Теории происхождения государства

«Возьмите определенную ступень развития производства, обмена и  потребления,

и вы получите  определенный  общественный  строй,  определенную  организацию

семьи, сословий или классов —  словом,  определенное  гражданское  общество.

Возьмите определенное  гражданское  общество,  и  вы  получите  определенный

политический   строй,   который   является   лишь   официальным   выражением

гражданского  общества»  [13].  Объясняя  архитектонику  и  развитие  всякой

общественной формации исключительно  производственными отношениями,  Маркс  и

Энгельс  постоянно  прослеживают   соответствующие   этим   производственным

отношениям надстройки.  Указанное  соответствие  носит  форму  своеобразного

повторения  в  надстройке  некоторой  суммы  признаков,  композиции,  ритмов

движения,  присущих  базису  и  «транслируемых»   им   «наверх».   Сходство,

параллелизм,  обнаруживаемые  между базисом и надстройкой,  не   стирают,

понятно,  специфики  каждого  из  этих  явлений,  не  ведут  к  утрате   ими

собственного социального качества.

    Марксизмом  утверждается,  что  «реальный  базис»  (экономика)   всегда

остается первичным и определяющим моментом для  политической  и  юридической

надстройки. Это — всеобщий закон.  Конкретные  его  воплощения  от  эпохи  к

эпохе  меняются.   Например,   детерминация   буржуазной   государственности

капиталистической  экономикой  не  является  по   своим   формам,   методам,

социально-психологическим рычагам  и  прочим  факторам  копией  детерминации

государств античного мира производственными  отношениями того  времени.  Даже

в границах одной  общественно-экономической  формации  решающее  воздействие

производственных отношений на государственный  строй  осуществляется  на  ее

начальных этапах по-другому, нежели тогда,  когда она клонится  к закату.

Дело тут в историческом «перепаде»  состояний  самой  экономики,  вследствие

чего один и тот же экономический  базис обнаруживает в  своем  проявлении,  в

своем влиянии бесконечные вариации и градации.

    Не обладая монополией  влияния  на  надстройку,  «царство  экономических

отношений» к тому же  оказывает  на  нее  решающее  воздействие,  по  общему

правилу,  косвенно  и  лишь  «в  конечном  счете».  Его  определяющая   роль

реализуется через массу причинно-следственных  связей  с  другими  сторонами

общественной   жизни   (социальными   закономерностями,    взаимоотношениями

классов, историческим  опытом  и  традициями  культуры,  внешнеполитическими

условиями и т. д.).

    Идея  детерминации  надстроечных   учреждений   экономическим   базисом

неразрывно связана с идеей относительной самостоятельности и постоянной

активности надстройки (государства  и права  в  особенности).  Обе  эти  идеи

естественно дополняют друг друга; их единство образует теоретическую  модель

соотношения политико-юридических  систем и социально-экономической  структуры

классового общества.

    Сущность  такого  состояния,   как   относительная   самостоятельность,

выявляет   Марксова   формула:    «внутренняя    зависимость    и    внешняя

самостоятельность». «Внешняя самостоятельность» имеет несколько граней.  Она

обнаруживается в движении надстроечных институтов согласно законам, лишь  им

одним  свойственным,  в  обратном  воздействии  этих  институтов  на   базис

способом, только им одним  присущим.  Ее  характеризуют  прохождение  каждой

частью надстройки своих  специфических фазисов развития.

    Относительная  самостоятельность   учреждений  надстройки  вырастает   из

общественного разделения труда  и  связанных  с  ним  процессов  постепенной

дифференциации  и  обособления  разнородных   социальных   функций.   Вокруг

указанных функций концентрируются  автономизирующиеся  области общественной

жизни  (в  частности,  государство  и  право).  Эти  сферы   отличаются   по

содержанию, типическим признакам, занимаемому  в  обществе  месту,  поскольку

различна природа лежащих в  их основе социальных функций. [35]

    Марксистский  взгляд  на  классовый  характер   государства   и   права

произведен  от  историко-материалистического понимания природы социальных

классов и их взаимодействия. Благодаря  этому  пониманию  делается  очевиднее

укорененность государства и права в «материальных жизненных отношениях»,

нагляднее  проступает  объективная  общественная  потребность   в   них   на

некоторых этапах истории, яснее  становятся  закономерности  происходящих  в

них изменений и т. д.

