Его называют основателем
современной химии; с этим трудно
согласиться: по мнению большинства
исследователей, химия как наука
родилась только после работ
Р. Бойля и А. Лавуазье, то
есть во второй половине 18-го
века. Парацельс был не химиком,
а алхимиком-экспериментатором,
но именно он провозгласил
новую задачу алхимии — заниматься
не поиском способа получения
золота, а поиском и приготовлением
лекарств, тем самым придав алхимии
практическую направленность и
сблизив химию и медицину: он
стал основоположником ятрохимии.
Выделяя действующие начала из
сырья, он использовал их (соединения
железа, ртути и т. д.) для лечения
в виде тинктур и экстрактов,
применял также исследованные
им минеральные воды природных
источников Ба-ден-Бадена и других
теперь широко известных курортов
на юге Германии. Описав заболевания
рудокопов и литейщиков, вызванные
вредными химическими веществами,
он наряду с немецким врачом
Г. Агриколой (1494—1555), одним из
основоположников науки о горном
деле и металлургии, стал провозвестником
будущего учения о профессиональных
болезнях. Парацельсом введено понимание
физиологических и патологических
явлений как химических процессов
в организме; им создано и
мистическое учение об архее
как высшем духовном начале, регулирующем
все жизненные функции, но, как
остроумно заметил Дж. Бернал, «даже
его археи вернулись в нее
(то есть в химию) в значительно
большем количестве, чем он себе
представлял, в виде энзимов
современной биохимии».
Науку о лекарствах
Парацельс обогатил разработкой
учения об их дозировке: «Все
есть яд и ничто не лишено
ядовитости. Одна только доза
делает вещество ядом или лекарством».
В учение о ранах он внес
понимание необходимости чистых
повязок: «только так излечиваются
все раны». Он писал о многообразных
проявлениях сифилиса, его распространении
и сущности и успешно лечил
его втираниями ртути. Восстав
против медицины Галена и Авиценны,
он (по легенде) во время лекции
сжег сочинения последнего, демонстрируя,
что возврата к старой бесполезной
медицине нет. Правда, мы не
располагаем точными свидетельствами
по этому поводу; характерна сверхосторожная
формулировка его современника
знаменитого мистика раннего
Нового времени С. Франка: «Доктор
Теофраст фон Гогенгейм... был
удивительный человек... Говорят,
что во время своего преподавания
в университете Базеля он публично
сжег книги Авиценны...»1. Он остался
легендарной личностью не только
в истории естествознания, медицины,
философии, но и в художественной
литературе: послужил И. В. Гете
прототипом для создания «вечного
образа» Фауста, «стремящегося от
тьмы к свету».
Франсуа Рабле (1494—1553)
первым из врачей встал в
ряды классиков мировой художественной
литературы (в иные эпохи за
ним последовали Ф. Шиллер, А.
Чехов, М. Булгаков и др.); как
легендарная фигура богатого
легендами века он уступал
разве что Парацельсу. Его фольклорно-гротескный
роман о Гаргантюа и Пантагрюэле,
над которым он работал вторую
половину своей жизни, — энциклопедический
памятник культуры французского
Возрождения, а его оглушительный
смех по поводу человеческой
глупости и общественных пороков
звучит в течение многих столетий.
Он окончил медицинский факультет
университета в Монпелье, преподавал
там же, работал врачом в госпитале
Лиона, городским врачом в Меце,
практикующим врачом по венерическим
болезням, личным врачом кардинала
Ж. Дю Белле. Научные интересы
его в медицине безграничны:
от анатомии (одним из первых
в Европе, еще до Везалия, он
демонстрировал вскрытия трупов
на лекциях) и хирургии (предложил
ряд хирургических аппаратов
и инструментов; его мастерство
оператора было высоко оценено
А. Паре) до венерологии (опубликовал
иллюстрированную книгу, посвященную
сифилису, — его распространению
во Франции, основным признакам,
лечению втиранием ртутной мази
с последующей парной процедурой),
психотерапии и медицинской этики.
Как городской врач он успешно
занимался вопросами организации
санитарно-противоэпидемических мероприятий
(уборка с улиц нечистот, запрет
уличной проституции и медицинский
надзор за домами терпимости
и т. д.). Он перевел с греческого
языка и прокомментировал ряд
трудов Гиппократа и Галена
и первым из врачей Европы
читал курс лекций, пользуясь
греческими оригиналами, обогатил
медицинскую лексику новыми, а
теперь общепринятыми терминами
(например, ангина).
Ф. Рабле был не только
представителем, но и одним из выдающихся
творцов гуманистической культуры
Возрождения. Его меткая испепеляющая
сатира была колоколом с похоронным
звоном по отживавшему свое время
Средневековью с его невежеством
и бесплодной схоластикой, ханжеской
моралью и пороками монашества. И
церковь не оставила этот смелый вызов
незамеченным: проклятия сыпались и
от католиков, и от Кальвина. Спасаясь
от костра, Рабле менял города, работу
и высоких покровителей. Он начал
жизнь монахом, продолжил врачом,
а закончил приходским священником,
оставаясь всегда самим собой
— верующим христианином, пытливым
естествоиспытателем и великим
насмешником.
