Автор работы: Пользователь скрыл имя, 13 Января 2014 в 22:07, монография
После длительного ослабления внимания к проблематике первой мировой войны, отодвинутой на задний план еще более грандиозными событиями второй мировой войны, закономерно оживление интереса историков к мировому вооруженному противостоянию начала XX в. Историки спорят о причинах первой мировой войны, степени готовности к ней стран-участниц, ответственности за ее развязывание. Современная дискуссия является продолжением полемики, разгоревшейся едва ли не сразу после подписания Версальского договора.
Обещающим наибольший успех средством сорвать французские планы установления господства в Марокко германское правительство считало созыв международной конференции стран-участниц Мадридской конференции 1880 г., запрещавшей предоставление в султанате особых преимуществ подданным какого-либо иностранного государства, для обсуждения марокканского вопроса на основе соблюдения принципа "открытых дверей". Берлин отверг все исходившие от французской стороны предложения о прямой договоренности между обеими странами и угрозой войны в июле 1905 г. заставил Францию согласиться на проведение международной конференции. Шантаж и давление со стороны Германии вынудили министра иностранных дел Франции Делькассе уйти в отставку [40].
В январе-апреле 1906 г. в испанском портовом городе Альхесирасе состоялась международная конференция, в которой участвовали представители 13 государств.
Падение Делькассе настолько
драматически продемонстрировало слабость
Франции, что предпринятая Германией
попытка добиться осуждения Парижа
за его действия в Марокко провалилась,
так как остальные участники
конференции испытывали недоверие
к намерениям Германии в отношении
Франции. Конференция заявила о
независимости и целостности
Марокко, а также "свободе и
полном равенстве" граждан всех стран
в Марокко в "экономическом
отношении". Хотя превращение султайата
во французский протекторат не состоялось,
немецкая делегация была вынуждена
уступить по важнейшим вопросам, признав
привилегированное положение
Первый Марокканский кризис ускорил процесс формирования военных блоков и явился важным этапом на пути к мировой войне. На Альхесирасской конференции Германия осталась в одиночестве. Ее поддержала только Австро-Венгрия, которую в благодарственной телеграмме в Вену Вильгельм II назвал "блистательным секундантом" Германской империи [42]. В то же время другой партнер Германии по Тройственному союзу - Италия поддержала французские притязания, что побудило немецкую прессу писать об ее отходе от союзников. Поскольку в отношениях между Австро-Венгрией и Италией нарастала напряженность и Вена увеличивала свой воинский контингент в Южном Тироле, содержавшееся в телеграмме кайзера обещание оказать монархии Габсбургов поддержку при первой же возможности в Италии восприняли как угрозу. С другой стороны, стремясь восстановить свое положение в Европе, существовавшее до создания Антанты, Германия лишь способствовала дальнейшему сближению между Францией, Англией и Россией и образованию той коалиции, которая вызывала у нее большие опасения [43].
После оккупации французскими войсками в 1907 г. Уджды (в Восточном Марокко) и Касабланки, а затем еще пяти портов на Атлантическом побережье франко-германские отношения вновь обострились. Однако по достигнутому в 1909 г. соглашению Франция обеспечивала германским подданным "экономическое равенство" в коммерческой и промышленной деятельности в Марокко, а Германия признавала "особые политические интересы" Франции в этой стране [44].
В связи со строительством
кайзеровского военно-морского флота
и сооружением Германией
Иран был разделен на три
зоны: российского влияния на севере,
британского - на юге и нейтральную
зону, расположенную между ними.
Россия и Англия приняли обязательство
не добиваться концессией в "чужой"
сфере влияния и не препятствовать
проведению политических и экономических
мероприятий другой стороны в
ее сфере влияния. Если Иран не будет
выполнять обязательств по своей
задолженности в отношении
В своей зоне англичане в 1910 г. получили концессию на разведку нефтяных месторождений и в 1913 г. приступили к добыче нефти, которая использовалась прежде всего для перевода британского военно-морского флота с угля на жидкое топливо, осуществлявшегося первым лордом адмиралтейства У. Черчиллем [46]. Борьба на мировой арене за обладание нефтяными месторождениями становится одним из важнейших факторов империалистической колониальной политики.
Большую тревогу в России вызывало положение на Ближнем Востоке и Балканском полуострове. Угроза достижения Центральными державами доминирующего положения в этом регионе создавала преграду осуществлению вековых устремлений царского самодержавия на Балканах, могла привести к установлению контроля Германии над Черноморскими проливами и ее прорыву к Персии.
Еще во время переговоров
о заключении англо-русского соглашения
1907 г. министр иностранных дел
России А.П. Извольский предпринял попытку
добиться открытия Черноморских проливов
для российских военных судов. С
этой целью он готов был договориться
о том, чтобы военные суда Англии
и других держав обладали правом свободно
проходить через Дарданеллы, но не
в Черное море. Россия, таким образом,
контролировала бы Черное море и располагала
равными с Британией
Однако уже в начале 1908 г. стал очевидным отход Австро-Венгрии от политики "совместных действий" с Россией на Балканах. Дунайская монархия отказалась поддерживать в основном согласованный с Россией проект судебных реформ в Македонии. В мае министр иностранных дел Османской империи и австрийский посол в Стамбуле подписали военную конвенцию и "Особый протокол", превращавший районы Салоники и Косово в сферу монопольной эксплуатации двуединой монархии.
