Образ Печорина в исследованиях представителей культурно - исторической и психологической школ русского академического литературоведени

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

4. Список использованной литературы

1.Академические  школы в русском литературоведении. / Отв. Ред. П.А.Николаев.- М.: «Наука», 1976.- 516 с.

2.Введение в литературоведение:  Учеб. пособие / Л.В.Чернец, В.Е.Хализев,  А.Я.Эсалнек и др.; Под ред. Л.В.Чернец.- М.: Высш.шк, 2004.- 680 с.

3.Веселовский А.Н. Западное  влияние в новой русской литературе / А.Н.Веселовский.- М., 1916.

4.Возникновение русской  науки о литературе.- М.: Наука, 1975.- 463 с.

5.Галахов А.Д. Лермонтовъ / А.Д.Галахов // Русский вестник., 1858.- Т.XVI.- С.60-92, 277-311, 583-612

6.М.Ю.Лермонтов: pro et contra / Сост. В.М.Маркович, Г.Е.Потапова.- Спб.: РХГИ, 2002.- 1080 с.

7.Овсянико-Куликовский Д.Н.  М.Ю.Лермонтов. К столетию со  дня рождения великого поэта  / Д.Н.Овсянико-Куликовский.- Спб.: Прометей, 1914.- 141 с.

8.Овсянико-Куликовский Д.Н.  Литературно-критические работы. В  2-х т. Т.2. «Из истории русской  интеллигенции». Воспоминания / Сост., подгот. текста, примеч. И.Михайловой / Д.Н.Овсянико-Куликовский.- М.: Худож.  Лит., 1989.- 526 с.

9.Овсянико-Куликовский Д.Н. Собрание сочинений. Т.1-9 / Д.Н.Овсянико-Куликовский.- М.: Пг, ГИЗ, 1914-1923.

10.Осьмаков Н.В. Психологическое  направление в русском литературоведении:  Д.Н. Овсянико-Куликовский / Н.В.Осьмаков.- М.: Просвещение, 1981.- 160 с.

11.Осьмакова Л.Н. Хрестоматия по теории литературы: Учеб пособие / Л.Н.Осьмакова.- М.: Просвещение, 1982.- 448 с.

12.Спасович В. Байронизм  Лермонтова / В.Спасович // Вестник Европы.- М., 1888.- Апрель.- С.500-548

13.Хализев В.Е. Теория  литературы / В.Е.Хализев. — М.: Высш. шк., 2000.- 398 с.

14. Харциев В.И. Краткий  очерк жизни и творчества М.Ю.Лермонтова (1814-1914). К столетию со дня рождения/В.И.Харциев.- Харьков, 1914.- 32 с.

                                                                                              

Овсянико-Куликовский

ОВСЯНИКО-КУЛИКОВСКИЙ Дмитрий Николаевич [1853—1920] — видный русский литературовед и санскритолог. Р. в семье крупного таврического помещика. Высшее образование получил в Петербургском, а потом в Новоросс. университетах. По окончании Новороссийского университета работал в Петербурге у известного санскритолога, проф. И. П. Минаева, при помощи которого близко познакомился с лингвистическими теориями В. Гумбольдта, Штейнталя, Лацаруса, Макса Мюллера, Лазаря Гейера и др. В 1877 О.-К. "был оставлен при Новороссийском университете и командирован за границу для приготовления к кафедре сравнительного языкознания и санскрита. Молодому О.-К. было свойственно увлечение социалистическими идеями — в 1877 в Женеве конспиративно, без указания автора, была издана его брошюра "Записки южно-русского социалиста". Вращаясь в среде лиц, боровшихся за возрождение Украины ("Громада"), затем в среде эмигрантов (Драгоманова, Лопатина, Чайковского и др.), а в предреволюционный период — в левокадетских, а иногда и легальномарксистских кругах, Овсянико-Куликовский никогда не был активным участником той или другой партии.

Защитив в 1887 докторскую диссертацию "К истории культа огня у индусов в эпоху Вед", О.-К. получил место профессора в  Казанском университете, откуда через год перевелся профессором в Харьков. Здесь и развернулась научно-литературная деятельность О.-К. периода 1885—1905. К началу 90-х гг. О.-К. начал применять так называемый психологический метод, разработанный на основе принципов Потебни, преимущественно к художественной литературе и проблемам теории и психологии художественного творчества.

