Ораторское искусство Кирилла Туровского

«молитвой к богу от всея земли нашея»): «...не ослаби

(не допусти) ны преданом быти грехы нашими... Но искупи ны

от настоящего века зла и дажь ны время покаянию», «не сотвори

нас в понос (поношение), но милость твою излей на овьца пажити

твоея».

 

 

 

Поэтический стиль Симеона Полоцкого

 

Оба сборника стихотворений Симеона Полоцкого -- «Вертоград

многоцветный» (В) и «Рифмологион» (Р), если рассматривать

их с точки зрения их поэтического содержания, производят

впечатление своеобразного музея, на витринах которого

расставлены в определенном порядке («художественнт^ и по благочинию

») самые разнообразные вещи, часто редкие и очень

древние («вещь», «вещи» -- так нередко и сам Симеон называл

свои стихотворения; см. его предисловия к «Ветрограду» и «Рифмологиону

»); именно они лежат на самой поверхности его обширного

поэтического наследия и прежде всего обращают на себя

внимание. Этот беспримерный в русской поэзии стихотворный

музей Симеона Полоцкого так велик и экспонаты его так многообразны,

что нельзя не пожалеть об отсутствии путеводителя по

нему, каталога. Такого каталога нет, к сожалению; как известно,

и «Вертоград многоцветный» и «Рифмологион» до сих пор не

только не изданы, но не имеют даже своего краткого библиографического

описания (первый сборник ниже цитирую по экземпляру

Библиотеки Академии наук СССР 31.7.3.; второй -- по

экземпляру Московского государственного исторического музея,

Синод, собр. № 287).

Между тем именно тут выставлено для обозрения все основное,

что успел Симеон, библиофил и начетчик, любитель разных

«раритетов» и «курьезов», собрать в течение своей жизни у себя

в памяти: целая коллекция драгоценных камней -- «сапфиръ камень

», который имели обычай носить египетские жрецы

(В, л. 33), «амефистъ камень» (В. л. 496 об.), не тонущий в воде

«камень фирреосъ» (В, л. 464 об.) и пр.; не менее драгоценная

по подбору экземпляров коллекция редких животных и птиц:

«слонъ» (В, л. 283 об.), «птица финиксъ» (В, л. 33 об.), «птица

неясыть» (В, л. 334), «левъ» (В, л. 104), «райская птица»

с ярким разноцветным опереньем (В, лл. 135 об.-- 136 об.),

плачущий «крокодилъ» (В, л. 247 об.), «пификъ», ласкою убивающий своих детенышей (В, л. 252 об.), «хамелеонъ»

(В, л. 252 об.), птица «струфионъ», имеющая крылья, но не могущая

летать (В, л. 254), «заяцъ морский» (В, л. 223), «василискъ

», свистанием своим убивающий птиц (В, л. 229 об.),

«скорпий», рождающий одиннадцать чад, из числа которых он

только одного оставляет себе, а остальных съедает (В, л. 434 об.),

и пр.; есть вращающееся колесо -- символ бренности всего существующего

(В, л. 388 об.) и магнитная стрелка (В, л. 270);

медное кольцо с бесценным «адамантом» (В, л. 143 об.) и песочные

часы (В, л. 317); полное облачение царское: саккос из парчи,

бармы, усыпанный драгоценными камнями венец, скипетр и держава

(Р, л. 573 об.--579); панорама звездного неба с солнцем

посередине в окружении планет и «круга животных» -- зодиака

(см. «Орел российский»); есть тут вещи и совсем редкие: престол

царя Соломона из золота и слоновой кости (Р, л. 579 об.),

чудесный египетский столп, поющий на заре (Р, л. 584 об.),

«жезлъ Аароновъ» (В, л. 156 об.), «голубица Ноева»

(В, л. 100 об.), «челюсть осла мертваго», которою Самсон побил

филистимлян (В, л. 31). и многое другое. Сюда же к числу

экспонатов этой поэтической кунсткамеры Симеона Полоцкого

относятся и читающиеся в составе преимущественно «Вертограда»

многочисленные стихотворные анекдоты и повести: о благодарном

льве («Левъ»), о женщине, которая родила поросят («Казнь

хулы»), о невинно оклеветанной царице («Клевета»), о богородице,

принявшей младенца у одной монахини, согрешившей, но

раскаявшейся («Блудъ со сродником»), о человеке, на сердце

у которого, когда его после смерти вскрыли, нашли изображение

распятия («Распятие в сердце»), о гордом монахе, которого

прельстил демон в образе блудницы («Гордость»), о каре, постигшей

одного грешника: на него вскочила жаба и прилипла

к его телу («Казнь сыну за отца»); об одном паломнике, которого

ангел в образе всадника в течение нескольких часов чудесно

доставил из Иерусалима домой («Литургия»): о человеке, который

выколол око на иконе богородицы и за это был наказан

тем же («Око избоденно образу»); о Семирамиде, которая обманом

воцарилась и обезглавила царя («Жена»); о Марке Курции,

для спасения города бросившемся в пропасть, о Кодре, царе

афинском (см. «Орел российский»), и пр.1

 

Так называемые «книжицы» Симеона Полоцкого свидетельствуют,

что этот его стихотворный парад вещей иногда принимал

форму настоящего зрелища -- зрелища в буквальном смысле Симеона Полоцкого. -- Сборник статей к сорокалетию ученой деятельности

акад. А. С. Орлова, Изд. АН СССР, Л., 1934, стр. 329--333.

