Шпараглка по "Методологии психологии"

Отношения между образом  реальности, центральной категорией и центральным феноменом органичны, но не безоблачны, и подчас их параллельная эволюция может порождать внутренне противоречивые конструкции. Достаточно типичной траекторией развития психологических теорий является поэтапное: а) осознание важности некоторого психологического феномена, б) формирование соответствующей категории, в) оформление видения всей психологической реальности сквозь призму этой категории – своего рода «натягивание» данной категории на всю психологическую реальность, г) утрата категорией в процессе ее «растягивания» первоначально строгой, да и вообще какой-либо предметной отнесенности, размывание связи с соответствующим феноменом. Подобную эволюцию психологических теорий описал еще Л. С. Выготский, объяснив ее так: «путь этот предопределен объективной потребностью в объяснительном принципе, и именно потому, что такой принцип нужен и его нет, отдельные части принципа занимают его место» (3, с. 309). Осознание Выготским порочности данного пути не уберегло теорию, основы которой он заложил, от его повторения: категория деятельности, довольно-таки искусственно «растянутая» на всю психологическую реальность, явно утратила и свой начальный объяснительный потенциал, и сколько-либо строгую предметную отнесенность, ведь, по словам того же Выготского, когда «объем понятия растет и стремится к бесконечности, по известному логическому закону содержание  его столь же стремительно падает до нуля» (там же, с. 308). Э. Г. Юдин, например, убедительно продемонстрировал расхождение в этой теории деятельности как феномена и деятельности как объяснительного принципа, а также явную несостоятельность попыток втиснуть в нее всю психологическую реальность (17). Деятельность как объяснительный принцип, формирующий образ всей психологической реальности, оказалась совершенно не той деятельностью, которая существует в виде психологических феноменов, а дополненная представлениями о бессубъектной деятельности и т.п. предстала чем-то весьма абстрактным, если не абсурдным.

Таким образом, центральный феномен теории, ее центральная категория и. образ изучаемой реальности, объединенные единой связью, могут вступать в противоречия друг с другом. Обострение же этих противоречий может приводить к тому, что теория перерождается в «живой труп», который считается живым вследствие чисто социальных обстоятельств (например, нежелания сторонников теории признать исчерпанность ее когнитивных ресурсов).

Наборы основных понятий  различных психологических теорий – их категориальные тезаурусы –  в значительной мере пересекаются, что естественно, поскольку эти концепции, при всех их различиях и форсированной дистанцированности друг от друга, все принадлежат к одной дисциплине и оперируют схожими терминами. Так, основные понятия теории деятельности – действие, операция, личность,  «знание, мотив, потребность и т.д. – присутствуют и в категориальном аппарате других теорий: действие и потребность занимают видное место в понятийном аппарате бихевиоризма, операция – когнитивизма, сознание и мотив – психоанализа, личность – в понятийном аппарате теорий гуманистической психологии. Очевидны и  значительные пересечения понятийных аппаратов этих теорий, в особенности – наиболее близких, относящихся к одной, например гуманистической, парадигме. Однако следует подчеркнуть, что хотя понятийные аппараты различных психологических концепций всегда пересекаются, они никогда полностью не совпадают друг с другом, и именно поэтому набор основных понятий можно считать специфическим признаком каждой конкретной теории.

Основные понятия теории всегда подчинены ее центральной категории. Эта подчиненность выражена достаточно отчетливо и имеет разнообразные проявления – от частоты употребления соответствующих терминов до определения ключевых категорий на основе центральной. Гораздо труднее прочертить границу тезауруса основных понятий на его другом – «нижнем» – полюсе, вычленив их из множества всех прочих терминов, которыми оперируют сторонники теории. Возможно, критериями для решения этой непростой задачи могут служить, во-первых, все та же частота употребления соответствующих терминов (о которой можно судить как интуитивно, так и на основе строгих процедур контент-анализа), а во-вторых, включенность понятий в базовые утверждения теории. Вместе с тем следует признать, что если центральная категория теории всегда заметно возвышается над ее основными понятиями и, как правило, выносится в название теории (теория деятельности, теория установки, теория каузальной атрибуции и др.), то сами эти понятия не имеют четкой границы с другими терминами данной науки, а иногда и смежных наук, в результате чего построить полный категориальный тезаурус той или иной концепции, как правило, не удается.

Тем не менее всегда можно  выделить «верхнюю» часть понятийного тезауруса, непосредственно примыкающего к центральной категории. Основные понятия теории в большинстве случаев не только подчинены ее центральной категории, но и сами организованы в иерархическую структуру, которая, правда, в большинстве случаев выглядит очень нестрогой. Чаще всего эта структура выстраивается путем вычленения некоторой наиболее важной части равноправных понятий и подчинения им всех остальных. Иногда и понятия, входящие в эту наиболее важную часть, ставятся в иерархические отношения, например, путем их определения друг через друга: «мотив – это предмет потребности» (что делает категорию мотива вторичной по отношению к категориям предмета и потребности).