Министр иностранных дел
Австро-Венгрии А. Эренталь выступил
с проектом строительства железной
дороги из Боснии через Новопазарский
санджак до Митровицы, чтобы соединить
ее с железной дорогой Белград-Ниш-Салоники.
Благодаря этому Австро-
В речи 27 января 1908 г. Эренталь
нарисовал грандиозную картину австро-венгерских
железнодорожных планов на Балканах, которые,
с одной стороны, предусматривали соединение
боснийской и македонской железных дорог,
а с другой стороны, создавали в перспективе
возможность установления прямого железнодорожного
сообщения Вена-Будапешт-Сараево-Афины-
Проект Эренталя Извольский назвал "бомбой", брошенной ему под ноги. Так российский министр иностранных дел заявил германскому послу в Петербурге графу Ф. Пурталесу. Замыслу Эренталя, действия которого были направлены на осуществление стратегического прорыва монархии Габсбургов к важнейшему порту на Эгейском море Салоникам, Извольский противопоставил проект Дунайско-Адриатической железной дороги, которая должна была под прямым углом пересечь Санджакскую железную дорогу, предоставляя Сербии прямой выход к морю [52].
В свою очередь в феврале 1908 г. Германия добилась согласия турецкого султана на сооружение следующего участка (длиной 840 км) Багдадской железной дороги. Велись переговоры о германо-турецком политическом, а затем и военном соглашениях, направленных против России, а отчасти и против Англии [53].
Учитывая усиление международной изоляции ("окружения") Берлина, Эренталь неоднократно заявлял, что австро-германский союз нужен Австро-Венгрии не больше, чем Германии. Несомненно являясь сторонником ориентации на Германию, Эренталь добивался максимально возможной самостоятельности Дунайской монархии в составе Тройственного союза. Одной из важнейших целей внешней политики Австро-Венгрии он считал внесение раскола во взаимоотношения между небольшими балканскими странами и особенно - стравливание Болгарии с Сербией, проявляя готовность в будущем передать за это болгарскому князю Фердинанду Кобургскому юго-восточную часть сербской территории [54].
После осуществленного младотурками в июле 1908 г. государственного переворота и объявления ими выборов в парламент Османской империи, включат находившиеся с 1878 г. во "временной оккупации" Австро-Венгрии турецкие провинции Босния и Герцеговина, перспектива потерять эти провинции побудила Вену реализовать давно созревавший план их аннексии. Так Дунайская монархия вызвала второй большой международный кризис XX в., Боснийский кризис 1908-1909 гг. По существу он явился следствием длительного воздействия Восточного вопроса и событий младотурецкой революции, но только германское вмешательство подняло региональный кризис до мирового уровня. В книге "Правда о войне 1914-1918 гг." английский исследователь Б. Диддел-Гарт писал, что ее "первая искра была выбита на Балканах в 1908 г." [55]
В сентябре 1908 г. Извольский был приглашен австрийским послом в России графом Л. Берхтольдом в замок Бухлау в Моравии, где обсудил с Эренталем проблему аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины. На встрече Эренталь, ссылаясь на враждебность Сербии и Черногории к Австро-Венгрии, категорически отверг предложение Извольского о территориальных компенсациях для этих балканских стран посредством раздела между ними Новопазарского санджака и изменения их границ за счет Боснии и Герцеговины. При этом Эренталь заявил о готовности вывести войска двуединой монархии из санджака и вернуть его Турции. Австрийский министр обещал России "дружественное и благожелательное отношение" при постановке Петербургом вопроса о свободном проходе ее военных судов через Черноморские проливы [56]. Таким образом, как отмечал В.М. Хвостов, "Эренталь получил синицу в руки, а продавал он русским - журавля в небе" [57].
После младотурецкой революции вопрос об отстаивании интересов России в Турции обсуждался 21 июля 1908 г. Особым совещанием, что, по мнению Извольского, предполагало готовность к занятию Верхнего Босфора, однако, как констатировало совещание, без объявления войны Османской империи. После одобрения рекомендаций совещания царем начальник Генерального штаба Ф.Ф. Палицын сообщил Извольскому, что штаб командующего войсками Одесского военного округа и штаб начальника военно-морских сил России на Черном море приступили к подготовительным мероприятиям на случай срочной десантной операции с использованием наличных средств. Одновременно было проведено совещание представителей сухопутного и морского генштабов России по осуществлению такой экспедиции в будущем. Однако ни на какие конкретные шаги в этом направлении Россия тогда была явно неспособна [58]. Когда же аннексия Боснии и Герцеговины уже состоялась, Николай II в беседе с личным представителем кайзера Вильгельма II Гинце заявил 29 ноября: "Моей мыслью всегда было: Проливы [...] Все, что я хочу, - это свободный выход и свободный вход" [59].
Извольский, между тем, полагал, что Австро-Венгрия, прежде чем аннексировать Боснию и Герцеговину, представит свой замысел на рассмотрение конгресса великих держав. Однако австрийский министр "обвел его вокруг пальца". "Верность Нибелунгов", проявленная Германией к своему союзнику, обусловливалась не только тесной связью с Веной, являвшейся ее единственной политической опорой в Европе и естественным мостом, связывавшим ее с Османской империей, где германские капиталовложения и политические интересы были столь велики. Совместное противостояние франко-русскому союзу побуждало Германию все больше отходить от политики "обуздания" Дунайской монархии [60].