Распространение зикризма

6 января Кунта-Хаджи  и Мовсар из крепости Грозный  были доставлены во Владикавказ.  Там, в тюрьме, устазу зикристов  объявили о предстоящем выселении  в Россию. А в качестве «профилактической»  меры царские чиновники вынудили  его написатъ под диктовку письмо «К духовным и почетным лицам Чечни, а также его векилям и наибам». В этом письме шейх убеждает горцев оставаться спокойными после его ареста, ибо царские чиновники внушали, что срок его пребывания и условия содержания в ссылке будут целиком зависеть от дальнейшего поведения чеченцев. Не мог шейх знать, что вопрос его ареста и освобождения решается не во Владикавказе , а в Тифлисе и Санкт-Петербурге. Не мог он предположить, что его арест был осуществлен по прямому распоряжению наместника Кавказа Его Императорского Высочества князя Михаила Николаевича Романова.

Начальнику Терской  области Лорис-Меликову от командующего Кавказской армией за подписью «Михаил» поступает рапорт, разрешающий отправку Кунта-Хаджи в арестантские роты Наказного Атамана Войска Донского в г. Новочеркасск. Вместе с Кунта-Хаджи в Новочеркасск отправляются его брат Мовсар и отряд других векилей шейха. Теперь их судьбу должно было вершить Министерство внутренних дел Российской империи.

Более полугода Кунта-Хаджи и его сподвижники проживают в Новочеркасске. И вот новое указание от императора: сослать Кунта-Хаджи в Новгородскую губернию в уездный город Устюжна под надзор полиции.

В фондах ЦГА СОАССР имеется  документ, непосредственно относящийся  к вышесказанному. На основе этого указания Министерство внутренних дел издает распоряжение от 20 марта 1864 года «О поселении сосланного с Кавказа жителя Чеченского округа Ших-Кунты под надзором полиции в Новгородскую губернию без срока». А остальных его товарищей - Абу-Салама, Карная и Талиба - распоряжением от 23 апреля 1864 года намечено отправить «в Смоленскую губернию без срока». Но почему-то в названном документе имя Мовсара не упоминается. Трудно отнести это к простой забывчивости царских чиновников. То ли в Новочеркасске, то ли в Тамбове Кунта-Хаджи разлучают со своими последователями. В течение двух месяцев в Тамбове шейх остается один. По прибытии туда власти выделяют ему денег только три копейки.

Он не располагает  минимальными средствами для пропитания и поддержки резко пошатнувшегося здоровья.

Отсутствие рядом товарищей, болезнь и нужда принудили  его к написанию письма на родину, адресованного генерал-майору князю  Туманову, князю Турлову (Турлау-Беку - по транскрипции Кунта-Хаджи), наибам и кадиям Чечни. Естественно, письмо написано на арабском языке. Он сообщает, что не знает, сколько пробудет в ссылке, но как ему объяснили - два года.

Кто объяснил и почему именно два года, в письме не сказано, думается , что власти по каким-то причинам скрыли от Кунта-Хаджи, что он ссылается навечно. Из письма становится известно, что Мовсар, Олхазур Кашмизка, Тарко удалены в крепость Выборг, а Куранха, Талиб и Абу-Салам в Минскую губернию. Шейх сетует на незнание русского языка, высокие цены на продукты, отсутствие возможности справить необходимую одежду, на болезнь глаз и всего тела. Оказавшись в затруднительном положении, Кунта-Хаджи взывает: «Обратитесь, друзья, к князю Туманову, попросите его ради моей немощи оставить при мне хоть одного человека до окончания срока моей ссылки». Но просьба Кунта-Хаджи оказалась гласом вопиющего в пустыне. «Друзья» - чиновники и те, кто им успешно прислуживал, не сочли нужным протянуть руку помощи. Просьбы его так и не были переданы ни родственникам, ни последователям. Письма застревали в царских канцеляриях.

Сильно беспокоит Кунта-Хаджи  отсутствие вестей от оставшихся на родине семьи и близких. Поэтому именем Аллаха заклинает одинокий человек  сообщить что-нибудь о своей семье, семье брата Мовсара и родственников, о своем сыне Мовле, которому «на поляне Хаджи-Ирзав (Хаджи-Ирзо. - Авт.) Мухаммад нанес две раны в голову». «Продолжает ли он (т. е. сын Мовла.- Авт.) учиться чтению и письму, или уже покинул?» Далее добавляет: «Я прошу вас написать мне о сыне...».

Обращаясь к родственникам, он призывает беречь известную им поляну, поскольку она еще пригодна для посева. Просит князя Турлова проявить благосклонность к своему семейству.

В следующем письме Кунта-Хаджи  жалуется, что ему «решительно  есть нечего».