Ко второй половине 80-х гг. в О.-К. не осталось и следа от той оппозиционной  настроенности, к-рая делала его  врагом метафизики и так называемого "искусства для искусства". Подобного рода "нигилизм" стал ему казаться не более как "догматическим", а то и просто "обывательским" мышлением... Увлечение же народническими и социалистическими идеями и даже столь пленявшим его культом "науки" и в частности социологии в духе строгого позитивизма представлялось ему увлечением "шаблонными идеями", "истинами", принятыми на веру. "Очарованный" метафизическими идеями "Бесконечного" и "Вечного", культом личности и "внутренней свободы" в эклектическом соединении с дарвиновской теорией эволюции, О.-К. стал наиболее выдающимся у нас представителем того течения, к-рое известно как "психологизм" или "панпсихологизм" и к-рое было призвано служить "научно-эмпирическим" фактором в борьбе прежде всего с остатками "нигилизма" и "утилитаризма" революционного народничества, но в то же время и с вульгарно-идеалистической реакционной схоластикой университетской науки. Под влиянием механически-психологического течения в связи с особой классификацией науки О.-К. начал рассматривать все идеологические надстройки (науку, искусство, право и т. д.) как комплексы явлений, к-рые существуют только в переживаниях отдельных людей, как субъективные проявления вечно развивающегося так наз. "объективного духа" (отнюдь не в гегелевском смысле), наконец как продукты чисто индивидуальной "душевной деятельности", приходя к таким построениям в общих вопросах познания, которые вполне аналогичны концепции философа Э. Маха и его последователей.

Наука определяется О.-К. как "познание и разработка идеи бесконечного в егокосмических формах", а искусство — как дающее нам то же самое в формах "человеческого выражения". Но в таком понимании эта вездесущая идея вечности и бесконечности приобретает значение какой-то новой позитивной "сущности вещей". Для ее познания оказывается необходимым и достаточным "превращать факты — в явления" нашего субъективного сознания (наука) и в частности факты жизни — в так наз. "законообразную" действительность (искусство). Иначе говоря, в искусстве и науке мы познаем не внешний мир, существующий вне нас и независимо от нашего субъективного сознания, а лишь продукты нашей индивидуальной "душевной деятельности" (Кант, Гумбольдт, Потебня, Мах, Бергсон).

С половины 90-х гг. О.-К. работает преимущественно в области  русской лит-ры. В 1896 появляются "Этюды о творчестве И. С. Тургенева", где впервые нашла применение методология литературоведа-психолога. После этой книги вскоре выходит ряд таких же монографий и статей о других классиках русской литературы: "Гоголь", "Пушкин", "Лев Толстой как художник" [1899], "Лермонтов" [1914], "Грибоедов", "Этюды о творчестве Чехова" и т. д. Анализируя психологию немногих из созданных данным писателем образов-характеров, в к-рых О.-К. усматривает постановку наиболее значительных "общечеловеческих" проблем и так наз. "вечных вопросов", он стремится раскрыть особенность натуры, характера, склада ума и даже темперамента поэта-художника. Если в некоторых случаях он и касается идеологических вопросов, то исключительно в целях уяснения миросозерцания и общей лит-ой направленности самого писателя, притом опять-таки исключительно для лучшей обрисовки склада его ума и самой натуры. Из огромного и многообразного художественного наследия Тургенева, Гоголя, Пушкина, Толстого и т. д. О.-К. произвольно выделяет лишь те моменты, к-рые могут быть использованы как конкретный лит-ый материал для построения психологии и теории художественного творчества. Напр. самые понятия о стиле и жанрах этих писателей у О.-К. начисто отсутствуют. В психологически-углубленных анализах "общественно-психологических типов" поместно-дворянской и разночинной интеллигенции (Чацкий, Базаров, Каратаев и др.) нетрудно вскрыть субъективизм научных построений Овсянико-Куликовского. Все эти очерки представляют собой общественно-психологические характеристики действующих персонажей, анализ художественного процесса творчества на конкретном материале и главным образом попытки реконструировать "творческую личность" поэта.

