Модели политической психологии

Образ врага естественно  является органическим компонентом  всех националистических идеологий. Причем, если национализм угнетаемых, находящихся в неравноправном положении наций имеет основу в реальных этнических отношениях, то национализм угнетающей или свободной от этнического неравноправия нации чаще всего приобретает мифологический характер: ему приходится подпитывать и легитимизировать себя образами врагов, угрожающих национальным интересам.

Социально-психологическую  базу мифологических представлений  чаще всего образуют люди и группы, испытывающие не только информационные дефициты разного вида (включая элементарное невежество), но и достаточно острое ощущение социальной или личной обделенности. Социальный или материальный статус, рассматриваемый как незаслуженно низкий, может сосредоточить сознание на поиске персонифицированных сил, виновных в этой несправедливости. Мифологические представления формируются преимущественно дедуктивным методом: в их основе лежит обобщенный идеологический миф, к которому приспосабливаются данные реального опыта.

Мифологический тип сознания характерен и для такого широко распространенного  идейно-политического явления, как популизм. Понятие популизма не означает какой-либо системы политических взглядов и ценностей, популистской может быть как демократическая, так и авторитарная, консервативная или националистическая политика. Популизм представляет собой определенный способ политической мобилизации масс, осуществляемый как бы через голову существующих институтов и организаций. Главные его особенности предельное упрощение общественно-политической действительности путем сведения ее к дихотомической модели, борьбе сил добра и зла; политическая программа, основанная на простейших панацеях, якобы позволяющих разом решить наиболее острые экономические и социальные проблемы. Популизм демократический обычно настаивает на «прямой демократии», непосредственном участии народа в управлении, авторитарный, «вождистский» популизм направлен на формирование непосредственной психологической связи между массами и «харизматическим» лидером; некоторые популистские программы объединяют установку на сильную государственную власть с идеей непосредственного народного контроля. Независимо от этих различий, в когнитивно-интеллектуальном отношении популизм ближе всего именно к мифологическому типу социально-политической психологии.

 
1.4 Стихийно-рациональный тип .

Другой тип социально-политических представлений может быть назван стихийно-рациональным. Он ближе всего  к тем способам познания, которые  анализируются в изложенной выше концепции «социальных представлений». У носителей этого типа может  быть больший или меньший интерес  к общественно-политической жизни, но обычно не очень интенсивный, не связанный с жесткой идентификацией с каким-либо определенным идейно-политическим течением. Их интерес направлен на те сферы, которые воспринимаются как  наиболее близкие к их непосредственным жизненным заботам. Информация об этих сферах черпается из различных источников, в том числе содержащих неоднородные, даже противоположные объяснения и  оценки, причем предпочтение отдается данным собственного опыта, которые  являются несущей основой представлений. В их формировании преобладает индуктивный  тип мышления, что не означает, однако, какой-либо «глухоты» к абстрактным-идеологическим или научным понятиям и концепциям. Напротив, эти понятия и концепции используются, но не в «чистом» виде, а будучи подвергнуты модификации и интерпретации в свете конкретного опыта и прагматических интересов («объективация», превращение «абстрактного в конкретное»).

 Идеология - «скорее  конфигурация основных симпатий  и антипатий, чем набор абстракций».  Сами же эти симпатии и антипатии  складываются на основе критерия  полезности, выгодности для людей,  принципов, представленных той  или иной идеологией, ее эффективности  в решении проблем, порожденных  социэтальной ситуацией (способности справиться с плохим временем или максимально использовать хорошее).

Представления, присущие стихийно-рациональному  типу, чаще всего противоречивы. Проблема целостности, взаимосвязанности представлений, присущих массовому сознанию, вызвала  оживленную дискуссию в специальной  литературе. Широкую известность  приобрела концепция П.Э. Конверса, утверждавшего, что в общественном мнении вообще отсутствует «структурная согласованность».

Многочисленные эмпирические исследования этой проблемы показали, что дело обстоит значительно  сложнее. Отсутствие у человека единой системы представлений, соответствующей  логике какой-либо идеологии или  теории, не означает, что его представления  вообще не связаны друг с другом: просто эта связь может быть основана на каком-то ином принципе. Из некоторых  исследований, например, вытекает, что  таким принципом может быть функциональность представлений, соответствие их ситуации: человек в каждом случае может  использовать те из них, которые позволяют  ему ориентироваться в соответствии со своими интересами именно в данной ситуации.

Видимо, именно такая организация  представлений характерна для стихийно-рационального  их типа. Существует множество социальных объектов, которые поворачиваются к  субъекту, так сказать, разными своими сторонами в зависимости от того, в какое именно отношение он с  ними вступает, соответственно неоднозначны и его представления о них.

Существует множество  данных, свидетельствующих о том, что стихийно-рациональный тип социально-политических представлений получает все более  широкое распространение в современном  мире.

