Внешнеполитические взгляды О.Бисмарка и их реализация в европейской дипломатии Германии

Тогда Бисмарк выдвинул на первый план идею общности династических интересов  трех восточно-европейских монархий. На этой основе, в известной мере напоминающей принципы Священного союза, он создал союз трех императоров —  германского, русского и австрийского (1873 г.).     «В случае,  если бы одна из высоких  договаривающихся  сторон оказалась  в  состоянии  войны с четвертой великой державой,  две   другие сохранят по отношению к ней благожелательный нейтралитет и приложат старания к локализации конфликта» [2, стр.228]. Это была временная комбинация, которую Бисмарк смог, однако, использовать для укрепления европейских позиций молодой Германской империи. Более всего он опасался — и тогда и впоследствии — связать себе руки. Еще тогда, когда основа союза трех императоров только закладывалась, Бисмарк стремился не допустить, чтобы русская дипломатия навязала ему какие-либо обязательства. В союзе трех императоров Бисмарк стремился обеспечить международное положение Германии, сложившееся после Франкфуртского мира. Он стремился использовать не только свое политическое сближение с обеими империями, но и противоречия между ними. Не в меньшей мере он стремился использовать и более значительное противоречие между Россией и Англией, уже тогда развернувшееся на Ближнем Востоке и в Средней Азии.

В тот период Бисмарк напоминал  Януса, и притом не двуликого, а имеющего три лица. Взирая с надеждой на Англию, он поддерживал близкие отношения  и с Россией. В разговоре с  русскими дипломатами он говорил  с пренебрежением об Англии и равнодушно об Австрии. В то время дружба России нужна была Бисмарку для того, чтобы изолировать Францию; Бисмарк с неудовольствием замечал, что Франция досрочно выплатила контрибуцию и приступила к укреплению своей армии. Реакция, утвердившаяся во Франции после разгрома Парижской коммуны, стала готовиться к реваншу. В этой обстановке некоторые влиятельные военные и политические круги Германии, и прежде всего генеральный штаб, начали всерьез думать о возможности новой, на сей раз превентивной войны против Франции. К этому побуждало и стремление найти выход из экономического кризиса, который настиг Германию внезапно и прервал грюндерский ажиотаж,   выросший   под золотым дождем  французских миллиардов.

Бисмарк не остался безучастным  к подобным планам. Еще в 1873 г., наблюдая рост французского реваншизма, он стал размышлять на тему о том, что такое своевременная и что такое превентивная война. Он считал, что выбор момента начала войны крайне важен для достижения конечной победы. «Государство, подобное Пруссии или Германии, - утверждал Бисмарк, - может подвергнуться нападению с трех или четырех сторон, и поэтому будет закономерно, если при определенных обстоятельствах это государство в наиболее выгодный для себя момент, упредив противника, само начнет против него военные действия» [8, стр. 179].

Он доказывал, что ни одно правительство  не будет настолько глупо, чтобы, уверившись в неизбежности или необходимости  войны, пассивно выжидать ее и предоставить противнику возможность по собственному усмотрению выбрать момент для того, чтобы нанести удар. Впоследствии Бисмарк утверждал, что именно деловые круги, и, прежде всего биржевики, а также интернациональная пресса повинны в том, что весной 1875 г. на Европу внезапно снова надвинулась опасность войны.

В этом эпизоде дипломатической  истории  «железного канцлера» постигла первая крупная внешнеполитическая неудача, тем более для него досадная, что она сразу обнаружила основную опасность, которая, как дамоклов меч, нависла над Германской империей. Это была опасность борьбы на два фронта. В вопросе предотвращения войны важную роль сыграла Россия. Бисмарк понимал, что при «открытом географическом положении Германия оказалась бы в зависимости от России в случае резкого проявления Французского и Австрийского стремления к реваншу»  [8, стр. 203].

