Истоки клинической медицины

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 22 Мая 2013 в 20:46, реферат

Краткое описание

Медицина Античности (Древней Греции, эллинистического Египта, Древнего Рима) и Халифата как истоки клинической медицины. Лечебная медицина в Западной Европе в Средние века и в эпоху Возрождения. Начало революции в естествознании: врачи Н. Коперник и А. Везалий. Начало революции в медицине: Парацельс и Паре, Рабле и Фернель, Фракасторо и Монтано. О научной методологии врачей 16-го века.
Клиническая медицина — одна из основных составных частей медицинского знания (наряду с теоретической медициной, или медико-биологическими науками, и профилактической медициной, или медико-социальными, гигиеническими дисциплинами, — об этом мы говорили на прошлой лекции).

Прикрепленные файлы: 1 файл

История медицины лекция.docx

— 98.02 Кб (Скачать документ)

 

 

 Науку о лекарствах  Парацельс обогатил разработкой  учения об их дозировке: «Все  есть яд и ничто не лишено  ядовитости. Одна только доза  делает вещество ядом или лекарством».  В учение о ранах он внес  понимание необходимости чистых  повязок: «только так излечиваются  все раны». Он писал о многообразных  проявлениях сифилиса, его распространении  и сущности и успешно лечил  его втираниями ртути. Восстав  против медицины Галена и Авиценны, он (по легенде) во время лекции  сжег сочинения последнего, демонстрируя, что возврата к старой бесполезной  медицине нет. Правда, мы не  располагаем точными свидетельствами  по этому поводу; характерна сверхосторожная  формулировка его современника  знаменитого мистика раннего  Нового времени С. Франка: «Доктор  Теофраст фон Гогенгейм... был  удивительный человек... Говорят,  что во время своего преподавания  в университете Базеля он публично  сжег книги Авиценны...»1. Он остался  легендарной личностью не только  в истории естествознания, медицины, философии, но и в художественной  литературе: послужил И. В. Гете  прототипом для создания «вечного  образа» Фауста, «стремящегося от  тьмы к свету».

 Франсуа Рабле (1494—1553) первым из врачей встал в  ряды классиков мировой художественной  литературы (в иные эпохи за  ним последовали Ф. Шиллер, А.  Чехов, М. Булгаков и др.); как  легендарная фигура богатого  легендами века он уступал  разве что Парацельсу. Его фольклорно-гротескный  роман о Гаргантюа и Пантагрюэле,  над которым он работал вторую  половину своей жизни, — энциклопедический  памятник культуры французского  Возрождения, а его оглушительный  смех по поводу человеческой  глупости и общественных пороков  звучит в течение многих столетий. Он окончил медицинский факультет  университета в Монпелье, преподавал  там же, работал врачом в госпитале  Лиона, городским врачом в Меце, практикующим врачом по венерическим  болезням, личным врачом кардинала  Ж. Дю Белле. Научные интересы  его в медицине безграничны:  от анатомии (одним из первых  в Европе, еще до Везалия, он  демонстрировал вскрытия трупов  на лекциях) и хирургии (предложил  ряд хирургических аппаратов  и инструментов; его мастерство  оператора было высоко оценено  А. Паре) до венерологии (опубликовал иллюстрированную книгу, посвященную сифилису, — его распространению во Франции, основным признакам, лечению втиранием ртутной мази с последующей парной процедурой), психотерапии и медицинской этики. Как городской врач он успешно занимался вопросами организации санитарно-противоэпидемических мероприятий (уборка с улиц нечистот, запрет уличной проституции и медицинский надзор за домами терпимости и т. д.). Он перевел с греческого языка и прокомментировал ряд трудов Гиппократа и Галена и первым из врачей Европы читал курс лекций, пользуясь греческими оригиналами, обогатил медицинскую лексику новыми, а теперь общепринятыми терминами (например, ангина).

 

Ф. Рабле был не только представителем, но и одним из выдающихся творцов гуманистической культуры Возрождения. Его меткая испепеляющая сатира была колоколом с похоронным звоном по отживавшему свое время  Средневековью с его невежеством  и бесплодной схоластикой, ханжеской  моралью и пороками монашества. И  церковь не оставила этот смелый вызов  незамеченным: проклятия сыпались и  от католиков, и от Кальвина. Спасаясь от костра, Рабле менял города, работу и высоких покровителей. Он начал  жизнь монахом, продолжил врачом, а закончил приходским священником, оставаясь всегда самим собой  — верующим христианином, пытливым естествоиспытателем и великим  насмешником.

