Внутренняя политика Ивана III

Серьёзной проблемой  оставались отношения с Тверью. Зажатое  между Москвой и Литвой, великое  тверское княжество переживало не лучшие времена. В его составе также  существовали удельные княжества; с 60-х  годов XV века начинается переход тверской знати на московскую службу. Источники  также сохранили упоминания о  распространении в Твери различных  ересей. Не улучшали отношений и  многочисленные земельные споры  москвичей-вотчинников, владевших землёй в Тверском княжестве, и тверичей. В 1483 году вражда перешла в вооружённое противостояние. Формальным поводом к нему стала попытка тверского князя Михаила Борисовича укрепить свои связи с Литвой посредством династического брака и союзного договора. Москва отреагировала на это разрывом отношений и посылкой войск в тверские земли^[36]; тверской князь признал своё поражение и в октябре-декабре 1484 года заключил с Иваном III мирный договор. Согласно нему, Михаил признавал себя «меньшим братом» великого московского князя, что в политической терминологии того времени означало фактическое превращение Твери в удельное княжество; договор о союзе с Литвой, разумеется, разрывался.

В 1485 году, использовав в качестве повода поимку гонца от Михаила Тверского к литовскому великому князю Казимиру, Москва вновь разорвала отношения с Тверским княжеством и начала боевые действия. В сентябре 1485 года русские войска начали осаду Твери. Значительная часть тверских бояр и удельных князей перешла на московскую службу, а сам князь Михаил Борисович, захватив казну, бежал в Литву. 15 сентября 1485 года Иван III вместе с наследником престола княжичем Иваном Молодым въехал в Тверь. Тверское княжество было передано в удел наследнику престола; кроме того, сюда был назначен московский наместник.

В 1486 году Иван III заключил новые договоры со своими братьями-удельными князьями — Борисом и Андреем. Помимо признания великого князя «старейшим» братом, новые договоры признавали его также «господином», и использовали титул «великий князь всея Руси». Тем не менее, положение братьев великого князя оставалось крайне шатким. В 1488 году князю Андрею доложили, что великий князь готов арестовать его. Попытка объясниться привела к тому, что Иван III поклялся «Богом и землею и Богом сильным, творцом всея твари» в том, что не собирался преследовать брата. Как отмечают Р. Г. Скрынников и А. А. Зимин, форма этой клятвы была весьма необычна для православного государя.

В 1491 году в отношениях Ивана и Андрея Большого наступила  развязка. 20 сентября угличский князь был арестован и брошен в тюрьму; попали в тюрьму и его дети, княжичи Иван и Дмитрий. Через два года князь Андрей Васильевич Большой умер, а ещё через четыре года великий князь, собрав высшее духовенство, публично покаялся в том, что «своим грехом, несторожею, его уморил». Тем не менее, покаяние Ивана ничего не изменило в судьбе детей Андрея: всю свою оставшуюся жизнь племянники великого князя провели в заточении^[37].

Во время ареста Андрея Большого под подозрением  оказался и другой брат князя Ивана — Борис, князь Волоцкий. Однако ему удалось оправдаться перед великим князем и остаться на свободе. После его смерти в 1494 году княжество было разделено между детьми Бориса: Иван Борисович получил Рузу, а Фёдор — Волоколамск; в 1503 году князь Иван Борисович умер бездетным, оставив владения Ивану III.

Серьёзная борьба между сторонниками самостоятельности  и приверженцами Москвы развернулась в начале 1480-х годов в сохранившей  значительную автономию Вятке. Первоначально  успех сопутствовал антимосковской партии; в 1485 году вятчане отказались участвовать в походе на Казань. Ответный поход московских войск не увенчался успехом, более того, из Вятки был изгнан московский наместник; наиболее видные сторонники великокняжеской власти были вынуждены бежать. Лишь в 1489 году московские войска под командованием Даниила Щени добились капитуляции города и окончательно присоединили Вятку к Российскому государству.

Практически утратило свою самостоятельность и Рязанское княжество. После смерти в 1483 году князя Василия на рязанский престол взошёл его сын, Иван Васильевич. Ещё один сын Василия, Фёдор, получил Перевитеск (он умер в 1503 году бездетным, оставив владения Ивану III). Фактической правительницей княжества стала вдова Василия, Анна, сестра Ивана III. В 1500 году рязанский князь Иван Васильевич умер; опекуншей малолетнего князя Ивана Ивановича стала сначала его бабка Анна, а после её смерти в 1501 году — его мать Аграфена. В 1520 году со взятием москвичами в плен рязанского князя Ивана Ивановича фактически Рязанское княжество окончательно превращается в удельное княжество в составе Российского государства.