Оба величайших естественно-научных
открытия эпохи Возрождения были
сделаны врачами и опубликованы
в одном и том же 1543 г. Николай
Коперник (1473—1543), польский каноник,
врач и астроном, автор переводов
с греческого языка на латынь,
перевернул представление о небесной
механике, поставив в центр не
Землю, а Солнце и объяснив
видимое движение «небесных сфер»
обращением Земли вокруг неподвижного
Солнца и вращением ее вокруг
своей оси. Андреас Везалий
(1514—1564), родившийся в Брюсселе, изучавший
медицину в Монпелье и Сорбонне
и читавший хирургию и анатомию
с кафедры самого передового
тогда университета в Падуе,
на севере Италии, на основании
многолетнего опыта вскрытий
дал описание органов и систем
человеческого тела, избавленное
от многочисленных ошибок в
представлениях, идущих от античной
медицины (в том числе и Галена),
и основал научную школу врачей
— анатомов, проводивших исследования
анатомо-физиологических взаимоотношений
в организме. Его с полным
правом называют основоположником
современной описательной и топографической
анатомии человека.
Наряду с трудами
Везалия и его школы огромную
роль в становлении современной
анатомии сыграли более ранние,
основанные на вскрытиях трупов
анатомические исследования мастеров
изобразительного искусства эпохи
Возрождения, прежде всего Леонардо
да Винчи, их зарисовки мышц,
мозга, внутренних органов. Великий
художник и пытливый анатом (например,
он первым описал щитовидную
железу), математик и механик,
биолог и геолог, Леонардо был
носителем неугомонного духа
своего века и вместе с тем
никакими своими параметрами
не умещался в рамках этого
века. Он утверждал: «Знания, не
рожденные опытом, матерью всякой
достоверности, бесплодны и полны
ошибок. Я желаю сперва установить
факт, а затем уже доказать
при содействии разума, почему
этот факт такого, а не иного
характера. Это и является тем
правильным методом, которым надлежит
руководствоваться всякому исследователю
явлений природы. ... Опыт никогда
не ошибается; но ошибается
наш разум, ожидая от опыта
таких результатов, которые он
дать не может»1. Этот индуктивный
метод и уверенность мыслителя,
что грандиозная книга мироздания,
«которая постоянно стоит раскрытой
перед нами... написана на языке
математики», не оставляют места
для сомнений в том, что перед
нами прообраз, гениальный эскиз
будущей картины европейской
науки, которую напишут великие
мыслители и исследователи природы
17—18-го веков. У самого Леонардо,
как и в дальнейших исследованиях
по истории культуры той эпохи,
фигурируют 120 его книг по анатомии.
Увы, книги утеряны и до нас
не дошли. Но, может быть, прав
известный историк культуры Л.
М. Баткин, задавшийся вопросом: не
в голове ли Леонардо остались
они как нереализованные планы,
условные обозначения для себя
самого? Анатомические рисунки Леонардо
вообще пропали после его смерти
и были найдены только во
второй половине 18-го века, что
не позволяет поставить Леонардо
рядом с Везалием в качестве
реального основоположника современной
анатомии.
Не будем преувеличивать
влияние великих открытий Коперника
и Везалия на современников
— эти открытия не шли в
ногу с наукой того времени,
они принадлежали будущему. Коллеги-ученые
с интересом и уважением отнеслись
к трудам Коперника, но только
немногие из них приняли его
систему: понадобились два столетия,
чтобы уже после исследований
И. Кеплера, Г. Галилея и И.
Ньютона система Коперника легла,
наконец, в основу мировоззрения
ученых и стала базой развития
современной астрономии. Нашлись
сторонники и у Везалия, но
одновременно на него обрушилась
брань влиятельных врачей-анатомов
во главе с его учителем
профессором Сорбонны Я. Сильвием
(«Vesanus», то есть безумный, —
назвал он своего ученика); это
был не спор по существу, а
корпоративный гнев в адрес
отступника, осмелившегося подняться
против Галена, может быть, даже
гнев, сильно подогретый ревностью,
завистью. «Разве уважение к памяти
крупного деятеля должно выражаться
в повторении его ошибок?» —
полемизировал с оппонентами
Везалий, но это был глас
вопиющего в пустыне.
Со стороны главного
цензора той эпохи — церкви
— немедленной реакции не последовало.
Везалию все же пришлось уйти
с кафедры, но он занял должность
лейб-медика императора «Священной
Римской империи» и короля
Испании Карла V Габсбурга (1544),
а затем (с 1556 г.) его сына
Филиппа II. Обвиненный в анатомическом
исследовании человека, у которого
еще не наступила окончательная
(биологическая) смерть, он в качестве
епитимьи совершил паломничество
в Палестину к гробу Господню,
а на обратном пути погиб.
Вынужденный уход с кафедры,
«испанский период» и трагический
конец его жизни во многих
трудах по истории биологии
и медицины жестко связаны
с преследованиями Везалия церковной
властью. Однако нет бесспорных
доказательств такого преследования.
