Роль США в международных экономических и валютно-финансовых отношениях

В Западном полушарии современная внешняя политика США направлена на дальнейшее развитие взаимополезных связей с Канадой и Мексикой. Не случайно свои первые встречи президент Буш провел с премьер-министром Канады Кретьеном и президентом Мексики Фоксом. По словам госсекретаря Колина Пауэлла, США понимают, “насколько важна для нас Мексика – наш второй по масштабам партнер после Канады”. В расширении делового сотрудничества США и Мексики особая роль отводится НАФТА (Североамериканская ассоциация свободной торговли). По мнению К. Пауэлла, “НАФТА представляет собой мощный двигатель, который может помочь сломать барьеры и дать Мексике возможность создавать у себя рабочие места для мексиканцев и решать проблему иммиграции, с которой сталкиваемся все мы”.

2. Опыт нового века свидетельствует, что вторым по важности направлением внешней политики Соединенных Штатов являются их взаимоотношения с Россией. В настоящее время у американской элиты и общества почти не осталось иллюзий относительно того “перехода, который осуществляет Россия”. Россия, по мнению американских политиков и ученых, находится в условиях глубокого экономического, социального и демографического кризиса и построение там рыночной экономики и по-настоящему демократической системы весьма проблематично (“является, по словам Р. Либера, мягко говоря, делом долгим и непростым”). С другой стороны, Россия уже не представляет собой глобальную угрозу для американских интересов.

В том случае, если Москва будет проводить политику, противоречащую американским интересам, администрация Буша будет “стараться ей препятствовать”. В таких обстоятельствах, по словам Р.Либера, “задача администрации Буша будет состоять в том, чтобы довести до сведения российского руководства, что подобная политика является серьезной преградой на пути улучшения отношений двух стран. Ее продолжение уменьшает шансы России на получение доступа к западным капиталам и технологиям”. Таким образом, США не остановятся перед прямым экономическим и политическим давлением на Россию.

При этом США объективно не заинтересованы в усилении хаоса и дезинтеграции в России, в том числе и из-за опасности потери централизированного контроля над ядерным оружием. По словам министра обороны США Дональда Рамсфелда, американская “политика должна учитывать, что безопасности Америки угрожает не столько сила России, сколько ее слабость и непоследовательность. Значит, необходимо обратить непосредственное внимание на безопасность и надежность содержания российских ядерных сил и запасов”.

Нестабильная и озлобленная Россия, по мнению американских политиков, более опасна для США и всего мирового сообщества, чем стабильная страна, видящая и имеющая перспективы улучшить свои экономические и политические позиции. По словам Кондолизы Райс, советника по национальной безопасности президента Буша, “следует признать, что безопасности Америки меньше угрожает сила России, чем ее слабость и непоследовательность. Соединенным Штатам необходимо признать, что Россия является великой державой, в отношении которой у нас всегда будут как конфликтующие, так и совпадающие интересы”.

3. Взаимоотношения с Китаем. Прежние администрации Б. Клинтона пытались добиться баланса между конструктивным взаимодействием с Пекином (содействие экономической модернизации), с тем чтобы сделать китайское общество более открытым и демократическим, и конфронтацией с китайским режимом в целях удержания последнего от столкновения с Тайванем, а также предотвращения поставок китайских ракетно-ядерных технологий третьим странам.

Взаимоотношения с КНР представляются американской администрации трудной задачей, поскольку в начале ХХI века Китай увеличил свои военные расходы на 17% в рамках проводимой им модернизации вооруженных сил. Китай продолжил развертывание МБР (межконтинентальных баллистических ракет), нацеленных на Соединенные Штаты, а также снабжал иракские силы ПВО оптико-волоконными коммуникационными кабелями и т.д.

В связи с этим перед США встала задача добиться баланса стимулов и “антистимулов” (угроз), способных воздействовать на поведение Китая. Одновременно администрация Буша должна предоставлять гарантии безопасности своим союзникам – Японии и Южной Корее в контексте потенциальной китайской угрозы.

Задача осуществления “сбалансированной” политики в отношении КНР сближает позиции администраций Дж. Буша и Б. Клинтона. Американское правительство отмечает по-прежнему двойственный или даже многослойный характер взаимоотношений США и Китая. Показательно в этом смысле выступление К. Пауэлла на слушаниях по его утверждению на должность госсекретаря в сенатском комитете по иностранным делам (17 января 2001 г.). “Китай для нас не стратегический партнер, но и не наш неизбежный и непримиримый противник. Китай – конкурент и потенциальный соперник в регионе, но еще и торговый партнер, готовый к сотрудничеству в тех областях, включая Корею, где наши стратегические интересы пересекаются. Все это Китай, но Китай не враг, и наша задача – сохранить такое положение”.