Подобные иерархические  связи создают «сетку отношений» между основными понятиями. Следует отметить, что далеко не всегда отношения между понятиями фиксируются в четких или вообще каких-либо определениях. Часто они вообще никак не эксплицируются, однако имплицитно присутствуют и могут быть выявлены с помощью специальной методологической рефлексии.

Базовые утверждения  теорий в гуманитарных науках вычленимы тоже не без труда, в чем состоит одно из главных отличий последних от естественнонаучных теорий. Впрочем, в данном случае гуманитарные теории можно разделить на два типа. Первый из них представлен теориями традиционного – аморфного – типа, которые очень трудно свести к ограниченному набору строгих утверждений, в результате чего даже их адептами эти теории часто понимаются по-разному; ко второму можно отнести более современные концепции, авторы которых стремятся формулировать их в виде ограниченного набора четких постулатов. Пример теорий первого типа – все та же теория деятельности, примеры концепций второго типа – сформулированные в американской психологии с американской конкретностью теория каузальной атрибуции и теория справедливости. В основе последней лежит понятие справедливого обмена, выраженное математической формулой:           

                          I ₁            I ₂

                         O₁     =    O ₂

где О и О₂ – результаты, достигаемые участникам взаимодействия, I₁и  I₂ – вклад каждого из них в это взаимодействие (соответственно, справедливым считается такое взаимодействие, при котором результаты участников пропорциональны их вкладам).

Однако значительно  чаще психологические (как и все  прочие гуманитарные) теории формулируются в аморфном виде, в результате чего их базовые утверждения трактуются неоднозначно. В тех же случаях, когда данные утверждения формулируются четко и однозначно, они обычно звучат как весьма тривиальные констатации, подобно одному из базовых постулатов теории справедливости: люди всегда стремятся к максимизации своих выигрышей (18). Кажущаяся тривиальность подобных утверждений навлекает на их авторов критику за то, что они лишь обобщают обыденный опыт, а не выражают научное знание, а это подрывает репутацию соответствующих теорий в качестве собственно научных. На самом же деле базовые утверждения гуманитарных теорий выполняют очень важную и вполне научную роль, точнее, набор ролей: они развивают и систематизируют образ психической реальности, заданный центральной категорией, генерализуют содержащийся в ней объяснительный импульс и т.д.

Периферическая  область теорий

Периферическую область  психологических теорий можно разделить  на два компонента: а) собственно теоретический, б) эмпирический. Теоретическая «периферия» включает вспомогательные утверждения «теории и систему их аргументации, эмпирическая — подкрепляющий теорию эмпирический или обыденный опыт.

Вспомогательные утверждения  теорий в гуманитарных науках соотносимы с тем, что В. С. Степин, говоря о точных науках, называет «частными теоретическими схемами». Он отмечает, что эти схемы «конкретизируют фундаментальную теоретическую схему применительно к ситуациям различных задач и обеспечивают переход от анализа общих характеристик исследуемой реальности и ее фундаментальных законов к рассмотрению отдельных конкретных типов взаимодействия, в которых в специфической форме проявляются указанные законы» (16, с. 126). Однако специфика гуманитарных дисциплин побуждает к существенной корректировке данного понятия, о необходимости которой пишет тот же автор: «разумеется, применение уже развитых методологических схем в новой области предполагает их корректировку, а часто достаточно радикальное изменение соответственно специфике той или иной научной дисциплины» (там же, с. 305). Вспомогательные утверждения теорий в гуманитарных науках отличаются от частных теоретических схем точных наук прежде всего своей аморфностью и недостаточной упорядоченностью, которые, во-первых, не позволяют говорить об этом малоупорядоченном множестве общих утверждений как о четких схемах (и, стало быть, диктуют необходимость корректировки соответствующего понятия), а во-вторых, делают их вычленение еще более сложным,   чем  вычленение базовых утверждений.   Кроме того,   В Гуманитарных дисциплинах вспомогательные утверждения теорий связаны с их базовыми утверждениями отношениями не столько логической, сколько терминологической дедуктивности, объединены в основном терминами, а не содержанием. Обычно они охватывают всю совокупность утверждений общетеоретического характера, которые автор теории – индивидуальный или коллективный – формулирует в процессе ее построения. В то же время некоторые из таких утверждений могут постепенно, путем накопления их повторений, отливаться в достаточно стабильную и монолитную часть теории. Например, одно из излюбленных утверждений советских социальных психологов о том, что все социально-психологические процессы существуют и эволюционируют только в контексте совместной деятельности, можно считать одним из базовых утверждений теории деятельности, выросшим из вспомогательного утверждения (5).