 

 

 Оба величайших естественно-научных  открытия эпохи Возрождения были  сделаны врачами и опубликованы  в одном и том же 1543 г. Николай  Коперник (1473—1543), польский каноник,  врач и астроном, автор переводов  с греческого языка на латынь, перевернул представление о небесной  механике, поставив в центр не  Землю, а Солнце и объяснив  видимое движение «небесных сфер»  обращением Земли вокруг неподвижного  Солнца и вращением ее вокруг  своей оси. Андреас Везалий  (1514—1564), родившийся в Брюсселе, изучавший  медицину в Монпелье и Сорбонне  и читавший хирургию и анатомию  с кафедры самого передового  тогда университета в Падуе,  на севере Италии, на основании  многолетнего опыта вскрытий  дал описание органов и систем  человеческого тела, избавленное  от многочисленных ошибок в  представлениях, идущих от античной  медицины (в том числе и Галена), и основал научную школу врачей  — анатомов, проводивших исследования  анатомо-физиологических взаимоотношений  в организме. Его с полным  правом называют основоположником  современной описательной и топографической  анатомии человека.

 

 

 Наряду с трудами  Везалия и его школы огромную  роль в становлении современной  анатомии сыграли более ранние, основанные на вскрытиях трупов  анатомические исследования мастеров  изобразительного искусства эпохи  Возрождения, прежде всего Леонардо  да Винчи, их зарисовки мышц, мозга, внутренних органов. Великий  художник и пытливый анатом (например, он первым описал щитовидную  железу), математик и механик,  биолог и геолог, Леонардо был  носителем неугомонного духа  своего века и вместе с тем  никакими своими параметрами  не умещался в рамках этого  века. Он утверждал: «Знания, не  рожденные опытом, матерью всякой  достоверности, бесплодны и полны  ошибок. Я желаю сперва установить  факт, а затем уже доказать  при содействии разума, почему  этот факт такого, а не иного  характера. Это и является тем  правильным методом, которым надлежит  руководствоваться всякому исследователю  явлений природы. ... Опыт никогда  не ошибается; но ошибается  наш разум, ожидая от опыта  таких результатов, которые он  дать не может»1. Этот индуктивный  метод и уверенность мыслителя,  что грандиозная книга мироздания, «которая постоянно стоит раскрытой  перед нами... написана на языке  математики», не оставляют места  для сомнений в том, что перед  нами прообраз, гениальный эскиз  будущей картины европейской  науки, которую напишут великие  мыслители и исследователи природы  17—18-го веков. У самого Леонардо, как и в дальнейших исследованиях  по истории культуры той эпохи,  фигурируют 120 его книг по анатомии. Увы, книги утеряны и до нас  не дошли. Но, может быть, прав  известный историк культуры Л.  М. Баткин, задавшийся вопросом: не  в голове ли Леонардо остались  они как нереализованные планы,  условные обозначения для себя  самого? Анатомические рисунки Леонардо  вообще пропали после его смерти  и были найдены только во  второй половине 18-го века, что  не позволяет поставить Леонардо  рядом с Везалием в качестве  реального основоположника современной  анатомии.

 

 

 Не будем преувеличивать  влияние великих открытий Коперника  и Везалия на современников  — эти открытия не шли в  ногу с наукой того времени,  они принадлежали будущему. Коллеги-ученые  с интересом и уважением отнеслись  к трудам Коперника, но только  немногие из них приняли его  систему: понадобились два столетия, чтобы уже после исследований  И. Кеплера, Г. Галилея и И.  Ньютона система Коперника легла,  наконец, в основу мировоззрения  ученых и стала базой развития  современной астрономии. Нашлись  сторонники и у Везалия, но  одновременно на него обрушилась  брань влиятельных врачей-анатомов  во главе с его учителем  профессором Сорбонны Я. Сильвием («Vesanus», то есть безумный, —  назвал он своего ученика); это  был не спор по существу, а  корпоративный гнев в адрес  отступника, осмелившегося подняться  против Галена, может быть, даже  гнев, сильно подогретый ревностью,  завистью. «Разве уважение к памяти  крупного деятеля должно выражаться  в повторении его ошибок?» —  полемизировал с оппонентами  Везалий, но это был глас  вопиющего в пустыне.