Дипломатическая  подготовка превентивной  войны против Франции, проведенная  в самом начале 1875 г., не принесла желаемых результатов. Бисмарк понимал, что, не заручившись нейтральной  позицией России, генерал Мольтке  не сможет совершить свой вторичный  победный марш на  Париж.   Чтобы прощупать позицию, которую может занять Россия, Бисмарк послал в Петербург молодого дипломата Радовица. Последний заверял царя и Горчакова, что Германия стремится быть полезной русской политике, и во всех вопросах, т. е. вопросах, которые для России имеют особое значение, она стремится присоединиться к ее взглядам. Вскоре германская пресса, инспирированная Бисмарком, забила в барабан. Парижская пресса, инспирированная своим правительством, закричала на весь мир о грозящей Франции военной опасности. Французская дипломатия явно интриговала и в Лондоне и в Петербурге. И тут Бисмарк вскоре убедился, что его обещания, данные в Петербурге,  оказались недостаточными.  Он убедился  также, что его расчеты на благоприятную позицию России довольно необоснованны. «С точки зрения Российской политики удельный вес Франции в Европе не должен падать ниже определенных пределов» [8, стр. 210].

 Когда Александр II вместе с Горчаковым приехали в Берлин за объяснением по поводу поднятой военной шумихи, Бисмарку пришлось дать заверение, что о войне ни один серьезный человек в Германии и не помышляёт. Вмешательство Горчакова Бисмарк объяснил личными мотивами, и в «Мыслях и воспоминаниях» можно найти много острых стрел, пущенных по адресу русского канцлера, который постарался подчеркнуть свою легкую дипломатическую победу, одержанную над Бисмарком. В мемуарах Бисмарк напишет: «Я резко упрекал князя Горчакова, что его поведение нельзя назвать дружественным. Если ему так важно, чтобы его похвалили в Париже, то ни к чему для этого портить наши отношения с Россией» [8, стр. 160].

Бисмарк, несомненно, запечатлел это. Еще и еще раз возвращается он к этому эпизоду, стремясь придать  ему характер исключительно личной интриги русского канцлера. Он называет Горчакова «французистым» и утверждает: «Его личное соперничество со мной имело в его глазах большее значение, нежели интересы России: его тщеславие и его зависть по отношению ко мне были сильнее его патриотизма» [8, стр. 99].

 Бисмарк неистовствовал потому, что его неудача носила, прежде  всего, политический характер. Он  понял, что в случае войны  с Францией Германия больше  не может рассчитывать на нейтралитет  России. Самое неприятное заключалось  в том, что почти одновременно  с Россией и по тому же поводу имело место и дипломатическое вмешательство Англии. Таким образом, вместо желанной изоляции Франции обнаружились симптомы возможной изоляции Германии, в случае если она предпримет новую войну. Было ясно, что союз трех императоров — группировка, на которую Бисмарк пытался опереться,— дал трещину. В этих условиях английская дипломатия заранее ожидала, что Бисмарк будет искать сближения с нею. Так оно и было. В самом начале января 1876 г. Бисмарк убеждал английского посла в Берлине, что в интересах Англии — укрепить отношения с такой мощной и миролюбивой европейской державой, какой является Германия. Он заметил при этом, что Германия, не имея собственных интересов на Ближнем Востоке, готова предоставить там свое влияние в распоряжение дружественной державы. В Англии эти слова Бисмарка расценили как предложение о союзе. Но поощрение бисмарковской политики, считали в Англии,  может привести к нежелательным последствиям, и что в лице воинствующей Германии Англия в недалёком будущем встретит опасного врага [24, стр. 156]. Ответа пока не последовало, и таким образом бисмарковское предложение повисло в воздухе.