Эмпирический компонент  периферии гуманитарных теорий в  целом сопоставим с тем эмпирическим опытом, на который опираются естественнонаучные теории и который прочно ассоциируется с ними, как, например, эксперимент Майкельсона – Морли с теорией относительности. Однако эмпирическая периферия гуманитарных концепций куда более широка, а отношения с ней их ядерной – центральной – части более сложны и разноплановы.

Все разнообразие психологической  эмпирии с позиций каждой конкретной теории делится на две части –  а) «свою» и б) «чужую» эмпирию. Каждая из этих частей эмпирической периферии, в свою очередь, тоже делится надвое. «Своя» эмпирия – на (а) тот эмпирический опыт, который служит опорой базовым и вспомогательным утверждениям теории, т.е. ее своего рода «опорную» эмпирию, и (б) результаты эмпирических исследований, выполненных на основе данной теории, и выявленные в этих исследованиях феномены – эмпирию «надстроечную». Вторая часть «своей» эмпирии по объему существенно превосходит первую, поскольку практически каждая психологическая теория порождает целое направление эмпирических исследований, которое подчас разрастается настолько, что теория «не поспевает» за ним, т.е. оказывается неспособной обобщить полученные данные. Эта часть «своей» эмпирии, конечно, может использоваться (и используется) для выполнения той функции, которую выполняет первая часть – подтверждения теории. Для этого имеются все предпосылки, поскольку результаты эмпирических исследований, направленных на подтверждение теории, обычно интерпретируются на ее же основе (хорошо известная и в естественных науках ситуация теоретико-эмпирического «круга»). Но все же их основная функция состоит в другом: в экспансии теории, в ее распространении на все более широкую область эмпирических феноменов, что в гуманитарном сообществе эквивалентно укреплению позиций  теории и рассматривается как аналог ее развития. Как только экспансия теории заканчивается, начинается ее стагнация, вскоре переходящая в деградацию, выражающуюся в значительном уменьшении количества сторонников, выполненных на ее основе эмпирических исследований и т.д. Иначе говоря, когда теория не растет, подпитываясь все новым эмпирическим опытом, она постепенно если и не умирает, то превращается в «живой труп». Если же она, напротив, «съедает» слишком много, утрачивая свои первоначальные объяснительный потенциал и предметную отнесенность, ее ожидает та же участь.

К «чужой» для теории эмпирии относятся феномены и результаты эмпирических исследований, выявленные и полученные на основе других концепций. Она может быть разделена на релевантную и и-релевантную эмпирию.

Релевантная эмпирия  – это результаты эмпирических исследований, полученные в рамках других концепций, но «задевающие» данную теорию, находящиеся в области ее «жизненных интересов». Наиболее радикальный, хотя и редкий в реальности, случай ее формирования – это получение в русле других концепций данных, которые могут поколебать позиции данной теории, противореча ее базовым утверждениям. Ни активно развивающаяся теория, находящаяся в стадии своего рода теоретической «пассионарности», ни стагнирующая и поэтому вынужденная постоянно защищаться от «пассионирующих», не может этот опыт проигнорировать, особенно если ее соперница заостряет на нем внимание. Его надо либо «отбить», либо ассимилировать, переинтерпретировав выгодным для себя образом. Типичные приемы здесь – в целом те же, что и в естественных науках, хотя и с большим удельным весом чисто социальных и идеологических инструментов.

Однако чаще эмпирически  установленные факты попадают в  сферу релевантной для теории эмпирии не потому, что являются опасными, а потому, что оказываются интересными для нее, представляя собой эмпирический материал, который потенциально может быть использован для ее экспансии и укрепления ее позиций. «Чужая» эмпирия активно ассимилируется теорией и в тех случаях, когда ей не хватает «своей», собственной эмпирии, например, в условиях, когда национальная наука по тем ли иным причинам развивается преимущественно в теоретическом, а не в эмпирическом русле. Скажем, советские психологические теории на первом этапе своего развития, когда собственной эмпирии им явно не хватало, активно использовали факты и феномены, выявленные зарубежными психологами – в рамках концепций бихевиоризма, когнитивизма и психоанализа. Другими словами, теория, как правило, переинтерпретирует и ассимилирует «чужую» эмпирию не в защитных целях, а ради удовлетворения постоянной потребности в эмпирической подпитке, аналогичной потребности живых организмов в питании.

Возможны ситуации, когда  теория не просто подпитывается «чужой» эмпирией, но и имеет ее первоначальным источником своего питания, вырастая из ее переинтерпретации. Так, например, концепция Д. Бема, согласно которой установки «выводятся» нами из наблюдения за своим поведением, а также дополняющая ее очень популярная парадигма «ложной обратной связи» возникли вследствие переинтерпретации бихевиористом Д. Бемом результатов эмпирических исследований, выполненных в русле одной из когнитивистскиx теорий – теории когнитивного диссонанса (26). Далее эта теория породила «свою», и очень обильную, эмпирию, но ассимиляция «чужой» эмпирии прочно запечатлелась в ее родословной.