    Классовая  общественно-экономическая   формация,   согласно   марксизму,

непременно  передает  политической   и   юридической   надстройке   качество

классовости, в котором заключено два ряда свойств. Один ряд — абстрактные,

общие моменты, характеризующие всякое государство и  всякое  права  к  таким

моментам марксизм относит: обусловленность  факта существования  политической

и юридической надстройки наличием социальных классов,  определяемость  формы

государства  и  права   процессами   взаимодействия   классов,   зависимость

направлений  и   методов   деятельности   аппарата   государства,   способов

реализации права от соотношения  классовых сил и т.  д.  Второй  —  свойства,

порождаемые   конкретно-исторической   спецификой   определенной   классовой

формации. В числе этих свойств: тип связи законодательной, исполнительной  и

судебной властей (если таковые как-то  разграничены),  принципы  построения,

комплектования   и   функционирования    аппарата    государства,    порядок

нормотворчества, средства обеспечения  соблюдения официальных  предписаний  и

т. п.

    Одновременно  с  выработкой  понимания   классовости   политической   и

юридической надстройки как сложного социального  качества  Маркс  и  Энгельс

ввели  различение  организационно-институциональных  аспектов  надстройки  и

направленности ее практического  действия. Вводя различение подобного  плана,

Маркс и Энгельс исходили из того, что  множество  институтов  государства  и

права благодаря своим  структурным  и  обще  функциональным  характеристикам

может служить не одному только, а  нескольким разным классам общества,  может

быть проводником политики различных  классов.

    В   условиях   разделения   общества    на    противоположные    классы

жизнедеятельность политической и  юридической надстройки, взятой во  всех  ее

измерениях, пронизывает и определяет интерес господствующего класса.  Данный

интерес   присутствует   как   в   выполнении   этой   надстройкой    сугубо

принудительных акций, прямо обусловленных  наличием  классовых  антагонизмов,

так и в выполнении ею «общих дел, вытекающих из природы всякого общества».

    Марксизм рассматривает  обе упомянутые роли государства   и  права  в  их

неразрывном единстве, т. е. в таком  их состоянии, в каком  они  находятся  в

практической, эмпирической жизни. Лишь во взаимообусловленности  одной  роли

другой можно точно распознать всю истину каждой из них.  Заведование  общими

делами   общества   и   выполнение    функций    механизма,    используемого

господствующим классом для  подавления своих  классовых  противников,—  вовсе

не  параллельно  совершающиеся  процессы:  у  них   есть   множество   точек

соприкосновения и пересечения. [32]

    «Специфические  функции»,  возникающие   из   противоположности   между

государственной машиной и народом, претворяются в жизнь и  через  управление

общими  делами,  через  обще   социальную   деятельность   эксплуататорского

государства.  Не  бывает  в  классовом   обществе   классово   безразличного

функционирования государственности,  законодательства,  не  бывает  классово

нейтральных ролей  государства.  Этой  мыслью  проникнуты  все  произведения

Маркса и Энгельса, так  или  иначе  обращенные  к социально-политической  и

политико-юридической проблематике.

    В   марксизме   классовая   борьба   выступает   одной   из   важнейших

закономерностей бытия общества,  расколотого  на  антагонистические  классы.

Ничто сколько-нибудь существенное в  социальной жизни  такого  общества  (тем

более линия поведения господствующего  класса, природа государства и  права  и

т. п.) не может быть объяснено и. понято  вне  контекста  классовой  борьбы.

[28]

    В  значительной  мере  из-за  нее   аппарат   государства   оказывается

учреждением, легитимно осуществляющим целенаправленное насилие  в  обществе.

Выделение и акцентирование в природе  государства  его  принуждающего  начала

закономерно  для  марксизма.  Изображение  государства  в  качестве   органа

институционализированного насилия «подсказывается»  Марксу  и Энгельсу  их

представлением об историк цивилизованного общества как процессе, в основном

«сотканном»  из  антагонизмов,  стимулируемом  борьбой   противоположностей,

наполненном стихией всяческих битв (внешних и внутренних) и проч.