Осложнения, возникшие на Балканском полуострове в связи с восстанием в Боснии и Герцеговине (1875 г.), были для Бисмарка даром богов. Внимание всех европейских держав, прежде всего   России, а затем и ее соперников — Австрии и Англии, было приковано к Ближнему Востоку. Это сразу укрепило международное положение Германии.   Но это означало, что союз трех императоров развалился. Пришлось искать новые комбинации.   В   1876  г.,  подготовляя    войну    на   Балканах, Александр II запросил, какова будет позиция Германии в случае войны между Россией и Австрией. Ответ, продиктованный Бисмарком, гласил: Германия будет сожалеть, если такая война вспыхнет; однако если это все же случится, Германия вынуждена будет выступить на стороне той державы, которая окажется более слабой. В Петербурге поняли это так, что Германия не допустит разгрома Австрии. Бисмарк по этому поводу указывает: «Если мир между Россией и Австрией невозможен, то хотя мы могли бы допустить, чтобы наши друзья проигрывали и выигрывали друг у друга сражения, однако не можем допустить, чтобы одному из них был нанесен столь тяжелый урон и ущерб, что окажется под угрозой его положение как независимой и имеющей в Европе значение великой державы» [8, стр. 193].

 Таким образом, предположения   царского правительства  относительно  позиции Германии не оправдались.  Вскоре выяснилось, что столь  же не оправдались и предположения  Англии, но уже по другому поводу. Когда положение на Ближнем Востоке обострилось в еще большей степени и в воздухе запахло порохом, Дизраэли решил, что настал момент для «реальных сделок». Он высказался за то, что Германии следует  предложить   союз против России.   Взамен Англия должна   была   гарантировать Германии   неприкосновенность   Эльзаса   и   Лотарингии.  Бисмарк добивался гарантии западных германских границ и полной изоляции Франции на европейской арене. Но английские планы были для него неприемлемы, а цена за союз с Англией непомерно высока. Проект Дизраэли об англо-германском союзе означал, что Германия неизбежно была бы вовлечена в войну на два фронта — против России и тотчас же подоспевшей за нею Франции, и все это во имя интересов Англии на Ближнем Востоке.   Как   образно   выразился   Бисмарк  впоследствии  по этому поводу, он не хотел быть «гончей собакой, которую Англия   натравливает на   Россию и лезть в огонь из-за английских интересов» [9, стр. 105].

К концу 70-х годов, в связи с  усилившейся борьбой европейских держав за раздел мира, международная обстановка стала еще более сложной,  отношения стали еще более противоречивыми, а политических «забот» у Бисмарка стало еще больше. Как-то во время болезни он сделал набросок идеального, по его мнению, положения Германии: никаких новых территориальных приобретений,  но общая политическая ситуация должна быть такой — все державы, каждая в отдельности, за исключением Франции, нуждаются в Германии, но противоречия между ними настолько велики, что создание общей коалиции против Германии становится невозможным делом. Разумеется, идеи, развитые в этом наброске, никогда небыли осуществлены, хотя, по правде говоря, Бисмарк немало потрудился, чтобы способствовать усилению трений между европейскими державами. При этом он стремился никогда не потерять и своего контроля над событиями, которые иначе могли бы поглотить и всю его систему в области внешней политики. Впрочем, в этом отношении он ничем не отличался и от всех других политических деятелей своего времени.

Несколько позднее, в конце 70-х годов, стремясь по возможности   приглушить    реваншистские   тенденции   во   Франции, Бисмарк начал поддерживать активную колониальную экспансию французской буржуазии. Он знал, что на этом пути Франция столкнется с Англией (в Индокитае, а главное—в Египте) и с Италией (в Тунисе). Вместе с тем он поддерживал и Англию и Италию как колониальных соперников Франции.  Еще   ранее он начал подталкивать на Ближнем Востоке и царскую Россию и габсбургскую Австрию. Но здесь он, однако, стремился не довести дело до войны. Он считал, что взаимное соперничество   этих держав  усиливает  позицию  Германии,   а военная победа одной из этих держав над другой чревата для Германии опасностями.  Он никогда не питал иллюзий, что Австрия в единоборстве с Россией окажется победительницей.  Но он опасался, что в случае победы России над Австрией Германия, в известной мере, попадет в зависимое положение от своей восточной соседки. Поэтому он не хотел допустить поражения Австро-Венгрии. В ней он видел противовес России. Вместе с тем он не отказывался от мысли использовать при случае и другой   противовес — Англию.   В   лавировании    между   всеми   этими противоречивыми интересами главнейших   европейских   держав,   но   при  точном  учете   своих собственных политических интересов, и заключалась роль Бисмарка — «честного маклера» на Берлинском конгрессе. Здесь, на этом конгрессе, и даже еще до его открытия, русский царизм, несмотря на военную, правда, с трудом добытую победу над Турцией, должен был отказаться от многих своих первоначальных завоеваний. В этом нашла свое выражение общая   историческая тенденция падения политического влияния царской России на международной арене. Берлинский конгресс обнажил антагонизмы, развертывавшиеся между европейскими державами. Нарастание этих антагонизмов не позволило Бисмарку далее продолжать его прежнюю линию. Перед Бисмарком встал вопрос: с кем идти? Его выбор пал на Австро-Венгрию [17, стр. 27].