 

 

этого слова: стихи можно было не только читать, но и рассматривать,

как рассматривают здание или картину. «Книжиц» этих

у него пять (три «приветственные» и две траурные): «Благоприветствование

» царю Алексею Михайловичу «о ново богом

дарованном сынЬ государт, нашем царевиче и великом князЬ Симеоне

Алексиевич'Ь» (1665), «Орел российский» (1667), «Френы,

или Плачи ВСЕХ санов и чинов православно Российскаго царства»

о смерти царицы Марии Ильиничны (1669), «Глас последний

ко господу богу» царя Алексея Михайловича (1676), «Гусль

доброгласная» (1676). Каждая из них в свое время была Симеоном

лично «вручена» царю в специально изготовленном для

подношения экземпляре. В 1678 г. Симеон включил их в состав

своего «Рифмологиона», куда, как известно, вошли и все другие

его произведения, «в благодарствие, похвалу и привЬт» написанные.

И «Рифмологион» (до нас дошел то\ько черновой экземпляр

этого сборника), в составе которого «книжицы» заняли центральное

место, и в особенности дошедший до нас подносный экземпляр

«Орла российского» (см. рукопись Библиотеки АН СССР 16.5.7)

раскрывают секрет этого зрелищного эффекта: в помощь к слову

Симеон привлекал живопись, графику и даже отдельные архитектурные

мотивы, следуя в данном случае, быть может, примеру

своих современников-живописцев и зодчих, охотно во второй

половине XVII в. экспериментировавших в том же направлении,

с той, разумеется, только разницей, что они внедряли литературу

в свои композиции.2 Живопись и графика помогли Симеону придать

его стихотворным экспонатам там, где он находил это нужным,

недостающую им живописную наглядность; архитектура

помогла наиболе эффектно расставить эти экспонаты.

 

Уже первая по времени «книжица» приветственная Симеона

Полоцкого -- царю Алексею по случаю рождения царевича Симеона--

характеризуется ясно выраженным стремлением к этому

«синтезу» всех искусств в рамках одного, в данном случае литературного

произведения. Начинается она с пространной оды

в честь царя Алексея. За одой следует контурное, во весь лист,

изображение креста красного цвета со вписанными в него стихами

(л. 430 об.). Крест -- дар новорожденному царевичу от

автора, о чем и сообщается в следующем стихотворении, заканчивающемся

«многолетием» царевичу в форме так называемого

«лабиринта». Далее -- изображение двух звезд красного цвета

(одна вписана в другую), контуры которых составляют стихи, и

стихотворное пояснение этого изображения (л. 432--432 об.).

 

 

Далее -- «БесЬда со планиты» (наименования отдельных планет,

равно как и заглавие «Бескды» -- ярко-красного цвета): Луна,

Меркурий, Венус, Солнце златосветное, Марс, Юпитер, Сатурн

сообщают поочередно автору -- что несут они в дар царевичу.

Далее -- «Апостроф ко преподобному», в честь которого назван

царевич (заглавие -- красного цвета), с просьбой взять под свое

покровительство царя Алексея и все его семейство. Заканчивается

«книжица» многолетием царю -- опять в форме «лабиринта

», на этот раз со стихотворным ключом к нему («Начало

в кентртз, чтется во вся страны. . .»). Перед нами, как видим, целое

словесно-архитектурное сооружение с двуцветной окраской и

многочисленными графическими инкрустациями.

 

Еще в большей степени тот же характер сложного словесноархитектурного

сооружения -- словесного зрелища -- носит и следующая

по времени аналогичная -композиция Симеона Полоцког

-- «Орел российский», замечательная своими живописными

изображениями в экземпляре, поднесенном царю Алексею Михайловичу

и сыну его Алексею 1 сентября 1667 г. В центре этой

композиции великолепная живописная панорама звездного неба

с солнцем посредине; солнце испускает сорок восемь лучей;

в каждый луч вписана одна из присущих царю Алексею добродетелей:

«правдолюбие», «правосудство».. «щедродаяние», «словопостоянство

», «добронравие», «ув-Бтливость» и пр.; на фоне

солнца -- затемняющий его венценосный двуглавый орел со скипетром

и державою в когтях; солнце движется по «кругу животных

» -- зодиаку, знаки которого -- раскрашенные иллюстрации

к тексту. Поддерживает эту панораму «Елогион» (ода в честь

царя Алексея)--стройная колонна, в свою очередь опирающаяся

в начале «книжицы» на массивный «Енкомион» в прозе.3

 

Эффектной симметричностью своих словесно-архитектурных

ансамблей обращают на себя внимание также обе траурные «книжицы

» Симеона Полоцкого. Первой из них предшествуют арка

заглавия, пышная, как катафалк («Френы, или Плачи вс-Ьх санов

и чинов православно Российскаго царства о смерти благовЬрныя

и христолюбивыя государыни царицы и великия княгини Марии

Иличны. . .»), и речь автора в прозе к царю Алексею Михайловичу.

Затем следуют: «плачи» с одной стороны, с другой --

«утешения» Веры, Надежды, Любви, Благоговенства, Мудрости,

Воздержания, Мира, Заступления, Страннолюбия, Милостыни,

всех Добродетелей и в заключение Церкви торжествующей.'

 

 

«Плачи» и «утешения» -- их двенадцать пар -- движутся параллельными

рядами (заглавия первых окрашены в черный цвет;

вторых -- в красный) и производят впечатление двусторонней колоннады;

упирается она в монолог покойной царицы: «от гроба

к оставшим». Монолог этот завершается «вечной памятью» царице

в форме «лабиринта». За монологом -- две легкие пристройки

к нему: «Епитафион, или Надгробие» царице Марии и

«Епитафион» царевне Евдокии. За ними -- новый словесно-архитектурный

ансамбль: «Емлимата и их толкования, стихами краесогласными

равномт^ритэ сложеная», как характеризуется он

в заглавии; запроектирован был он с живописными иллюстрациями:

каждая из девяти эмблем должна была найти -- и в подносном

экземпляре несомненно нашла -- свое живописное воплощение;

в дошедшем до нас черновом экземпляре «Рифмологиона»

эти изображения отсутствуют; для них оставлено место -- читаются

только «девизы» (лл. 511 об.--515). Завершает всю композицию

«желание стихотворца» -- графема: квадрат, в который

симметрично вписаны еще четыре таких же квадрата; в каждом

квадрате -- посвящения, а по бокам, в промежутках, буквы, сочетание

которых в разных комбинациях составляет «многа лЬта»

царю, царевичам, царевнам, «ВСБМ православным Христианом»

 

 

Вторая траурная «книжица» Симеона -- «Глас последний» царя

Алексея Михайловича, -- как и первая, открывается пышным,

во весь лист, заглавием, эпиграфами и предисловием в прозе

«благочестив-Ьйшему, тишайшему, пресвЬтл'вйшему» Федору Алексеевичу.

Далее -- «Глас последний» царя Алексея «ко господу

богу» и его же «Глас последний» царевичу Федору -- два стихотворных

монолога, наподобие столпов, поддерживающих

центральный словесно-архитектурный ансамбль всей композиции:

«ЗавтэТ» царя Алексея. «ЗавЬт» этот -- заглавие его ярко выделяется

(киноварь) на фоне остального текста -- состоит из

восьмидесяти «велтэний» царя Алексея, от шести до двадцати

стихов каждое. За ним -- «Отв-кт» Федора и новая двусторонняя

колоннада стихов: царь Алексей поочередно обращается с «гласом

последним» к патриарху Иоакиму, царице Наталье, царевичам,

царевнам, князьям, боярам и пр.; те тоже поочередно выступают

с «ответом». К этому диалогу покойного царя Алексея с его

родными и подданными, напоминающему известную элегию Проперция

в честь Корнелии, примыкает второй массивный словесноархитектурный

ансамбль: двенадцать чередующихся один за

другим «плачей» с небольшим преддверием в прозе и стихах

(лл. 543 об.--544). Заканчивается композиция особым «Заключением

» в стихах и уже традиционным для Симеона «лабиринтом

»: «вечной памятью» покойному парю.

 

 

Большой парадностью характеризуется и последняя по времени

приветственная «книжица» Симеона -- «Гусль доброгласная

», врученная царю Федору Алексеевичу 18 июня 1676 г.

Б день венчания его на царство. Построением своим она несколько

напоминает предшествующую «книжицу», написанную пятью месяцами

ранее: как и там, здесь в центре композиции два основных

словесно-архитектурных ансамбля в обрамлении сооружений

более мелкого масштаба, преимущественно декоративного назначения.

Первый такой ансамбль в данной «книжице» составляют

«желания благая» (заглавие -- красного цвета): высказывают их

царю Федору в стихах поочередно патриарх, царица-мать, царевичи,

царевны, князья, бояре и пр. Преддверием к нему служат

эпиграфы, приветствие в прозе царю и контурное изображение