Отношения с Псковской землёй, оставшейся в конце правления Ивана III практически единственным независимым от Москвы русским княжеством, также проходили в русле постепенного ограничения государственности. Так, псковичи теряют последние возможности влиять на выбор князей-великокняжеских наместников. В 1483—1486 годах в городе произошёл конфликт между, с одной стороны, псковскими посадниками и «черными людьми», и, с другой стороны, великокняжеским наместником князем Ярославом Оболенским и крестьянами («смердами»). В этом конфликте Иван III поддержал своего наместника; в конечном итоге, псковская верхушка капитулировала, выполнив требования великого князя.

Следующий конфликт между великим князем и Псковом  разгорелся в начале 1499 года. Дело в  том, что Иван III решил пожаловать своего сына, Василия Ивановича, новгородским и псковским княжением. Псковичи расценили решение великого князя как нарушение «старины»; попытки посадников в ходе переговоров в Москве изменить ситуацию привели лишь к их аресту. Только к сентябрю того же года, после обещания Ивана соблюдать «старину», конфликт был разрешён.

Впрочем, несмотря на эти разногласия, Псков оставался  верным союзником Москвы. Псковская  помощь сыграла важную роль в походе на Новгород 1477—1478 годах; псковичи внесли весомый вклад в победы русских  войск над силами Великого княжества  Литовского. В свою очередь, московские полки приняли посильное участие  в отражении ударов ливонцев и шведов.

Походы на Пермь и Югру

Осваивая Северное Поморье, Московское государство, с  одной стороны, столкнулось с  противодействием Новгорода, считавшего эти земли своими, и, с другой стороны, с возможностью начать продвижение  на север и северо-восток, за Уральские горы, на реку Обь, в нижнем течении которой находилась известная ещё новгородцам Югра. В 1465 году по приказу Ивана III поход на Югру совершили жители Устюга под руководством великокняжеского воеводы Тимофея (Василия) Скрябы. Поход был достаточно удачен: подчинив ряд мелких югорских князей, войско вернулось с победой. В 1467 году не очень удачный поход против независимых вогуличей (манси) совершили вятчане и коми-пермяки^[38].

Получив по договору 1471 года с Новгородом часть Двинской земли (причём Заволочье, Печора и Югра продолжали числиться новгородскими), Московское царство продолжило продвижение на север. В 1472 году, использовав как предлог нанесение московским купцам оскорблений, Иван III послал в недавно крещёную Великую Пермь с войском князя Фёдора Пёстрого, подчинившего край Московскому государству. Номинальным правителем края остался князь Михаил Пермский, реальными же правителями страны как в духовном, так и в гражданском отношении были пермские епископы.

В 1481 году Перми  Великой пришлось обороняться от вогуличей, которых возглавлял князь Асыка. При помощи устюжан Перми удалось отбиться, и уже в 1483 году на непокорных вогуличей был совершён поход. Экспедиция была организована с размахом: под командованием великокняжеских воевод князя Фёдора Курбского Чёрного и Ивана Салтыка-Травина были собраны силы со всех северных уездов страны. Поход оказался удачным, в его результате власти Московского государства подчинились князья обширного района, населённого преимущественно татарами, вогуличами (манси) и остяками (хантами).

Следующий, ставший  наиболее масштабным, поход русских  войск на Югру был предпринят в 1499—1500 годах. Всего в этой экспедиции приняло участие, согласно архивным данным, 4041 человек, разделённых на три отряда. Командовали ими московские воеводы: князь Семён Курбский (командуя одним из отрядов, он одновременно являлся и начальником всего похода), князь Пётр Ушатый и Василий Гаврилов Бражник. В ходе этого похода были покорены различные местные племена, а в состав Московского государства вошли бассейны Печоры и верхней Вычегды. Интересно, что сведения об этом походе, полученные С. Герберштейном от князя Семёна Курбского, были включены им в его «Записки о Московии». На земли, подчинённые в ходе этих экспедиций, была наложена дань пушниной^[39].

Внутренняя политика

Интеграция новоприсоединённых земель

После присоединения  в 1471 году Ярославского княжества на его территории начинается достаточно жёсткая унификация с общемосковскими порядками. Специально назначенный посланец великого князя поверстал на московскую службу ярославских князей и бояр, отняв у них часть земель. В одной из критически настроенных летописей того времени эти события описаны так: «У кого село добро, ин отнял, а у кого деревня добрая, ин отнял да записал на великого князя, а кто будет сам добр боярин или сын боярский, ин его самого записал»^[40]. Схожие процессы происходили и в перешедшем под контроль Москвы Ростове. Здесь также наблюдался процесс поверстания местной элиты (как князей, так и бояр) на службу великому князю, причём ростовские князья сохранили в своих руках значительно меньшие по сравнению с ярославскими князьями вотчины. Ряд владений был приобретён как великим князем, так и московской знатью^[41].