В любом случае в эпоху, когда
ярко горели костры инквизиции,
отношение церкви к Везалию
иначе как мягким не назовешь.
Многие десятилетия спустя, когда
для проницательных умов стали
вырисовываться мировоззренческие
последствия открытий Коперника
и Везалия, католическая церковь
нанесла свой удар: с 1616 по 1828 г.
небесным светилам было запрещено
вращаться «по Копернику».
Испанец Мигель Сервет
(1509 или 1511—1553) был учеником Везалия;
по другим данным, вместе с
ним занимался анатомией в
Парижском университете под руководством
Я. Сильвия. Так или иначе,
он прошел школу совместной
работы с Везалием, что многое
объясняет. Он преподавал (недолго)
в Парижской медицинской школе,
был врачом архиепископа во
Вьенне, что помогло ему тогда
спастись от костра, — ничто
более в его биографии и
творчестве не напоминает нам
о Рабле. Смысл его жизни
— не литература и не медицина,
а богословие. По натуре такой
же вечный бунтарь, как Парацельс,
он был неутомимым проповедником
опаснейшей ереси — антитринитаризма
(отрицал «троичность» Бога, а
также учение о предопределении
и о спасении верой) и в
1553 г. опубликовал главное свое
сочинение «Восстановление христианства»
с резкой критикой фундаментальных
христианских догматов. И католики,
и протестанты отреагировали
без промедления: сначала инквизиция
сожгла почти все экземпляры
его книги, а затем в Женеве
по указанию Ж. Кальвина отправили
на костер и самого автора.
Он вошел в историю как первая
широко известная жертва протестантского
фанатизма, а в историю естествознания
— как первооткрыватель малого
круга кровообращения.
Богословское сочинение
Сервета действительно содержало
фрагмент с подробными описаниями
и рассуждениями в пользу легочного
кровообращения. Но запрещенная
книга до конца 17-го века
была изъята из научного оборота
и не могла повлиять на формирование
учения о кровообращении. Кроме
того, в 20-м веке была найдена
рукопись арабского врача Ибн-ан-Нафиса,
который еще в 13-м веке выступил
с той же идеей и обосновал
ее примерно в тех же выражениях1.
Наконец, никто до опытов и
расчетов У. Гарвея не мог
ясно представить себе систему
кровообращения, разбитую на большой
круг и малый круг; открытие
же этой системы принадлежит
не 16-му, а 17-му веку. Научная корректность
требует, следовательно, говорить
о том, что Сервет первым
в Европе (а не в мире) описал
легочное кровообращение (но не
малый круг кровообращения) и
потому находится в почетном
ряду предшественников Гарвея.
В 16-м веке ближе
других к современному пониманию
кровообращения в организме стоял,
видимо, итальянский врач, естествоиспытатель
и философ Андреа Чезальпино (Цезальпин,
1519—1603), автор одной из первых
морфологических систем растительного
царства. Он преподавал в Пизанском
университете, а затем в Риме
— в папской «Коллегии мудрости»,
был врачом папы Климента VIII. Он
выдвинул представление о кровообращении,
предполагавшее переход крови
из артерий в вены через
особые анастомозы (1571), опубликовал
(1593) результаты проверочных экспериментов
с надрезами вен (сначала вытекает
темная, а затем более светлая
кровь) и наложенными на сосуды
лигатурами (вена набухает к периферии,
а не к центру, как должно
было бы быть по Галену). Здесь
можно усмотреть важную примету
времени: в естествознание наряду
с наблюдением и описанием
вновь начинают входить известные
поздней Античности методы эксперимента,
а также математической обработки
результатов (например, в астрономических
исследованиях).
Как и Средние века,
16-й век внес свой вклад в
развитие лечебной медицины, главным
образом хирургии и инфекционных
болезней. Преобразования в хирургии
связаны с деятельностью прежде
всего французского хирурга и
акушера Амбруаза Паре (год его
рождения, по разным источникам,
«блуждает» от 1509 до 1517, год смерти
1590). Университетского образования
он не получил, обучался хирургии
в парижских больницах. Анатомию
изучал под руководством преподавателей
медицинского факультета; был препаратором
при анатомических демонстрациях
у самого Я. Сильвия. Прошел
путь от армейского цирюльника-хирурга
до первого хирурга и камердинера
короля Карла IX и главного хирурга
парижской больницы Отель-Дьё.
Паре доказал неядовитость огнестрельных
ран и заменил метод лечения:
вместо варварского прижигания
их раскаленным железом или
заливания кипящим смолистым
раствором (бальзамом) он предложил
способ наложения на них повязки
из чистой ткани (чему учил
еще Парацельс); усовершенствовал
технику ампутаций, применил при
операциях вместо перекручивания
и сдавливания сосудов их перевязку
лигатурой; впервые диагностировал
перелом шейки бедра; предложил
ряд ортопедических приборов; вернул
в практику родовспоможения забытый
способ поворота на ножку; воспитал
учеников — известных хирургов
и акушеров; был автором многократно
переиздававшихся учебников военной
хирургии и акушерства.