Любопытна записка Кунта-Хаджи  своей жене Седе (по преданию Седа - дочь знаменитого наездника Чечни Бей-булата Таймиева). Приведем полный текст перевода: «Милая моя жена Седа, будь столь добра, пришли мне 10 рублей серебром, а то мне жить нечем, получаю кормовых денег всего 6 копеек в сутки, а хлеб очень дорог и прочие продукты. Я, слава Богу, остаюсь жив и здоров, чего и тебе душевно желаю. Адрес, где я живу, Новгородской губернии уездный город Устюжна. Находящемуся под надзором полиции Ших Кунты». Вероятно, строки эти написаны им по прибытии в место своей окончательной ссылки. Прискорбно то, что письмо до адресата не дошло. Если даже царская охранка его задержала, Седа все равно не могла бы получить его, так как к тому времени с детьми и ближайшими родственниками переселилась в Турцию. Это произошло в начале 1865 года, через год после ссылки предводителя зикристов.

Возникает вопрос: как  же могло так случиться, что, не дождавшись из ссылки мужа, Седа отправилась в  незнакомую Турцию?

Наиболее правдоподобной представляется следующая версия. Царские  власти после поражения горцев в Кавказской войне прилагали немалые усилия по удалению их с земли предков в единоверную, но далеко не дружелюбную Турцию. Первая волна переселения вайнахов в Турцию началась сразу же в 1859 году, а вторая - в 1865, после подавления нового зикристского движения, поднятого Тазой Экмирзиевым из селения Харачой. А западных северокавказцев в массовом порядке стали отправлять в Турцию еще в 1864 году.

Царские власти вели настойчивую  пропаганду по отправке в Турцию зикристов-кунтахаджистов, видя в них серьезную оппозицию. Чтобы завлечь туда большее количество зикристов, Туманов предпринял излюбленный, апробированный прием ложной информации. Он пускает слух о скором переселении в Турцию Кунта-Хаджи, который-де отправится в Стамбул через Трапезунд. Горцы приняли эту «утку» за чистую монету. И кунтахаджисты значительными партиями начали покидать родные очаги. Жена Кунта-Хаджи Седа также попадает на эту провокацию царского сатрапа.

Как сложилась судьба семьи шейха в Турции - об этом остается только гадать. Неизвестно, что сталось с Мовлой - сыном Кунта-Хаджи. Но мы располагаем известием, что внучка Кунта-Хаджи еще и сейчас проживает в Стамбуле.

Из жизни шейха Кунта-Хаджи  в ссылке в г. Устюжна мало что  известно. В поисках такого рода информации мы запрашивали государственные архивы Новгородской, Вологодской областей (г. Устюжна ныне находится в этой области). Каких-либо сведений о последнем периоде жизни шейха Кунта-Хаджи архив Вологодской области не имеет. А вот из архива Новгородской области получена выписка из ведомости о лицах, находящихся под надзором полиции Новгородской губернии в городе Устюжне и уезде за 1865 год. В ней сообщается: «В ведомости под № 18 проходит: «Чеченец Ших Кунти». «Возраст - 35 лет. Сослан по распоряжению его императорского высочества наместника Кавказа за распространение фанатичного учения «Зикры». Время ссылки - с 3 февраля 1865 года. Сослан без срока под гласный надзор. Проживает в Устюжне, постоянных занятий не имеет, получает в месяц 1 руб. 80 коп. Женат, жена живет на их родине».

В ссылке Кунта-Хаджи  проводит два года и три месяца. По свидетельству царских источников, он умер 19 мая 1867 года.

Пребывание Кунта-Хаджи  на чужбине не идет ни в какое  сравнение со ссылкой Шамиля, непрерывно воевавшего против царизма в течение тридцати лет. В той кровавой бойне полегло огромное, никем не сосчитанное количество горцев и 625 тысяч русских солдат. Таков кровавый итог Кавказской войны. Казалось бы, на пленного Шамиля должна была снизойти не милость царская, а гнев высочайший.

Но император Александр II главного своего врага и врага  своего отца встречает с почестями. Шамиль ссылается в Калугу, куда прибывает его многочисленное семейство. Шамилю назначается ежегодная пенсия в размере 15 тысяч рублей. Ему  выделяют огромный трехэтажный дом. Любая прихоть Шамиля и его чад немедленно исполняется. Местные вельможи не успевают принимать визиты имама и его семьи. Везде и всюду они - желанные гости, просто язык не поворачивается назвать предводителя кавказских горцев, отважного имама пленником. Однако, столь либеральное отношение к нему царского двора вполне объяснимо. Шамиль не просто пленник, он глава проигравшего войну государства-имамата. По существующему международному этикету Александр II проявляет к своему пленнику царское великодушие.