Его анализ произведений художественной лит-ры представляет собой, с одной стороны, раскрытие того строя чувств и мыслей, для апперцепции к-рого может служить данный образ, а с другой — восполнение той творческой работы, к-рую производил сам автор и посильным соучастником к-рой выступает и критик своими "пояснительными примечаниями" к живописи художника и психологическим комментарием. Так напр., анализируя "Дворянское гнездо", О.-К. стремится раскрыть те сокровенные пружины души Лизы, "игру ее тайных и таинственных движений", в которых он ищет объяснения этого образа, попутно вскрывая те художественные приемы (напр. взаимоотношения Лемма, Лаврецкого и Лизы), при помощи к-рых Тургенев достигает своей цели. Ключ к пониманию образа Лизы О.-К. ищет не в условиях социальной действительности 40—50-х гг., изображенной Тургеневым с позиций дворянского либерализма, а в личных особенностях натуры Лизы, в каком-то особом ее религиозном призвании, которое уподобляется призванию в искусстве, науке и т. д. Анализируя образ Базарова, О.-К. не в состоянии объяснить его как классовое явление, как попытку Тургенева изобразить классово чуждый ему образ революционера-разночинца. Наоборот, "наперекор этой бренности явлений" О.-К. рассматривает Базарова как обобщающий образ, в котором "ищет воплотиться... нечто общее, человеческое, важное для познания и понимания той или другой стороны духа". В образе Базарова, как оказывается, обнаруживается характерная черта всей этой эпохи, лучшим выразителем которой является Тургенев, — крайнее развитие личности "в направлении эгоистическом и отсутствие гармонии между личностью и обществом", — эпохи, когда на почве индивидуализма "возвеличение личности, ее апофеоз шли рядом с ее крушением, ее ничтожеством". С надклассовой, общечеловеческой точки зрения ведется анализ и в других монографиях — о Гоголе, Пушкине, Лермонтове, Гейне. Ближе к социологизму Овсянико-Куликовский в своей монографии о Толстом и некоторых статьях последнего периода его деятельности. Наряду с классификацией образов Толстого по национальному признаку применяется уже и классовый принцип и социально-психологический анализ субъективных и объективных элементов в его творчестве, основные особенности которого О.-К. выводит из его барской психологии. Однако и здесь социологизм О.-К. остается абстрактным, изучающим не класс, а среду (в этом отношении бесспорное влияние оказало на него учение Тэна).

Основной порок научно-литературных работ О.-К. как литературоведа, психолога и лит-ого критика лежит в субъективно-идеалистических основах его методологии.

Главное значение обширного  научного наследия О.-К. обнаруживается не в области истории лит-ры, подлинные  задачи к-рой были ему глубоко чужды, не в области лит-ой критики, т. к. научно изучать напр. произведения последних десятилетий и особенно современные он считал и методологически и фактически невозможным, наконец даже не в области исследования специальных вопросов теории поэзии и прозы, для которой он так много поработал, но к-рая фактически превращалась у него в психологию поэзии и прозы. Подлинное и действительно крупное значение О.-К., критические очерки к-рого получили всеобщее распространение, заключается в том, что, базируясь на учении Потебни, он ввел проблемы теории литературы, в к-рой еще полностью царили схоластически-идеалистические теории (до О.-К. не только идеи Веселовского, но и Потебни оставались за семью замками), в широкий научный и школьный обиход. О.-К. много сделал и в плане постановки проблем психологии творчества (см. "Вопросы теории и психологии творчества"). Работы О.-К. ввели в оборот целый ряд новых лит-ых теорий и рабочих гипотез. Такова проблема "понимания" как творческого акта, теория "наблюдательного" и "экспериментального" искусства, проблема реализма в искусстве, теория лирики как творчества ритмов в отличие от драмы и эпоса как образной поэзии и т. д. Разумеется следует при этом помнить, что, поставив эти проблемы, О.-К. оказался не в состоянии их верно решить, и работы его могут быть марксизмом использованы только частично и с сугубой осторожностью.

Существенные методические дефекты в работах О.-К. непосредственно  вытекают из того положения, что анализ процесса творчества Овсянико-Куликовский  из объекта самостоятельной отрасли знания превращает в особый метод истории и теории лит-ры и лит-ой критики. Такое смешение объектов, задач и методов смежных дисциплин делает работы О.-К. недиференцированными, эклектичными и пред лицом нашей современности неполноценными, несмотря на то, что они заключают в себе много интересных и любопытных высказываний по основным вопросам, связанным как с творчеством наших классиков, так и с теорией поэзии и прозы. Психология художественного творчества как особая дисциплина сможет успешно разрешить чрезвычайно сложные и трудные задачи, стоящие перед нами, только при том непременном условии, если она всецело будет базироваться на марксистско-ленинской методологии и классовом анализе художественных явлений (см. "Творчество").

