-американская система «сделок о признании вины» мало согласуется. Тем не менее сокращенные процедуры в уголовном процессе континентальных государств в последние годы уже не выглядят абсолютно инородно. Так, в Испании в рамках такой процедуры обвинение направляет в суд ходатайство о назначении наказания сроком до 6 лет. Если в ходе предания суду или в начале судебного разбирательства обвиняемый выразит согласие с квалификацией преступления и с предложенной обвинителем мерой наказания, то суд, не проводя судебного заседания, выносит приговор, которым утверждает наказание, согласованное сторонами. В Италии по инициативе обвиняемого с согласия прокурора уголовное дело может быть рассмотрено по существу не в результате традиционного судебного разбирательства, а непосредственно в рамках предварительного слушания дела в суде. Основанием постановления обвинительного или оправдательного приговора в этом случае являются доказательства, имеющиеся в уголовном деле. При постановлении обвинительного приговора и назначении по нему наказания суд учитывает стремление обвиняемого к ускорению процесса. В том же государстве возможно «назначение наказания по ходатайству сторон» по делам об уголовных проступках и правонарушениях. В этом случае суд по предварительно согласованному между собой ходатайству сторон вправе назначить обвиняемому наказание в виде штрафа или тюремного заключения сроком до двух лет. Даже в уголовном процессе Германии, всегда считавшемся наиболее ярким образцом континентального типа процесса, стали проявляться «уголовно-процессуальные соглашения», утверждаемые судами, однако пока не имеющие никакой законодательной базы. При этом суд должен установить, что соглашение сторон не препятствует принятию по делу истинного решения [4].

    К сожалению, в стремлении снизить нагрузку на судей, выполнить пожелания зарубежных специалистов, вновь оказались проигнорированными отечественные фундаментальные научные разработки 70-80-х годов XX в., посвященные признанию обвиняемым своей вины в уголовном процессе. Так, например, блестящий анализ причин самооговоров, средств их предупреждения и выявления, приведенный в классической работе на эту тему А.Р. Ратиновым и Т.А. Скотниковой, никем не опровергнут, а предусмотренные законом условия назначения наказания без судебного разбирательства о самооговорах не упоминают.

      Судебное разбирательство, которое в этом случае должно состояться как бы в мыслях судьи (ч. 2 ст. 316 УПК), отнюдь не надежная гарантия объективного решения по уголовному делу. Усугубляет ситуацию указание на то, что наказание может быть назначено без судебного разбирательства при согласии обвиняемого с предъявленным обвинением, а не при признании им вины. Признание обвиняемым вины предполагает хотя бы изложение им сведений о фактах, что, хотя и не в должной мере, но может способствовать выявлению ложных признаний. Согласие же с предъявленным обвинением вообще не предполагает выслушивание судьей показаний обвиняемого.

Вопрос о сокращенных  процессуальных процедурах в зависимости  от позиции обвиняемого напрямую связан с вопросами уголовно-процессуального  доказывания и вновь обостряет  «вечный» вопрос уголовно-процессуальной теории о доказательственном значении показаний обвиняемого. Так, в США широко распространена система «сделок о признании вины», заключаемых между обвинением и защитой. В США обвиняемые признают свою вину не менее чем по 90% уголовных дел. Прокурор дает согласие на предложение о смягчении наказания с условием признания обвиняемым своей вины. Нередко прокурор фактически меняет сомнение, вызванное нехваткой доказательств, на более мягкий приговор. Суды в США открыто ратифицируют такие сделки.

   Исторически «сделки о признании» получили официальное разрешение именно в США еще в XIX в. Однако поначалу такие сделки все-таки рассматривались как правоприменительная мера. Постепенно они были официально признаны на самом высоком уровне уголовной юстиции. В 1968-1970 гг. Верховный Суд США в ряде своих решений по конкретным делам признал конституционность практики «сделок о признании вины», тем самым открыв этой практике официальный легальный статус. В Англии такого рода сделки применяются не столь часто и откровенно. В отличие от США, в Англии крайне негативно относятся к участию судей в заключении таких сделок. Вместе с тем сделки между обвинением и защитой приветствуются судьями, так как существенно облегчают их работу. В обмен на признание вины обвиняемые получают наказание, в среднем на 30% менее суровое, чем могли бы получить [5].

    Английские и американские ученые исходят из того, что юридический процесс не основан на установлении истины. Суд, по их мнению, выносит решение, исходя из материалов дела. Оно может совпадать с истиной, но необязательно. Главное в том, чтобы решение суда обосновывалось имеющимися в деле доказательствами, а показания обвиняемого, признающего вину, - полноценное доказательство. По мнению ведущих представителей англо-американской юридической науки, уголовное судопроизводство - это спор, а не научное исследование, и если обвиняемый признает себя виновным, то продолжение спора бессмысленно.