Можно вместе с тем предполагать, что, ослабляя влияние идеологий, основанных на жестких стереотипах и непримиримой взаимной конфронтации, стихийно-рациональные представления расширяют почву  для идеологических тенденций, ориентированных  на смягчение этой конфронтации, сосуществование  и компромисс различных приоритетов, терпимость, свободный поиск истины методом проб и ошибок. Такими свойствами обладают те направления современного либерализма, которые нацелены на соединение интересов свободного предпринимательства и социальной защиты (свободы и равенства), экономического роста и оздоровления природной среды, недопущение военных конфликтов, помощь экономически отсталым странам, углубление демократии, равноправное социальное партнерство. Эту идеологическую тенденцию можно было бы назвать социальным либерализмом. Ее массовую базу составляют разнородные слои, обладающие относительно устойчивым или повышающимся экономическим и социальным статусом и свободные поэтому психологически от чрезмерного груза тревожности, неуверенности, ощущения угроз своему «нормальному» бытию.

Развитие стихийно-рационального  социального познания сокращает  сферу влияния мифологических стереотипов, этнических и социальногрупповых предрассудков, «комплекса врага» и тому подобных психических образований, питающих агрессивность в общественно-политических отношениях. Стихийный рационализм способен преодолевать наиболее примитивные виды персонифицированного или группового обвинительного «приписывания причин» и подводить к «системному» объяснению социальных явлений; не в последнюю очередь потому, что в той или иной мере он питается научными социальными знаниями, проникающими в массовое сознание.

 
1.5 Рефлективный и инертно-фаталистический типы .

Еще один тип социально-политических представлений можно назвать  рефлективным. Он характерен для людей, испытывающих сильный интерес к  общественно-политической жизни, отличающихся высокой интеллектуальной активностью, стремящихся сконструировать логически  взаимосвязанную и обоснованную картину социально-политической действительности или каких-то ее сфер. По данным американских эмпирических исследований, высокий  уровень согласованности знаний типичен, с одной стороны, для  политической и идеологической элиты, с другой - примерно для одной  трети рядовых граждан, в основном наиболее образованных. Их отличает «монополюсность» представлений, как бы подчиненных какой-то одной «главной» идее. Таким образом, очевидно существует связь между целостностью системы представлений и тенденций к их «идеологизации». Как мы видели, «многополюсный» стихийно-рациональный тип представлений проявляет противоположную тенденцию - «отталкивание» от идеологизации. Отсюда было бы неправомерно делать вывод об идеологическом догматизме как неизбежном следствии более интеллектуального, стремящегося к целостности представлений типа познания. Скорее можно говорить об определенном риске догматизации, с которым сталкиваются люди, испытывающие потребность в такой целостности. Риск обусловлен тем, что более интеллектуальные и образованные люди активно используют в своих размышлениях идеологический материал, из которого они черпают готовые, логически организованные системы представлений.

Если рефлективное познание сопряжено с опасностью чрезмерной идеологизации, то оно же способно эту опасность преодолевать. Преодолевают ее творческая сила и самостоятельность индивидуального интеллекта, способные сломать рамки идеологических схем. С другой стороны, многое зависит от качества тех идеологий, на которые преимущественно ориентируется познающий субъект. Идеология идеологии рознь: они различаются не только своим непосредственным содержанием, но и мерой открытости, способностью осваивать новый опыт, учитывать и совмещать различные точки зрения по конкретным проблемам. По эмпирическим данным, американцы и западноевропейцы с умеренно левыми и центристскими взглядами вырабатывают более сложные и гибкие системы социально-политических представлений, чем левые радикалы и правые консерваторы. Причем среди сторонников жестко консервативных идей особенно много людей с низким уровнем образования, использующих наименее «интеллектуальные» источники информации, тех, кто смотрит телевизор, но не читает газет и журналов. Таким образом, слабая интеллектуально-познавательная активность ведет к тем же результатам, что рефлективное познание, опирающееся преимущественно на догматизированный идеологический материал.

Наиболее низкий уровень  познавательной активности лежит в  основе того типа социально-политических представлений, который может быть назван инертно-фаталистическим. Психологически определяющим для него является восприятие социально-политической действительности как сферы действия сил и процессов, не поддающихся ни пониманию, ни контролю индивида и его социальной группы. При общем низком уровне интереса к общественно-политическим событиям и слабой информированности представители этого типа могут интересоваться теми из них, которые непосредственно затрагивают их личные судьбы. Однако поскольку происходящее на общественно-политической арене кажется им хаосом событий, не подчиненных какому-либо организующему принципу, они не испытывают желания понять причины и связи явлений. Их представления о конкретных процессах и событиях случайны и изменчивы, зависят от тех сведений и интерпретаций, которые в последний момент поступили к ним от доступных источников информации, распространенных в их социальной среде.

Предлагаемая типология  социально-политических представлений, как и всякая типология, разумеется, условна и относительна: она намечает лишь модели некоторых познавательных процессов и отнюдь не должна рассматриваться  как какая-то жесткая классификация  людей по признаку их когнитивно-психических характеристик. Важно иметь в виду, что «чистые» представители названных типов встречаются в жизни относительно редко. Большинство людей используют различные способы выработки своих представлений, причем эти способы и типы представлений могут особенно резко различаться в зависимости от конкретного объекта или сферы действительности.

