Источники права современной России

Действительно, если международный  договор и внутригосударственный  правовой акт противоречат друг другу, а решение о согласии на обязательность для государства договора принято  на более низком уровне, чем решение  о принятии внутригосударственного правового акта, либо соответствующие  решения приняты на одном и  том же уровне, но внутригосударственный  правовой акт принят позднее, чем  вступил в силу для государства  договор, то вопрос о том, какой из актов - международный или внутригосударственный - обладает большей юридической силой и должен быть применен, для правоприменительных органов является далеко не праздным. Особенно сложно принять решение в пользу применения международного договора в том случае, если международный договор устанавливает иные правила, чем конституция государства.

Иерархическая система источников внутригосударственного права располагает  их в зависимости от юридической силы акта в соответствии с установленным конституцией распределением компетенции между органами государственной власти. Положение, которое занимают в этой иерархии международные договоры, обычно зависит от уровня принятия решения о согласии на их обязательность, т.е. статус международного договора либо соответствует статусу акта, посредством которого он инкорпорируется во внутригосударственное право, либо международному договору придается приоритет в применении перед актами, равными по юридической силе с актом, посредством которого договор инкорпорирован во внутригосударственное право, и всеми нижестоящими актами.

С точки зрения места, занимаемого  международными договорами в иерархической  системе источников внутригосударственного права в зависимости от их юридической  силы (без учета принципа верховенства права Европейского союза, прежде всего  учредительных договоров), можно  выделить четыре группы государств:

1) государства, в которых  международные договоры превалируют  над внутригосударственным правом  в целом, включая конституцию,  или приравнены к конституционным  нормам или законам;

2) государства, в которых  международные договоры обладают  приоритетом в применении перед  всем текущим законодательством  независимо от времени издания  последнего (до или после вступления  международного договора в силу  для государства);

3) государства, в которых  международные договоры превалируют  только в отношении предшествующих  законов;

4) государства, в которых  все законы (независимо от времени  вступления международного договора  в силу) имеют приоритет перед  всеми международными договорами  независимо от факта их одобрения  парламентом .

Такая классификация касается главным образом договоров, заключенных  с санкции парламента. Международные  договоры, решения о согласии на обязательность которых для государства  приняты органами исполнительной власти в форме соответствующих административных актов и без участия парламента, занимают в иерархической системе  источников внутригосударственного права  положение более низкое, чем закон.

Конституция Российской Федерации и Федеральный закон от 15 июля 1995 г. N 101-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации» определяют, что «если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Тем самым устанавливается приоритет в применении норм международных договоров Российской Федерации в отношении любых противоречащих им правовых актов, кроме Конституции, которая согласно ее ч. 1 ст. 15 имеет высшую юридическую силу и которой не должны противоречить законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации. Если международный договор содержит правила, требующие изменения отдельных положений Конституции, принятие решения о согласии на его обязательность для Российской Федерации возможно лишь в особом порядке: в форме закона только после внесения соответствующих поправок в Конституцию или пересмотра ее положений⁶⁸.

Определив положение международных  договоров Российской Федерации  в иерархической системе источников внутригосударственного права, Конституция Российской Федерации не уточняет, какие именно международные договоры обладают приоритетом в применении по отношению к закону: все международные договоры независимо от того, на каком уровне принято решение о согласии на их обязательность, или только те, решения о согласии на обязательность которых приняты в форме закона.

В соответствии с п. 2 ст. 6 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» решения о согласии на обязательность для Российской Федерации международных договоров принимаются органами государственной власти или уполномоченными организациями только в пределах своей компетенции. Это означает, что на стадии принятия международных договорных обязательств при определении уровня, на котором необходимо принять решение о согласии на обязательность для государства того или иного международного договора, исходят из иерархической системы источников внутригосударственного права. Она предполагает, что вступивший в силу для государства международный договор может устанавливать иные правила только в отношении тех актов, которые равны или уступают по юридической силе акту, посредством которого принято решение о согласии на обязательность договора, и не должен противоречить актам, занимающим более высокое положение на иерархической «лестнице». Из этого следует, что уровень, на котором принимается решение о согласии на обязательность для Российской Федерации международного договора, статус акта, посредством которого он инкорпорируется во внутригосударственное право, предопределяет и место в иерархической системе источников внутригосударственного права, которое отводится данному договору при принятии международных договорных обязательств.