    В  «Манифесте  Коммунистической  партии»  подчеркнуто,  что   добившийся

своего политического господства пролетариат  осуществит  (наряду  с  другими

мерами) деспотическое вмешательство  в право  собственности  и  в  буржуазные

производственные отношения, сосредоточит все  орудия  производства  в  руках

государства,   централизует   транспорт   и   кредит,   введет    одинаковую

обязательность труда для всех и создаст  промышленные  армии  (милитаризация

труда  рисовалась  тогда  авторами  «Манифеста»  одним   из   способов   его

организации).  Пролетариат  «в   качестве   господствующего   класса   силой

упраздняет  старые  производственные  отношения».  Да  тех  пор   пока   все

производство не сосредоточится в  руках  «ассоциации  индивидов»,  публичная

власть  сохраняет  свой  политический  характер.  «Политическая   власть   в

собственном смысле слова — это  организованное  насилие  одного  класса  для

подавления другого». [13]

    «Насилие, — отмечает  Маркс,  —  является  повивальной  бабкой  всякого

старого  общества,  когда   оно   беременно   новым.   Само   насилие   есть

экономическая  потенция».  Политического  аспекта  насилия,   продуцируемого

государством,  касается  Энгельс.  Он  пишет:   «..государство   есть   лишь

преходящее  учреждение,  которым  приходится  пользоваться   в   борьбе,   в

революции,  чтобы  насильственно   подавить   своих   противников....   пока

пролетариат еще нуждается а государстве, он нуждается в нем не  в интересах

свободы, а в интересах подавления  своих  противников,  а  когда  становится

возможным говорить  о свободе,  тогда государство как таковое перестает

существовать». [9] Это высказывание Энгельса Ленин считает «одним  из  самых

замечательных, если не самым замечательным  рассуждением в сочинениях  Маркса

и Энгельса по  вопросу  о  государстве».  Из  слов  Энгельса  вытекает,  что

государство,  которое  пролетариат  использует   в   целях   насильственного

подавления противников рабочего класса, не  признает  свободу  для  них.  Но

обеспечивает  ли  оно   (в   состоянии   ли   обеспечить)   свободу   самому

пролетариату? Ведь давно и хорошо известно непреложное правило: всякий  раз,

когда под вопрос ставится та или  другая свобода (не говоря  уже  об  изъятии

из  сферы  свободы,  насильственном   подавлении   определенной   социальной

группы), ставится под вопрос и свобода  вообще. И об этом писал не кто  иной,

как Маркс.

      Помимо карательно-репрессивной  функции государства  Маркс   и  Энгельс

выявили и иные социальные свойства, иные (напрямую не связанные с  насилием)

способы    жизнедеятельности.    Однако    в    идеологии     революционного

социалистического  движения  почти  вся  совокупность  воззрений  Маркса   и

Энгельса на природу государства  была  сведена  к  формуле:  «государство  —

организация для систематического насилия одного  класса  над  другим  (одной

части населения над другой)».

    Помимо  социально-классовых   и  собственно   внутри   научных   причин,

побуждавших Маркса и Энгельса заниматься вопросом о будущем государства и

права, имелся еще один момент  —  идеологический,  требовавший  пристального

внимания к данному  вопросу.  Существенным  компонентом  идейно-политической

жизни 40—90-х гг. XIX в. являлись всевозможные проекты устройства  власти  в

свободном  от  эксплуататорских  порядков  мире,  выдвинутые  теоретика   ми

утопического социализма, анархизма  и т. п.  По  этим  проектам  общественное

мнение  судило  о  намерениях  коммунистов;  в  немалой  степени  через  них

определялось отношение к коммунистическому  движению. Такое  положение  вещей

придавало Марксу и  Энгельсу  дополнительный  импульс  обрисовать  вероятное

состояние публичной власти в условиях предвозвещенной  ими  коммунистической

формации.

    Маркс и Энгельс показали, что публичная власть есть  функция  управления