Правовая мысль пореформенной России. 2-я половина XIX века

Несмотря на то, что фамилия  Игнатьева здесь названа не была, все точки над «и» были поставлены. Сам Игнатьев тоже прибегал к печатному слову, опубликовав статью "Пропущенный юбилей" в Суворинском "Новом времени . Основная мысль этой статьи, посвященной двухсотлетию с года, последнего Земского собора в истории России (1682), заключалась в доказательстве, что эти органы Русского государства ни в коем случае не означали какое-либо ума- ление царской власти. "Ненадобно, однако, думать, — подчеркивалось в ней, — что практика Земских соборов была определена в какие-нибудь точные юридические формы. Прочные юридические определения были не в духе людей Московского государства. Цари нуждались в содействии Русской земли, они пользовались им в форме соборов, но никто не думал закрепить это содействие в какие-либо определенные нормы закона".

Последнюю, решающую точку  над «и» поставил сам Александр III, заявив на совещании 27 мая 1882 г., что "согласия своего на созыв собора он не дает", а "кто из министров не согласен с разработанной программой, тот должен, очевидно, оставить свой пост". Отставка Игнатьева последовала незамедлительно.

Земский либерализм 70-е  - 90-е годы

Образование на местах выбранной всеми сословиями законной корпорации в лице земств объективно создавало предпосылки к созыву всероссийского парламента, то есть к ограничению монархии. Положениями от 1 января 1864 года земства были введены лишь на уровне уездов и губерний, без низшей земской единицы (так называемой всесословной волости) и без общероссийского представительства, что давало основание современникам прозвать их "зданием без фундамента и крыши". Стремление "увенчать" это здание посредством распространения принципов всесословного самоуправления на оставшиеся в неприкосновенности верхние этажи государственного устройства России, передать земствам всю полноту власти на местах и гарантировать тем самым свободы личности, слова, печати, собраний и т.д. лежали в основе земской юриспруденции, возникшей в конце 70-х годов.

У земского либерализма была более широкая социальная база – статистики, врачи, агрономы, ветеринары, педагоги, техники – земская интеллигенция.

В земском либерализме  активную идейно-просветительскую работу вели русские юристы. Уже на первом съезде русских юристов в Москве (1875) звучали требования продолжения реформ. Последовательную агитацию за политические свободы вело Московское юридическое общество и его печатный орган "Юридический вестник". Председателем общества с 1880 по 1892 год (вплоть до его закрытия) постоянно избирался С. А. Муромцев. Редактором же "Юридического вестника" был М.М. Ковалевский. На юридических идеях этих активных участников земского либерализма мы остановимся подробнее.

Сергей Андреевич  Муромцев (1850—1910) родился в Петербурге, в старинной дворянской семье. Учился он на юридическом факультете Московского университета, который окончил в мае 1871 года. Но профессора тогдашнего университета, после того, как подали в отставку Б.Н. Чичерин и его окружение в знак протеста против бюрократического произвола администрации, не произвели и не могли произвести благоприятного впечатления на либерально настроенного студента. На его мировоззрение большое влияние оказали лекции выдающегося историка С М .Соловьева, которые он слушал там же,, на Моховой.

По окончании факультета Муромцев готовится к профессорскому званию и с этой целью уезжает в Германию, где слушает лекции основоположника юриспруденции интересов Рудольфа фон Иеринга. Он знакомится с ним лично и становится приверженцем его теории. После защиты в 1875 году магистерской диссертации "О консерватизме римской юриспруденции" он занимает кафедру римского права на родном факультете, где к тому времени преподавательский состав обновился.

В юриспруденции Муромцев выступил с концепцией права как живого правопорядка, создаваемого правотворческой деятельностью судей и администраторов, практической жизнью и потребностями самого общества часто в противовес и вопреки "мертвой" норме, выраженной в законе. Получался мирный, довольно длительный эволюционный путь империи к "увенчанию" государственного здания, к созданию "живой", фактической конституции снизу, а не сверху.

В основе таких построений лежал социологический позитивизм, который, в отличие от юридического позитивизма, бывшего официальным направлением в тогдашней философии права, не ограничивался познанием догмы права, а стремилея решить проблему возникновения и функционирования права ("динамика" права) во взаимосвязи с другими многообразными социальными факторами, отношениями и т.п.