2. Потребности физического и социального существования в социально-политической психологии.

2.1 Личные и общественные потребности. Процесс экстраполяции.

В ходе всероссийского опроса, проведенного ВЦИОМ в июне 1993 г., 41% опрошенных оценили материальное положение  своей семьи как «плохое» или  «очень плохое». Среди людей с  низким уровнем дохода такой ответ  дали 56,5, а с высоким - 20,3%. 64% в тех  же терминах оценили экономическое  положение России, в том числе 22,4% респондентов с низким доходом  и 14,8 - с высоким заявили, что оно  является очень плохим. 42,4% получающих низкий доход и только 17,4 - высокий, заявили, что «терпеть наше бедственное  положение уже невозможно».

На  вопрос «какие проблемы нашего общества тревожат Вас больше всего?»  84,3% - назвали рост цен, следующей по значению проблемой (64,4%) общественное мнение признало рост числа уголовных  преступлений и на третьем месте (40%) - кризис экономики и спад производства. Другие проблемы, непосредственно затрагивающие  условия жизни россиян: ухудшение  состояния окружающей среды, вооруженные  конфликты на границах России и обострение национальных отношений волновали  их гораздо меньше. Отметим, что в  оценках значения роста цен не было существенных различий между людьми с низкими и высокими доходами, а кризис экономики, рост преступности, экологические проблемы чаще называли те, кто получает высокий доход.

В приведенных  суждениях россиян перед нами предстает как бы два параллельных ряда данных об их наиболее насущных потребностях. Когда люди говорят о своем  тяжелом материальном положении  - они фиксируют свои неудовлетворенные личные потребности физического существования, поэтому совершенно естественна зависимость такого рода ответов от уровня семейного дохода. Когда же они отвечают на вопросы о состоянии экономики или о тревожащих их проблемах российского общества, речь идет тоже о потребностях, но о таких, которые осознаются как общественные нужды и относятся, следовательно, к сфере социально-политической психологии.

Связь между этими двумя рядами суждений очевидна. Потребность в оздоровлении больной экономики чаще и острее испытывают те, кто больше страдает от ее кризиса.

Косвенным образом связь между двумя  рядами выражается и в иерархии, относительном психологическом  «весе» явлений, вызывающих тревогу  россиян. С точки зрения объективного анализа, ухудшение среды обитания идет в России в таких масштабах, что представляет для людей более  опасную угрозу, чем ограничение  материального потребления, вызванное  кризисом. Приграничные и этнические конфликты создают опасность  втягивания страны в кровопролитные войны, которые были бы для многих более страшным бедствием, чем рост цен. Спад производства закрывает выход  из кризиса и сулит в будущем  еще большие материальные бедствия. Однако хорошо известно, что настоятельность  потребности чаще всего определяется тем дефицитом, который мы ощущаем  как наше актуальное сиюминутное  состояние: невозможность купить сегодня  необходимые нам продукты и вещи сильнее действует на психику, чем  угроза катастрофы, пусть сознаваемая, но воспринимаемая лишь как потенциальная  или отдаленная перспектива.

Дефицит безопасности или надежного будущего реже вызывает психологическую напряженность  и сильный дискомфорт, чем дефицит  средств, идущих на содержание семьи, и  эта «иерархия дефицитов» проецируется на иерархию социальных проблем, тревожащих россиян. В то же время у людей, которым материально живется  относительно легче, сохраняется больше психологических ресурсов для того, чтобы тревожиться не только о  сегодняшних жизненных трудностях, но и о процессах, которые угрожают их или их детей существованию. Таким образом, те потребности, которые образуют мотивационную сферу социально-политической психологии, представляют собой продукт экстраполяции в нее потребностей личных. Это их происхождение проявляется и в содержании потребностей, и в их иерархии, и в распределении по различным социальным группам.

Сказанное, разумеется, не означает, что любая  личная потребность физического  существования может трансформироваться в общественную. Приведенные данные отражают совокупные потребности, воплощенные  в деньгах. Конкретные же объекты  этих потребностей - главным образом  продукты питания, одежда, жилье, медицинские  услуги и лекарства, образование  детей. На вопрос, на что были бы истрачены  деньги в случае получения респондентами  неожиданного крупного дохода, 28% назвали  «текущие нужды», 19 - квартиру, по 13% - товары длительного пользования и образование, лечение. И лишь 7% дали ответ «отдых, развлечения, путешествия». Очевидно, люди, наиболее остро ощущающие рекреационные и гедонистические («развлекательные») потребности, составляют лишь незначительную долю россиян, которых тревожат экономические проблемы общества. Общественной (в психологическом плане) становится лишь такая потребность, настоятельность которой ощущает некая «критическая масса» членов общества, которая приобретает коллективный, массовый характер.