Если международным договором  устанавливаются иные правила, чем  предусмотренные федеральным законом (исполнение договора требует изменения  действующих или принятия новых  федеральных законов), то решение  о согласии на его обязательность для Российской Федерации принимается  только на уровне федерального закона. Если же в процессе реализации международных договорных обязательств обнаружится, что международный договор не соответствует внутригосударственному правовому акту более высокой юридической силы, т.е. возникает коллизия между правилами международного договора и правилами внутригосударственного правового акта, то это означает, что либо неправильно определен уровень принятия решения о согласии на обязательность договора, либо последующим внутригосударственным правовым актом, занимающим более высокое положение в иерархии по отношению к акту, посредством которого такое решение было принято, установлены иные правила, нежели предусмотренные договором.

Важно подчеркнуть, что в  случае возникновения коллизии между  международным договором и внутригосударственным  правом в процессе реализации международных  договорных обязательств независимо от причин, по которым такая коллизия возникла, аргумент в пользу того, что  приоритетом в применении по отношению  к федеральным законам обладают не все международные договоры Российской Федерации, устанавливающие иные правила, чем предусмотренные законом, а  только те из них, решения о согласии на обязательность которых приняты в форме федерального закона, не может быть использован. Такой аргумент противоречил бы закрепленному в ст. 26 и 27 Венской конвенции о праве международных договоров принципу pacta sunt servanda.

В.С. Иваненко делает вывод  о том, что с международно-правовой точки зрения признание верховенства Конституции в случае коллизии между  действующим международным договором  и Конституцией означало бы открытое нарушение Российским государством своих добровольно принятых международно-правовых обязательств⁶⁹ .

Иерархическая система источников внутригосударственного права предполагает, что в случае противоречия между  двумя актами правоприменительный  орган принимает решение в  соответствии с правовыми нормами, имеющими наибольшую юридическую силу, а если эти акты находятся на одной  ступени иерархической «лестницы», то в соответствии с тем актом, который принят позднее. Включение международных договоров в иерархическую систему источников внутригосударственного права означает механический перенос методов, применяемых для разрешения коллизий между внутригосударственными правовыми нормами, на отношения между двумя системами права: международным и внутригосударственным.

Не являются оправданием  невыполнения международного договора ссылки государства-участника на свое внутреннее право, в том числе  ссылки:

на то, что внутригосударственный  правовой акт, расходящийся с международным  договором, занимает в иерархической  системе источников внутригосударственного права более высокое место, чем  договор, или что внутригосударственный правовой акт, устанавливающий иные правила, чем международный договор, будучи равным по юридической силе с договором, принят позднее договора;

на решение национального  суда, обосновавшего выбор применимого  права лишь иерархическим превосходством или последующим характером равного  по юридической силе с международным  договором внутригосударственного правового акта, расходящегося с  договором, включая признание конституционным  судом вступившего в силу для  государства международного договора не соответствующим конституции.

3.3. Правовая доктрина  как источник права 

В отечественной и зарубежной правовой науке до сих пор не сформировалось единого, признаваемого всеми учеными  мнения о природе, значении и месте  правовой доктрины в правовой системе  общества. Права И.Ю. Богдановская, которая заметила, что «во многих правовых системах вопрос о том, является ли доктрина источником права, еще более спорен, чем вопрос о признании его источником судебной практики» ⁷⁰. Как правило, характеристика правовой доктрины в юридической литературе ограничивается определением и указанием на то, что произведения юристов признаются источником права в Англии и на мусульманском востоке⁷¹. Так, французский компаративист Рене Давид справедливо замечает: «В течение длительного времени доктрина была основным источником права в романо-германской правовой семье; именно в университетах были главным образом выработаны в период XIII - XIX веков основные принципы права. И лишь относительно недавно с победой идей демократии и кодификации первенство доктрины было заменено первенством закона... можно установить подлинное значение доктрины вопреки часто встречающимся упрощенческим формулам, согласно которым она не является источником права»⁷² .