Задача "научно-объективной  теории" права заключается не в систематизации и классификации, т.е. формально-догматической обработке действующего права, а в открытии социологических законов развития, преемственности и сосуществования (динамики и статики) права как определенной группы социальных явлений.

Догма права, рассуждает Муромцев, "составляет отрасль юридического искусства", а не науку в "объективном" и "строгом смысле". Поэтому  юриспруденция не может ограничиться догмой права, а сама она представляет собой прежде всего социологическое изучение юридического явления, выступая как часть социологии в широком смысле, т.е. как совокупность наук об обществе и человеке, в которую входят общая социология и частные социологические науки (правоведение, этика, психология и т.д.).

Исследуя право эмпирически, как опытный факт во взаимодействии с другими социальными явлениями, Муромцев исходит из господствовавшей среди позитивистов теории множественности  факторов, отрицая определяющую роль экономики по отношению к праву. Сама эта теория — база для создания прикладной дисциплины — политики права, задача которой заключается  в том, чтобы выработать "предложения об исправлении недостатков существующего строя.

Рассмотрение права Муромцев начинает не с нормы и статьи, а с лежащей в их основе простейшей социальной связи — общественного отношения. Господствующие в обществе отношения нуждаются в защите, которая может быть организованной и неорганизованной. Организованная защита — это юридическая форма защиты, осуществляемая при помощи специальных (государственных) органов и заранее установленным способом. Тем самым общественные отношения включают в себя два компонента: фактические отношения и юридические отношения защиты. Вместе они составляют субъективное право, т.е. право в субъективном смысле. Совокупность всех прав, существующих в определенное время в данном обществе, есть правовой порядок, или "право в собирательном смысле .

Для Муромцева право —  это прежде всего порядок общественных отношении, где в основу понятия права положена не юридическая норма, а правоотношение. Норма для него есть лишь "некоторый атрибут порядка" и "один из факторов образования правового порядка".

Фактический правопорядок, в данной теории, и есть реальное право, которому должны соответствовать  юридические нормы. Если норма не соответствует праву как порядку общественных отношений, то она становится "мертвой". Когда же такое соответствие существует, то норма становится "действующей .

Фактический правопорядок —  критерий эффективности законодательства как совокупности юридических норм. Зная "действительные фактические интересы, суд и администрация должны применять только те нормы, которые соответствуют этим интересам. Если норма противоречит праву ("справедливости")! то юристы должны уклоняться от ее применения или (как в римском праве преторы) "искусственно интерпретировать" ее применительно к новому содержанию.

Отсюда, считал Муромцев, не законодателю, а суду и администрации  предназначена роль действительных творцов правовых норм.

Теория Муромцева резко  расходилась с господствовавшими  в пореформенную эпоху воззрениями  на право как совокупность установленных государством норм и предвосхитила основные положения новейшей буржуазной социологии права. Ее политический смысл — трансформация абсолютистской России с полуфеодальными пережитками в буржуазное правовое государство. Воспитанные в либеральном духе чиновники и судьи должны были постепенно превратить в "мертвые" те юридические нормы, которые противоречили "господствующей" в обществе идее справедливости, то есть правосознанию земских либералов.

Широкое понимание права  с позиций социологического позитивизма  в противовес легизму царских юристов демонстрирует другой активный участник земского либерализма — Максим Максимович Ковалевский (1851—1916). Родился он в Харькове, в состоятельной дворянской семье. Научную карьеру начал в родном городе, где в 1872 году блестяще окончил юридический факультет и представил в качестве дипломной работу "О конституционных опытах Австрии и чешской национальной оппозиции". Эта работа стала аргументом для оставления Ковалевского при университете на кафедре государственного права европейских держав. Подготовку к магистерским экзаменам он проходит в высших учебных заведениях Берлина, Парижа, Лондона.

Докторскую диссертацию  Ковалевский защищает в Московском университете в 1880 году, читая там  курсы государственного права европейских  держав и истории иностранных законодательств. Постепенно вокруг Ковалевского сложился кружок юристов. В этом кружке была задумана и написана земская "Записка о внутреннем состоянии России весною 1880 года", представленная Лорис-Меликову. В ней содержались предложения о созыве центрального земского представительства и о предоставлении ему законом гарантий и определенных свобод.