 

 

 Со стороны главного  цензора той эпохи — церкви  — немедленной реакции не последовало.  Везалию все же пришлось уйти  с кафедры, но он занял должность  лейб-медика императора «Священной  Римской империи» и короля  Испании Карла V Габсбурга (1544), а затем (с 1556 г.) его сына  Филиппа II. Обвиненный в анатомическом  исследовании человека, у которого  еще не наступила окончательная  (биологическая) смерть, он в качестве  епитимьи совершил паломничество в Палестину к гробу Господню, а на обратном пути погиб. Вынужденный уход с кафедры, «испанский период» и трагический конец его жизни во многих трудах по истории биологии и медицины жестко связаны с преследованиями Везалия церковной властью. Однако нет бесспорных доказательств такого преследования. В любом случае в эпоху, когда ярко горели костры инквизиции, отношение церкви к Везалию иначе как мягким не назовешь. Многие десятилетия спустя, когда для проницательных умов стали вырисовываться мировоззренческие последствия открытий Коперника и Везалия, католическая церковь нанесла свой удар: с 1616 по 1828 г. небесным светилам было запрещено вращаться «по Копернику».

 

 

 Испанец Мигель Сервет (1509 или 1511—1553) был учеником Везалия;  по другим данным, вместе с  ним занимался анатомией в  Парижском университете под руководством  Я. Сильвия. Так или иначе,  он прошел школу совместной  работы с Везалием, что многое  объясняет. Он преподавал (недолго)  в Парижской медицинской школе,  был врачом архиепископа во  Вьенне, что помогло ему тогда  спастись от костра, — ничто  более в его биографии и  творчестве не напоминает нам  о Рабле. Смысл его жизни  — не литература и не медицина, а богословие. По натуре такой  же вечный бунтарь, как Парацельс,  он был неутомимым проповедником  опаснейшей ереси — антитринитаризма (отрицал «троичность» Бога, а  также учение о предопределении  и о спасении верой) и в  1553 г. опубликовал главное свое  сочинение «Восстановление христианства»  с резкой критикой фундаментальных  христианских догматов. И католики, и протестанты отреагировали  без промедления: сначала инквизиция  сожгла почти все экземпляры  его книги, а затем в Женеве  по указанию Ж. Кальвина отправили  на костер и самого автора. Он вошел в историю как первая  широко известная жертва протестантского  фанатизма, а в историю естествознания  — как первооткрыватель малого  круга кровообращения.

 

 

 Богословское сочинение  Сервета действительно содержало  фрагмент с подробными описаниями  и рассуждениями в пользу легочного  кровообращения. Но запрещенная  книга до конца 17-го века  была изъята из научного оборота  и не могла повлиять на формирование  учения о кровообращении. Кроме  того, в 20-м веке была найдена  рукопись арабского врача Ибн-ан-Нафиса, который еще в 13-м веке выступил  с той же идеей и обосновал  ее примерно в тех же выражениях1. Наконец, никто до опытов и  расчетов У. Гарвея не мог  ясно представить себе систему  кровообращения, разбитую на большой  круг и малый круг; открытие  же этой системы принадлежит  не 16-му, а 17-му веку. Научная корректность  требует, следовательно, говорить  о том, что Сервет первым  в Европе (а не в мире) описал  легочное кровообращение (но не  малый круг кровообращения) и  потому находится в почетном  ряду предшественников Гарвея.

 

 

 В 16-м веке ближе  других к современному пониманию  кровообращения в организме стоял,  видимо, итальянский врач, естествоиспытатель  и философ Андреа Чезальпино (Цезальпин, 1519—1603), автор одной из первых  морфологических систем растительного  царства. Он преподавал в Пизанском университете, а затем в Риме — в папской «Коллегии мудрости», был врачом папы Климента VIII. Он выдвинул представление о кровообращении, предполагавшее переход крови из артерий в вены через особые анастомозы (1571), опубликовал (1593) результаты проверочных экспериментов с надрезами вен (сначала вытекает темная, а затем более светлая кровь) и наложенными на сосуды лигатурами (вена набухает к периферии, а не к центру, как должно было бы быть по Галену). Здесь можно усмотреть важную примету времени: в естествознание наряду с наблюдением и описанием вновь начинают входить известные поздней Античности методы эксперимента, а также математической обработки результатов (например, в астрономических исследованиях).