     В случае, когда признание обвиняемым вины становится главным элементом основы обвинения, заслуживает внимания используемое в англо-американском процессе доказывание добровольности признания. В США, если суд установит, что полиция (которая не обязана тратить время и усилия на добывание оправдывающих доказательств) получила от подозреваемого, который не пользовался помощью защитника, самоинкриминирующее заявление, то обвинитель должен дать суду убедительное свидетельство того, что подозреваемый добровольно отказался от привилегии против самообвинения, понимая правовое значение такого отказа. Признание должно быть сделано добровольно. «Добровольность» в американском понимании означает, что обвиняемый имел защитника, заявление о виновности сделал он сам в открытом судебном заседании, а суд установил наличие фактических оснований для заявления о виновности. При этом должен быть учтен период времени, истекший между арестом и предъявлением обвинения у судьи, если признание состоялось в это время. Отсутствие каких-либо из указанных обстоятельств не является решающим в вопросе о допустимости признания.            

   Судья должен убедиться, что имеется фактическая основа для признания вины. Эта основа чаще всего подтверждается обвинением в виде списка фактов, которые могли бы быть доказаны в судебном заседании с помощью документов и показаний.

 Суд, установив, что признание сделано добровольно, переходит к постановлению приговора.

  Правда, зачастую в США разрешение проблемы установления добровольности признания сводится к разрешению вопроса о том, чья присяга заслуживает большего доверия - обвиняемого или полицейского.

 Некоторые авторы полагают, что добровольность признания является фундаментом достоверности. Это спорно, ибо в таком случае было бы целесообразно отменить ответственность за отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний свидетелей и потерпевших. Вместе с тем, конечно, добровольность признания обвиняемого повышает вероятность его достоверности.

    По мнению некоторых англо-американских юристов, судья вообще не должен касаться вопроса о том, был ли подозреваемый принужден к даче показаний полицией, в то время как он предпочитал сохранять молчание. Судья должен в этом случае лишь решить, насколько велика вероятность истинности (т.е. достоверности) признания. Очевидно, что такая позиция открывает дорогу полицейскому произволу. Установление только добровольности или только достоверности признания может повлечь существенное нарушение прав обвиняемого, ограничение его права на защиту.

    Обязанность суда исследовать доказательства непосредственно, независимо от позиции обвиняемого, объявляется апологетами согласительных англо-американских процедур лицемерными претензиями на установление истины, а сама цель установления истины - сомнительным псевдонаучным инквизиционным принципом, который исчезает со сцены правосудия.

   Такой взгляд на истину, как цель доказывания, излишне категоричен. Наконец, в любых системах судопроизводства не может считаться нормальным явлением осуждение невиновных, т.е. задача уголовного процесса всегда и в любых государствах - установление действительно виновного, выяснение обстоятельств дела, как они были в действительности (эту задачу можно и не называть установлением истины, если это слово раздражает некоторых специалистов). Некоторые заокеанские ученые не без доли резона отмечают, что хотя состязательный процесс не ставит целью установление истины, он более эффективен в ее достижении, чем иные формы судопроизводства. Иначе говоря, вопрос не в наименовании цели доказывания (сущностно она всегда одинакова), а в средствах, с помощью которых выявляется действительно виновный, устанавливаются значимые для уголовного дела обстоятельства.

За исключением некоторых  обозначенных выше формальных элементов  в доказывании, оценка доказательств  в современных развитых государствах - свободная, и производится она по внутреннему убеждению судей.

Правила доказывания  в большинстве государств хорошо развиты и достаточно сложны. Так, например, в Англии исчерпывающего перечня видов доказательств  не существует. Самыми распространенными  средствами доказывания являются: показания  свидетеля, экспертиза, вещественные доказательства, документы и некоторые другие.

Свидетелями в Англии могут выступать не только не заинтересованные в исходе дела лица, но и обвиняемый (если он изъявил желание дать показания), потерпевший, эксперт и т.д. В этом существенное отличие понятия «свидетель» в английском и континентальном уголовном процессе.

Правило привилегии против самообвинения (никто не обязан свидетельствовать  против самого себя) и право свидетельской  привилегии (право не давать показания  в отношении близких лиц) знает ряд исключений, которые касаются отдельных видов преступлений.

Фундаментальным положением английского доказательственного  права традиционно считается  институт запрета свидетельствования с чужих слов, т.е. в качестве доказательств  допускаются лишь первоначальные, но не производные свидетельские показания.

Именно поэтому в  английском уголовном судопроизводстве полицейский, производивший допрос на досудебных стадиях процесса, рассматривается  судом не более чем свидетель, к тому же свидетельствующий с чужих слов, и соответственно этот свидетель не может ссылаться на сведения, полученные от другого свидетеля. Правило запрета свидетельствования с чужих слов знает, однако, много исключений.