Правовая доктрина приобрела  характер источника права на заре истории права, во времена возникновения  и расцвета государства великих  воинов, государственных деятелей и  юристов - древних римлян (с третьего века до нашей эры до гибели Византии, восточной римской империи в 1454 году под натиском мусульман).

Первоначально знание и толкование права, составление формул исков  в Древнем Риме представляло собой  привилегию специальной коллегии жрецов - понтификов, которые отнюдь не были беспристрастными и бескорыстными  в своем деле. В третьем веке до нашей эры писец Гней Флавий, сын вольноотпущенника, обнародовал книгу исков, чем снискал уважение и любовь римского народа. Благородный поступок Гнея Флавия обеспечил доступность римского права для каждого римского гражданина, как знатного патриция, так и считавшегося бесправным плебея. Тем самым достигались равенство и справедливость противостоящих друг другу классов, когда ни один из них не мог монополизировать сферу отправления правосудия, а также знания и толкования законов и обычаев. С тех пор юриспруденция стала светским занятием, а не уделом немногих богоизбранных понтификов⁷³ .

Признание правовой доктрины в качестве источника права обусловливается  следующими причинами.

Во-первых, формальная определенность правовой доктрины достигается с  помощью письменной формы выражения  произведений юристов и известности  доктрины среди профессиональных юристов  и субъектов права.

Во-вторых, общеобязательность правовой доктрины вытекает из авторитетности, уважения к ученым-юристам в обществе, а также общепринятости и общепризнанности работ правоведов в юридическом корпусе и обществе.

Наконец, реализация правовой доктрины обеспечивается государственным  санкционированием в нормативных  правовых актах или судебной практике, хотя правовая доктрина может действовать  de facto без одобрения официальными органами.

Раскрывая социальное назначение правовой доктрины как источника  права, необходимо отметить следующее.

Во-первых, с помощью правовой доктрины восполняются пробелы в  действующем позитивном праве, устраняются  противоречия между правовыми нормами. Кроме того, доктрина обеспечивает толкование права в соответствии с его буквой и духом ⁷⁴.

Во-вторых, правовая доктрина как система представлений и  ценностей воздействует на сознание и волю всех субъектов правовой деятельности, начиная с правотворцев и правоприменителей и заканчивая субъектами правоотношений.

В-третьих, правовая доктрина может быть источником, в котором  содержатся сведения о древних обычаях  и законах того или иного народа. Так, трактаты римских и английских юристов применялись судами не только в силу их авторитетности, но и благодаря  тому, что в них приводились  тексты обычаев и законов⁷⁵ .

В-четвертых, формализм, недоступность  права для понимания и применения большинством граждан обусловливают  формирование особого сословия, корпорации юристов - лиц, изучающих и формирующих  право. За оказанием профессиональной юридической помощи граждане вынуждены  обращаться к представителям данной корпорации. В противном случае субъекты права могут быть лишены защиты со стороны права.

В-пятых, правовая доктрина, выступая частью общественного правосознания, отражает своеобразие национальной правовой культуры и самобытность юридического мышления. Понимание и роль права, правовой доктрины как источника  права предопределяется духовными  корнями соответствующего народа. Так, в западной правовой традиции (континентальном  и англосаксонском праве) право  воспринимается как писаные и  неписаные правила поведения, исходящие  от государства и регулирующие внешнее  поведение человека. Завоеванные  буржуазными революциями принципы формального равенства и свободы  человека признаются фундаментальными и абсолютными в западноевропейских государствах. Секуляризованная правовая мысль отвергает регулятивные возможности  других социальных норм - религии, морали, обычаев и др. В религиозных  правовых семьях (мусульманском праве, индусском праве, иудейском праве, праве Китая) право подчинено религиозным, духовным ценностям - необходимости достижения веры в Бога и добра в мирской жизни, а потому в этих странах жизнь человека определяется едиными синкретичными правилами поведения - религиозными, нравственными и правовыми. При этом приоритет отдается человеческой совести, его духовному отношению к своим и чужим поступкам, нежели юридической оценке по формальным критериям. В силу чего, в отличие от европейского права, религиозное право соблюдается по доброй воле человека. В российской правовой культуре, традиционно приверженной православным и духовным идеалам, право сродни правде - идеальному, одобряемому с нравственной точки зрения поведению, пусть и противоречащему позитивному государственному закону⁷⁶ .