Оппозиционность молодого ученого  обратила на себя внимание властей. За лекциями Ковалевского было установлено жандармское наблюдение, агенты которого представили настолько "крамольный" текст лекций, что горячо любимый студентами профессор был уволен из университета за "отрицательное отношение к русскому государственному строю". Ковалевский вынужден был уехать в 1887 году за границу, превратившись надолго в "полуэмигранта", изредка наезжавшего в Россию. И только после революции 1905—1907 годов он вновь возвращается на Родину и работает профессором Петербургского университета, вплоть до самой смерти.

Научные работы Ковалевского охватывают историко-правовую и этнографическую тематику. Сюда относятся: "Очерки истории распадения общинного землевладения в кантоне Владт" (1876); "Общинное землевладение, причины, ход и последствия его разложения" (1879); "Общественный строй Англии в конце средних веков" (1880); "Очерк происхождения и развития семьи и собственности" (1890)- "Происхождение современной демократии' в 4 томах (1895—1899).

На формирование взглядов Ковалевского повлияли наследие просветителей, "Курс положительной философии О. Конта, труды его современников — видных социологов и юристов Дюркгейма, Дюги и др., общение с Марксом и Энгельсом. Для Ковалевского характерны стойкое стремление рассматривать политико-правовые явления в тесной связи с социальными факторами, а также исторический подход к государству и праву.

Беря за основу контовское понимание социологии как науки, примиряющей принципы порядка и прогресса, и ее деление на статику и динамику, Ковалевский конкретизирует эти положения, заменяя понятие "порядок понятием организация", а "прогресс" — понятием "эволюция". Суть этой замены в том, что "порядок", в понимании русского ученого, присущ лишь правильно и гармонично организованному обществу, основанному на началах "солидарности", образующему "замиренную среду".

Основным понятием социологического подхода к государству и праву, опираясь на принципы эволюционного  развития, Ковалевский провозглашает  солидарность". Противоречие как  факт действительности не отрицается, но оно оценивается как препятствие поступательному движению вперед. На место борьбы противоположностей как источника развития он вводит понятие замиренная среда". Она возникает на ранних ступенях развития, в родовом обществе, где отсутствуют элементы борьбы, вместо них — сознание общности интересов и взаимной зависимости. "Замиренная среда" обеспечивает развитие гражданского оборота, а затем играет решающую роль в возникновении государства.

С позиции идеи солидарности не только осуждалась классовая борьба (в этом суть идеи), но и выдвигалась программа социально-политических преобразований, смягчающих социальные конфликты.

Важным средством обеспечения  солидарности и, следовательно, "замиренной среды" Ковалевский считал право. Именно в праве в первую очередь закрепляются, по его мнению, успехи прогресса в смысле "согласия интересов" общества и личности, различных классов и социальных групп.

Право первично по отношению  к государству. Называя, как и  другие позитивисты, теорию естественного  права метафизической, Ковалевский  вместе с тем считает верным в научном и политическом отношениях вывод представителей этой школы о том, что право возникает раньше государства. Вывод лишь, по его мнению, нуждается в углублении и уточнении с двух точек зрения: во-первых, априорные суждения о "догосударственном праве" и "естественном состоянии" должны быть заменены конкретно-историческим изучением реального процесса становления права (отсюда — ряд ценных размышлений Ковалевского о первобытном обществе и его чертах), во-вторых, надуманную категорию "изолированного индивида", "робинзона" следует заменить реальными понятиями "социальной группы", "союза", "общества".

Одновременно ученый подверг  острой критике юридический позитивизм, считая его наиболее уязвимым звеном невозможность обосновать с позиций этого течения "связанность" государства правом. Критикуя юридический позитивизм на российской почве, Ковалевский одновременно поддерживает ряд идей "школы свободного права", которая оправдывала решения судей, противоречащие закону. Он указывает на общественные отношения, не предусмотренные в русском праве, но требующие судебной защиты, на возможность использования судом "нравственных критериев" при решении ряда дел. "В каждый данный момент, — пишет ученый, — нравственность опережает право и, следовательно, находится с ним в частичном столкновении. Я считаю это явление нормальным и не могу представить себе эволюцию общества без постепенной выработки новых правил, регулирующих новые общественные отношения". Ковалевский как исключение допускал возможность судебных приговоров, вступающих в коллизию с существующим юридическим строем, а наличие таких коллизий отмечал как очевидный симптом нужности реформирования системы права. Применительно к России того времени это звучало как требование очередного витка правовой реформы, как защита тех противоречащих самодержавным законам решений суда (порой более подверженного либеральным влияниям, чем государственный аппарат), которые соответствуют духу времени.