Однако существует два весьма существенных факта, из которых один имеет значение для понимания исторической обстановки, другой — для понимания его собственных политических планов и методов. К этому времени начали играть определенную роль экономические противоречия, нараставшие со второй половины 70-х годов между правящими классами Германии и царской России. Переход к протекционистской системе еще более обострил экономическую борьбу господствующих классов России и Германии. Династические связи, существовавшие между Россией и Германией, не могли выдержать напора этих новых антагонизмов. Император Вильгельм и его окружение упорно отвергали проект союза с Австро-Венгрией, так как они видели в нем инструмент, направленный против России. Бисмарк сломил сопротивление императора.

Осенью 1879 г. Бисмарк снова запрашивал Англию, не согласна ли она пойти на союз с Германией. Дизраэли ответил, что правящие круги Англии смотрят на Германию и на Австро-Венгрию как на своих естественных союзников и охотно осуществили бы этот союз. Центральный вопрос, указывал он далее, заключается в том, какова будет позиция Франции в случае, если Германии придется воевать на Востоке — против России. Но тогда, заверял он, Германия может быть спокойна: не будучи уверена в благоприятной позиции Англии, Франция не посмеет ударить в тыл Германии, а что последняя не нападет на Францию, добавил он не без иронии, это само собой разумеется. Дизраэли подчеркивал, что самые влиятельные круги Англии, включая королеву Викторию и принца Уэльского, знают только одного врага — Россию. Похоже было на то, что Англия под видом союза пыталась натравить Германию против России. Бисмарка явно не удовлетворил ответ Дизраэли. Бисмарк понимал, какие трудности представляет война с Россией, и он не видел оснований к тому, чтобы Германия в нее ввязалась. В мемуарах он пишет: «В союзе обеих империй (России и Германии) заключалась такая сила и гарантия безопасности, что меня приводит в раздражение уже сама мысль о том, что он может когда-либо подвергнуться опасности» [8, стр. 198].

Уяснив себе это, он вышел из игры. Бисмарк подписал в 1879 г. союзный договор с Австро-Венгрией, которой гарантировал вооруженную помощь в случае войны с Россией. Со своей стороны Австро-Венгрия, предоставляя Германии помощь в случае войны с Россией, обязалась соблюдать нейтралитет в случае войны с Францией. Менее чем через три года Бисмарк застраховал себя против Франции также и союзом с Италией.

Однако еще ранее, едва подписав союз с Австро-Венгрией, Бисмарк  снова начал подготовлять политическую почву для сближения с Россией. На первых порах из этого ничего не вышло, так как с русской стороны пытались добиться такого соглашения, которое было бы направлено против Австро-Венгрии. Бисмарк на это не пошел. В дальнейшем из политической реторты была извлечена старая, уже однажды поблекшая идея солидарности монархических интересов трех восточных империй. «Я отклонил выбор между Австрией и Россией и рекомендовал союз трёх императоров, или сохранение мира между ними» - комментирует эти события Бисмарк [8, стр. 203].