Присоединение Тверского  княжества в 1485 году и его интеграция в Российское государство произошло  достаточно мягко. Оно было фактически превращено в одно из удельных княжеств; Иван Иванович был поставлен «на  великом княжении на тферском». При княжиче Иване был оставлен московский наместник Василий Образец-Добрынский. Тверь сохранила многие атрибуты самостоятельности: княжескими землями управлял особый Тверской дворец; хотя некоторые тверские бояре и князья и были переведены в Москву, новый тверской князь управлял княжеством при помощи тверской же боярской думы; удельные князья, поддержавшие Ивана III, даже получили новые вотчины (впрочем, ненадолго; вскоре они были у них вновь отобраны). В 1490 году, после смерти Ивана Ивановича, Тверь на некоторый срок перешла ко княжичу Василию, а в 1497 году была у него отнята. К началу XVI века тверской двор окончательно слился с московским, а некоторые тверские бояре перешли в московскую думу.

Интерес представляет также интеграция в общегосударственную  структуру Белозерского княжества. После его перехода в 1486 году под власть Москвы, в марте 1488 года была обнародована Белозерская уставная грамота. Среди прочего, она устанавливала нормы кормлений представителей власти, а также регламентировала судопроизводство^[42].

Наиболее глубокий характер носили перемены, постигшие  Новгородскую землю. Отличия общественного  строя Новгородского государства  от московских порядков носили куда более  глубокий характер, нежели в прочих новоприсоединённых землях. В основе вечевых порядков лежало богатство  новгородской боярско-купеческой аристократии, владевшей обширными вотчинами; огромными землями также располагала  новгородская церковь. В ходе переговоров  о сдаче города великому князю  московская сторона дала ряд гарантий, в частности, было обещано не выселять новгородцев «на Низ» (за пределы новгородской земли, на собственно московскую территорию) и не конфисковать имущество^[43].

Сразу после падения  города были произведены аресты. Была взята под стражу непримиримая противница Московского государства Марфа  Борецкая, огромные владения семьи Борецких перешли в руки казны; схожая участь постигла ряд других вождей пролитовской партии. Помимо этого, был конфискован ряд земель, принадлежавших новгородской церкви. В последующие годы аресты были продолжены: так, в январе 1480 года под стражу был взят архиепископ Феофил; в 1481 году попали в опалу недавно принятые на государеву службу бояре Василий Казимир, его брат Яков Коробов, Михаил Берденев и Лука Фёдоров. В 1483—1484 годах последовала новая волна арестов бояр по обвинению в государственной измене, в 1486 году из города было выселено пятьдесят семей. И, наконец, в 1487 году было принято решение о выселении из города всей землевладельческо-торговой аристократии и конфискации её вотчин. Зимой 1487—1488 года из города было выселено около 7 000 человек — бояр и «житьих людей». В следующем году из Новгорода было выселено ещё более тысячи купцов и «житьих людей». Их вотчины были конфискованы в казну, откуда частично были розданы в поместья московским детям боярским, частично переданы в собственность московским боярам, а частично составили владения великого князя^[44][45]. Таким образом, место знатных новгородских вотчинников заняли московские переселенцы, владевшие землёй уже на основе поместной системы; простой народ переселение знати не затронуло^[46]. Параллельно с конфискациями вотчин была проведена перепись земель, подведшая итог земельной реформы. В 1489 году таким же образом была выселена часть населения Хлынова (Вятки).

Ликвидация господства старой землевладельческо-торговой аристократии Новгорода шла параллельно с ломкой старого государственного управления. Власть перешла в руки наместников, назначавшихся великим князем, и ведавших как военными, так и судебно-административными делами. Потерял значительную часть своей власти и новгородский архиепископ. Им после смерти в 1483 году архиепископа Феофила (арестованного в 1480 году) стал троицкий инок Сергий, сразу восстановивший против себя местное духовенство. В 1484 году его сменил назначенный из Москвы архимандрит Чудова монастыря Геннадий Гонзов, сторонник великокняжеской политики^[47]. В будущем архиепископ Геннадий стал одной из центральных фигур в борьбе против ереси «жидовствующих».

Введение Судебника

Объединение прежде раздробленных русских земель в  единое государство настоятельно требовало  помимо политического единства создать  также единство правовой системы. В  сентябре 1497 года в действие был введён Судебник — единый законодательный кодекс.

Относительно того, кто мог быть составителем Судебника, точных данных нет. Господствовавшее в  течение долгого времени мнение о том, что его автором был  Владимир Гусев (восходящее к Карамзину), в современной историографии рассматривается как следствие ошибочной интерпретации испорченного летописного текста. По мнению Я. С. Лурье и Л. В. Черепнина, здесь мы имеем дело со смешением в тексте двух разных известий — о введении Судебника и о казни Гусева^[48].