Ко всему прочему, Шамиль обладал немалым богатством. И  сам мог по-царски одарить кого угодно. А для императора он был  еще и по духу близок, ибо, как  и русские цари, он стремился к  владычеству на Кавказе.

Выходец из беднейших  слоев чеченцев, на земле, покоренной Российской империей, Кунта-Хаджи пытался установить братство и равенство между людьми, используя в качестве оружия только слово. Успех в борьбе с социальным злом он видел не в кровавых битвах, а в нравственном совершенствовании, вечном приближении к Богу. Идеи строго аскетического образа жизни привлекали к шейху беднейшую, наиболее пострадавшую в войне часть народа.

Понятно, что отношение  к нему царских вельмож и самого императора могло быть только отрицательным. Другое дело - Шамиль, который и по рангу, и по устремлениям был достойным противником Николая I и Александра II и поэтому заслуживал высочайшего снисхождения.

Кунта-Хаджи - не воин, и  ратных подвигов у него нет, он миротворец, святой. Его подвиги - в сфере духовной. И в ней он, по представлению сильных мира сего, - опасный бунтарь, ибо не признает иную власть, кроме власти Бога. Так стоило ли жалеть такого, считаться с ним, проявлять милосердие к нему? Не лучше ли покончить с ним сразу и таким образом упредить проникновение в Россию вредной ереси.

Осуждая эксплуатацию, членам своего ордена Кунта-Хаджи строго-настрого запрещал использовать чужой труд для  личного обогащения. Сам наотрез  отказался принимать элементарную бескорыстную помощь от своих мюридов. Ибо с точки зрения его моральной философии это - великий грех.

Для самодержца люди типа Кунта-Хаджи таили в себе угрозу гораздо большую, чем Шамиль. Кунта-Хаджи  для него - фанатик, преступник, смутьян, покушающийся на раз и навсегда установленный  порядок. В официальных царских  документах шейх зачисляется в «политические преступники».

Эта же оценка проникает  в царско-дворянскую историографию. «Фанатики», подобные суфию Кунта-Хаджи, ищущие праведное общество, призывающие  жить по совести, мучающиеся до самоистязания, в самой России стали появляться несколько позже.

Социальную базу зикристского движения составили малоимущие слои чеченцев и ингушей. Они-то более  всего пострадали в период Кавказской войны. Эта часть народа нуждалась  в помощи и утешении. Социально  и психологически она оказалась подготовленной к восприятию кунтахаджинского тариката, религиозно-нравственных проповедей шейха. Каждое произнесенное им слово попадало в благодатную почву, находя в исстрадавшихся, истерзанных сердцах горячий отклик. Число сторонников шейха резко росло, достигнув за два-три года свыше пяти тысяч шестисот человек.

Бдительные власти в  движении зикристов быстро заподозрили  серьезную опасность. Арестовав  шейха Кунта-Хаджи, они жаждали  одним ударом обезглавить зикристов. Забегая вперед, заметим, что задача оказалась не по плечу царской администрации, хотя с помощью репрессий временно удалось заглушить движение. Но к концу XIX века оно вновь возрождается.

Зло оказалось сильнее  Кунта-Хаджи. Оно одолело его плоть, но не победило его дух.

Для российских властей пацифист Кунта-Хаджи был менее понятен и интересен, чем имам Шамиль, воин и государственный деятель. Он, как известно, встретил в России радушный прием и в качестве почетного пленника дожил в Калуге до глубокой старости, умирать его отпустили в Медину.

Арест духовного пастыря  вызвал у людей панику. Будь это  другой шейх, чеченцы подняли бы восстание и отомстили властям, но Кунта-Хаджи учил их отказаться от насилия. Несколько тысяч мюридов, в том числе женщины, собравшись в Шали, потребовали его освобождения, а затем, побросав огнестрельное оружие, с одними кинжалами направились на позиции царских войск. Пошел слух, что оружие русских не выстрелит, поскольку устаз-чудотворц наполнил его водой. Когда толпа подошла к шеренгам на расстояние 30 сажень, она была расстреляна ружейными залпами и картечью, погибло около 400 человек.

После шалинской трагедии движение зикристов было запрещено  и ушло в подполье, где стало  бурно расширяться. При этом в  нем действительно стала нарастать  политическая, антироссийская направленность, к секте примкнули многие абреки, использовавшие зикристское подполье для своей борьбы. А мистицизм, ненасилие и любовь ко всему живому постепенно выхолостились. В результате вскоре, по иронии судьбы, кунта-хаджинцы преватились в самый воинственный чеченский вирд. Просуществовав в подполье до новейшего времени, он, в частности, играл большую роль в приходе к власти Дудаева и первой чеченской войне. Сегодня зикризм считается в Чечне государственной религией.