Библиография: I. Сочинения, 9 тт., СПБ, 1907—1911; То же, издание 2-е, И. Овсянико-Куликовский, СПБ, 1912—1914 (отд. томы выдержали по 5 изд.); Собр. сочин., Гиз, М., 1923—1924 [Т. I — Н. В. Гоголь; т. II — И. С. Тургенев; т. III — Л. Н. Толстой; т. IV — А. С. Пушкин; том V — Герцен, Белинский, Добролюбов, Михайловский, Короленко, Чехов, Горький, Андреев; т. VI — Статьи по теории поэзии, по психологии творчества, о религии индусов в эпоху Вед и др.; тт. VII—IX — История русской интеллигенции (три части); Воспоминания, изд. "Время", П., 1923.

II. Горнфельд А., Экспериментальное искусство, "Русское богатство", 1904, I;Райнов Т., "Психология творчества" Д. Н. Овсянико-Куликовского, "Вопросы теории и психологии творчества", т. V, Харьков, 1914; Плотников И., Психологическая школа в языкознании и методика русского языка, Курск, 1919 (см. гл. X — О.-К., его труды по языкознанию и теории поэзии; гл. XI — О.-К. как критик; гл. XII — Методологические статьи О.-К.; гл. XIII — Значение трудов О.-К. для методики русского языка); Кутателадзе Н., Схемы и критические статьи акад. Овсянико-Куликовского (разбор трудов по истории русской литературы), "Филологические записки", 1917, I; Горнфельд А., Д. Н. Овсянико-Куликовский и современная литературная критика (Речь), "Начала", 1922, № 2 (и в книге его: Боевые отклики на мирные темы, Ленинград, 1924); Казанович Е., Д. Н. Овсянико-Куликовский на Бестужевских курсах (Воспоминания и впечатления курсистки) (Речь), там же, 1922, № 2.

III. Словарь членов  Общества любителей российской  словесности при Московском университете, М., 1911; Владиславлев И. В., Русские писатели, изд. 4-е, М. — Л., 1924.

Л. Якобсон

 

ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ШКОЛА в литературоведении, сложилась  в Зап. Европе и России в последнюю  треть 19 в., отражая общий поворот  социологии, философии и эстетики к психологизму. Пересматривая и развивая идеи культурно-исторической школы и особенно биографического метода, она противопоставляла себя спекулятивной ("общефилософской") эстетике (в т. ч. классической немецкой). Гл. предметом изучения для П. ш. стала внутренняя, психологическая сторона творчества, и прежде всего - душевная жизнь автора, поскольку иск-во, по словам одного из основоположников этой школы В. Вундта, "выражает все то, что человек носит в себе, как впечатления внешнего мира и как свои собственные душевные движения" ("Основы искусства", СПБ, 1910, с. 7). Художник творит для себя: воплощая в образы мучающие его мысли, чувства, настроения, он тем самым освобождается от них; само произведение становится моделью души создателя. Все особенности произведения выводятся из своеобразия личности художника, а различия между произведениями объясняются различием переживаний и психологич. типов (поэты выражения и поэты воплощения, художники-наблюдатели и художники-экспериментаторы). Историч. развитие иск-ва (лит-ры), его обществ. обусловленность отодвигались на второй план. Сторонники П. ш. не признавали объективного характера художеств. содержания: оно всегда сиюминутный процесс, поскольку его порождает ("вкладывает") сам читающий в зависимости от собственного, неповторимого опыта жизни. "Заслуга же художника не в том minimum содержания, какое думалось ему при создании, а в известной гибкости образа, в силе внутренней формы возбуждать самое разнообразное содержание" (Потебня А. А. Мысль и язык, Хар., 1892, с. 187).  
 
П. щ. представляли в Зап. Европе труды литературоведов (С. Жирарден, Э. Эннекен, В. Вец), а также эстетиков и искусствоведов (В. Вундт, Э. Эльстер, Н. Фолькельт); на рубеже 19-20 вв. П. ш. уступает место школам интуитивизма и психоанализа.  
 
В России первым идеи школы изложил А. А. Потебня ("Мысль и язык", 1862); в дальнейшем она представлена в работах его учеников (Д. Н. Овсянико-Куликовский; А. Г. Горнфельд, Т. Райнов, М. С. Григорьев и др.) и в жури. "Вопросы философии и психологии" (1899-1918); как целое перестала существовать в 20-е гг. Осваивая наследие П. ш. (особенно Потебни), марксистские исследователи критиковали её за абсолютизацию субъективной стороны творчества, утверждение безграничности истолкований художеств. идеи и недооценку историч. динамики иск-ва.