По вопросу о Тайване США признают тезис о том, что есть только один Китай. В этом смысле Тайвань – часть Китая. Соответственно признается, что разрешение разногласий КНР и Тайваня является делом обеих заинтересованных сторон, разумеется при неиспользовании военной силы. При этом Соединенные Штаты не снимают с себя ответственности за поддержку, в том числе и военную, Тайваня. По словам госсекретаря К. Пауэлла, США будут “поддерживать Тайвань и удовлетворять его оборонные потребности в соответствии с нашим Законом об отношениях с Тайванем”.

4. Традиционно значимым для США является ближневосточное направление внешней политики. Проблема Ближнего Востока включала на момент прихода к власти администрации Буша арабо-израильский конфликт и конфронтацию с режимом Саддама Хусейна в Ираке. Угрозы и вызовы безопасности США с Ближнего Востока признавались Белым домом как “таящие в себе наибольшую опасность”.

Особенно трудной для США в смысле конкретизации политики являлась в 2001–2002 гг. проблема Ирака. И наоборот, конфликт между Израилем и палестинцами перестал быть предметом такого же интенсивного внимания, как при администрации Б. Клинтона. Отказ Ясира Арафата “от самых перспективных из когда-либо выдвигавшихся мирных предложений” и бесконечные вспышки насилия свидетельствуют о том, что палестинское руководство не желает прекращения конфликта с Израилем. В связи с этим главной задачей администрации Буша на Ближнем Востоке становится предотвращение перерастания конфликта в войну. При этом эксперты по внешней политике предлагали Америке переждать, пока уровень насилия спадет и появится перспектива заключения какого-либо промежуточного соглашения, т.е. занять выжидательную позицию фактического невмешательства в арабо-израильский конфликт.

5. Важнейшей внешнеполитической задачей администрации Дж. Буша в новом веке является перестройка оборонной политики США с учетом перемен в мире после окончания холодной войны и в свете революционных изменений в области военных технологий. Особое внимание Белый дом и Пентагон уделяют вопросам противоракетной обороны (ПРО) и борьбы с терроризмом.

Официальная позиция Вашингтона по проблеме ядерного сдерживания ярко представлена в высказываниях советника по национальной безопасности президента г-жи Кондолизы Райс. На брифинге в Белом доме 22 февраля 2001 г. она заявила, что “система противоракетной обороны, о которой мы говорим, предназначена для защиты от угроз со стороны государств, подобных Ирану и Северной Корее, где режим нераспространения стал весьма несовершенен и где наблюдается распространение ракетных технологий, что вызывает у нас большую озабоченность”.

По мнению Джозефа Байдена, сенатора-демократа, члена Сенатского комитета по международным отношениям, “основную угрозу безопасности США представляет оружие массового уничтожения. Мы должны выработать новую стратегию сдерживания, призванную нейтрализовать опасность применения террористами или государствами-изгоями ядерного, химического и биологического оружия с помощью ракет-носителей”. Америка должна сохранить международный консенсус в деле нераспространения новых технологий в “преступные руки”. “Недавно (2001 г.) группа первоклассных специалистов, специально созданная для изучения этого вопроса, настойчиво рекомендовала нам в течение ближайших десяти лет израсходовать около 30 млрд долл. на программы по обеспечению безопасности “беспризорных ядерных боеголовок” в России и удержанию российских ученых от продажи своих знаний и опыта государствам-изгоям”.

По вопросу о развертывании программы ПРО в самих Соединенных Штатах существуют разногласия на межпартийном уровне. Так, большинство республиканцев ставило под сомнение полезность контроля над ядерным оружием и высказывалось за скорейшее развертывание национальной системы противоракетной обороны. Показательна в этом смысле позиция представителя республиканской партии, сенатора Джесси Хелмса, который отверг (2001 г.) необходимость достижения консенсуса с оппонентами данной программы на международной арене, особенно с Россией. “В юридическом смысле администрация Буша не видит никаких препятствий для создания любой национальной системы противоракетной обороны по своему выбору. Лично я не считаю, что перезаключение Договора по ПРО с Россией позволит нам создать необходимую систему обороны”. (Речь шла о Российско-американском договоре от 1972 г.).

Большинство демократов, наоборот, поддерживало меры в области контроля над вооружением и скептически относилось к необходимости срочного развертывания противоракетной обороны. Так, по мнению Дж. Байдена, если противоракетная оборона все-таки нужна, то следует создавать такую систему, с которой согласилась бы Россия в рамках пересмотренного Договора по ПРО.

Улучшение взаимоотношений США и России осенью 2001 г. сняло разногласия двух стран по вопросу о противоракетной обороне и Россия достаточно лояльно отнеслась к одностороннему выходу США (2002 г.) из Российско-американского договора по ПРО.