 

 

 Как и Средние века, 16-й век внес свой вклад в  развитие лечебной медицины, главным  образом хирургии и инфекционных  болезней. Преобразования в хирургии  связаны с деятельностью прежде  всего французского хирурга и  акушера Амбруаза Паре (год его  рождения, по разным источникам, «блуждает» от 1509 до 1517, год смерти 1590). Университетского образования  он не получил, обучался хирургии  в парижских больницах. Анатомию  изучал под руководством преподавателей  медицинского факультета; был препаратором  при анатомических демонстрациях  у самого Я. Сильвия. Прошел  путь от армейского цирюльника-хирурга  до первого хирурга и камердинера  короля Карла IX и главного хирурга  парижской больницы Отель-Дьё.  Паре доказал неядовитость огнестрельных  ран и заменил метод лечения:  вместо варварского прижигания  их раскаленным железом или  заливания кипящим смолистым  раствором (бальзамом) он предложил  способ наложения на них повязки  из чистой ткани (чему учил  еще Парацельс); усовершенствовал  технику ампутаций, применил при  операциях вместо перекручивания  и сдавливания сосудов их перевязку  лигатурой; впервые диагностировал  перелом шейки бедра; предложил  ряд ортопедических приборов; вернул  в практику родовспоможения забытый  способ поворота на ножку; воспитал  учеников — известных хирургов  и акушеров; был автором многократно  переиздававшихся учебников военной  хирургии и акушерства.

 

 

 Сорбонна его не  жаловала и всячески язвила  — ведь он даже труды свои  издавал не на латыни (для посвященных), а на общедоступном французском  языке, однако он пользовался  исключительным врачебным авторитетом.  П. Мериме в «Хронике царствования  Карла IX» писал о нем: «Если  нужно зашить рану или вправить  сломанную руку, — тут уж он  мастак. По части ереси он, правда, самому Кальвину не уступит,  но дело свое знает, и к  нему обращаются самые ревностные  католики». Впрочем, некоторые  факты его биографии явно противоречат  представлению о Паре — гугеноте. Но если вопрос о его конфессиональной  принадлежности остается для  современных историков дискуссионным,  то не вызывает никаких сомнений  его выдающаяся роль в истории  превращения ремесленной хирургии  цирюльников в самостоятельную  область научной лечебной медицины.

 

 

 Инфекционные болезни  и в 16-м веке продолжали оставаться  главной проблемой медицины, поскольку  имели эпидемическое распространение:  мор, войны и голод несли  основную угрозу жизни человека. Особая роль в изучении заразных  болезней принадлежит итальянскому  врачу, астроному и поэту профессору  Падуанского университета Джироламо  Фракасторо (1478—1553). В основном его  сочинении «О контагии, контагиозных  болезнях и лечении» (1546) не только  содержатся описания ряда заразных  болезней, которые мы сегодня  называем корью, малярией, сифилисом,  сыпным тифом, туберкулезом и  т. д. (так, он впервые различал  «истинную чумную лихорадку», то  есть бубонную чуму, и «чечевичную,  или пурпурную, лихорадку», то  есть сыпной тиф), но и сделана  первая попытка создать теорию  эпидемических болезней: предложена  систематизация путей передачи  заразного начала («контагия») —  при непосредственном контакте, через окружающие предметы и  на расстоянии, и высказано предположение  о специфичности возбудителей  — невидимых мельчайших зародышей  болезни, а также переносчиков  заразных болезней. Фракасторо в  научно-дидактической поэме «Сифилис, или галльская болезнь» (1530; русский  перевод — 1956) подробно описал  симптомы болезни, которую назвал  по имени ее героя пастуха  Сифилуса.

 

 

 Детальное описание  клинической картины сифилиса, основных  стадий его развития и путей  заражения им, а также применение  термина «венерические болезни»  можно найти в медицинских  трактатах первой половины и  середины 16-го века, принадлежащих  разным авторам. Среди них Жан  Фернель (1497, по другим источникам, 1485—1558) — один из самых знаменитых  французских врачей того времени  (его называли «новым Галеном»), автор сочинений по математике, астрономии и космологии (это  не может удивлять — на протяжении  веков одни и те же лица  успешно совмещали должности  придворных астрологов и врачей). Он был профессором Парижского  университета, лейб-медиком короля  Генриха II. Выдающийся естествоиспытатель  Фернель был первым человеком  Нового времени, измерившим градус  меридиана (1528; измерил дугу от  Парижа до Амьена). Носитель гуманистической  культуры, нового отношения к  способам познания природы, он  писал в «Диалоге» (датируется  приблизительно 1530 г.): «Но что было  бы, если бы наши предшественники  и их прародители просто следовали  теми же путями, которые были  проложены задолго до них?»  и критиковал положения гуморальной  патологии Галена, противопоставляя  ей теорию солидарной патологии,  полагая, что деятельность органов  зависит от их морфологического  строения. Его вкладом в медицину  были описания аневризм артерий  и симптомов желчно-каменной болезни  (1554), введение терминов «физиология»  и «патология».

Информация о работе Истоки клинической медицины