Задачи американской военной политики в ХХI веке в контексте новых “угроз и вызовов” США были сформулированы (2001 г.) министром обороны в администрации Дж.Буша Дональдом Рамсфелдом:

1. Сформировать и поддерживать силы сдерживания, соответствующие нынешней обстановке в области безопасности. Новая обстановка связана с распространением оружия массового уничтожения и средств его доставки. Необходимо обеспечить эффективную противоракетную оборону. Важным элементом нашей оборонной политики остается ядерное сдерживание. Однако в XXI веке оно должно быть адаптировано к новым вызовам. Оно должно базироваться на сочетании наступательного ядерного и оборонительного неядерного потенциала, совместно лишающих потенциальных противников возможностей и выгод от угрозы применения оружия массового поражения.

2. Обеспечить боеготовность и стабильность развернутых сил. Вооруженные силы США должны быть готовы справиться с любой непредвиденной ситуацией и способны вести боевые операции в течение длительного периода времени, если это понадобится.

3. Модернизировать потенциал США в сферах командования, управления, связи, разведки и космоса таким образом, чтобы удовлетворить потребности XXI века.

4. Трансформировать оборонный комплекс США. Нынешний процесс закупки систем вооружений плохо приспособлен для удовлетворения требований, предъявляемых расширением нетрадиционных и асимметричных угроз эры технологических прорывов и широкомасштабного распространения.

5. Реформировать структуры, а также усовершенствовать процессы и организацию Министерства обороны.

Таким образом, и в ХХI веке США стремились сохранить и упрочить роль мирового гегемона. Последнее предопределяется не только международным положением Соединенных Штатов, но и их жизненно важными национальными интересами. В связи с этим позиция Дж. Буша и республиканцев была и остается активистской (интервенционистской) с “вкраплением” неоизоляционизма, неизбежным в условиях существующей политической культуры США.

События 11 сентября 2001 г. на некоторое время направили эволюцию внешней политики США к ее менее амбициозному варианту – кооперативной стратегии. Выводы теоретиков “стабильной однополярности” оказались несколько преждевременными. Прогнозы алармистов оказались точнее. Угроза безопасности США в настоящее время исходит со стороны наднациональной, надгосударственной силы – международного терроризма. После террористических актов 11 сентября 2001 г. американское руководство поняло, что не только мир нуждается в США, но и США в поддержке других стран в реализации глобальной стратегии.

Политолог С. Уолт полагает, что даже лидерство США в международной антитеррористической кампании (2001–2002 гг.) не дает основания полагать, что остальной мир будет безоговорочно принимать все, что делают США, что сверхдержавность исключит критику и противоречия. Это прежде всего относится к ведущим мировым державам – Китаю, России, Индии, странам ЕС, которые вряд ли будут мириться с гегемонистскими устремлениями США.

Американский политолог Дж. Айкенбери считает, что отношения США с остальным миром должны строиться на основе взаимных договоренностей: Соединенные Штаты делают свою мощь безопасной для всего мира, а остальной мир дает согласие жить в порядке, в основе которого “американская система”.

Успех международной антитеррористической операции “Справедливое возмездие” в Афганистане, с одной стороны, повернул администрацию Буша к стратегии кооперации (улучшились отношения США с Россией, расширилось поле сотрудничества Америки со странами Средней Азии и т.д.), а с другой – вновь усилил самоуверенность и лидерские амбиции США. Последние весьма наглядно проявились в американской политике в отношении Ирака. Уже в 2002 г. сторонники жесткой внешнеполитической линии в администрации США – убежденные “гегемонисты” – П. Уолфовиц, Кондолиза Райс, Дональд Рамсфелд заявляли, что настало время “разделаться” со всеми врагами США на Ближнем Востоке и Персидском заливе, а также укрепить положение Америки в мире. В марте 2003 г. США начали войну в Ираке против режима Саддама Хусейна. Протест мировой общественности против военного вмешательства в дела суверенного государства не оказал влияния на позицию США. Победоносная война еще более укрепила мессианско-гегемонистские настроения в американском обществе.

Интервенционизм в современной внешней политике США является своего рода практическим воплощением “доктрины свободы”, сформулированной в мае 2002 г. ведущим экспертом Гуверовского института, Стэнфордского ун-та и Фонда Карнеги М. Макфолом. По мнению автора доктрины, как и во времена холодной войны, основной миссией США станет борьба за распространение свободы, и внешняя политика должна организовываться вокруг этой цели. Только барьером на пути свободы сейчас является не коммунизм, а терроризм. Следовательно, на борьбу с терроризмом должна быть направлена внешняя политика США..

Основные задачи и ориентиры внешней политики США в контексте “доктрины свободы” свидетельствуют об ее “интервенционистской” сущности:

1. Многосторонние (коллективные) действия могут быть эффективными только при лидерстве Америки.

2. Следует отказаться от ложной идеи, в соответствии с которой членство “плохого” или проблемного государства в демократической организации – НАТО, ВТО, ЕС – способствует его демократизации. Требования приема России в НАТО безосновательны, так как она до сих пор не является демократической страной.