История мафии

   Молодой  человек спокойно прошел по  улице и остановился напротив  ювелирного магазина Контино, расположенного  на углу виа Либерта. Не обращая  внимания на прохожих, он поднял  то, что было у него в руке, целясь в бронированную витрину, защищавшую драгоценности от злоумышленников-грабителей. Раздались какие-то металлические звуки. Затем — серия коротких автоматных очередей, сопровождавшихся вспышками; по бронированному стеклу разбежались трещины. Кажется, молодой человек безо всякого стеснения собирался разрядить в витрину весь заряд своего автомата.

   Выпустив  обойму, он остановился, проверил  свою работу и вновь принялся  за дело. Когда он начал стрельбу  по второму кругу, то заметил, что к нему бегут два полицейских, сжимавших в руках табельное оружие. Молодой человек нацелил на них дуло автомата и открыл огонь. После короткой перестрелки, в которой никого не зацепило, так что можно было подумать, что обе стороны состязались друг с другом в плохой стрельбе, молодой человек решил, что ему пора на покой, и исчез гораздо быстрее, чем появился.

   Палермо  никогда не был городом безумцев, местная пресса на другой день  пестрела недоуменными вопросами. Среди прочего журналисты вопрошали, что могло толкнуть молодого  человека на такие странные действия: сначала разряжать автомат, стреляя в бронированную витрину ювелирного магазина, а затем — как бы в полицейских? Явно не жажда наживы, поскольку, хотя витрина и была сильно повреждена, таинственный стрелок не проявил никакого интереса к ее содержимому Тогда что же?

   Гильзы, собранные полицией на месте  стрельбы, помогли ответить на  кое-какие вопросы, правда, несколько  позже. На них стоял тот же  номер, как и на тех, что были  обнаружены возле тела Стефано  Бонтате — 711–74. Стреляли, ясное дело, из «Калашникова».

   Расстреливая  витрину, таинственный стрелок явно  не преследовал никакой иной  цели, кроме проверки возможностей  своего оружия в случае его  применения против бронированного  стекла толщиной в несколько  сантиметров. Но был ли он удовлетворен? Время ответило и на этот вопрос.

   Роковое  свидание

   Скорее  всего, Сальваторе Инцерилло не  знал о стрельбе возле ювелирного  магазина Контино, когда несколько  часов спустя вышел из дома  утром 11 мая 1981 года. Ежедневнаягазета  выходит обычно во второй половине дня, а новость явно была не из тех, о каких непрерывно сообщают по радио. Но если даже предположить, что Сальваторе Инцерилло об этом событии знал, оно явно никак не изменило его планов: в то утро у него было назначено любовное свидание с дамой его сердца, имя которой мы называть не станем, а вот адрес сообщим: виа Брунеллески, 50.

   Если  бы он почувствовал опасность, он не вылезал бы из своего  бронированного автомобиля, белой  «альфетты-2000», зарегистрированной  в Палермо. Но Сальваторе Инцерилло был совершенно убежден, что на тот период у него было гораздо больше шансов жить, чем умереть. Конечно, он нисколько не сомневался, что его противники корлеонцы желали бы покончить с ним не менее быстро и жестоко, чем это было сделано с его товарищем Стефано Бонтате. Но ему казалось, что, в отличие от Бонтате, он располагает неким «видом на жизнь».

   Представитель  корлеонцев в Капитуле Сальваторе  Риина доверил ему в тот  период, когда отношения между  ними еще не испортились, 50 килограммов  героина, предназначавшегося для продажи в Америке. Сальваторе Инцерилло был близким родственником «семьи» Гамбино, самой могущественной в нью-йоркской «Коза ностре», то есть ему было более сподручно переправить этот товар на американский рынок.

   50килограммов героина стоили около 4 миллионов американских долларов. И поскольку Сальваторе Инцерилло еще не вернул деньги Сальваторе Риине, он считал, что жизнь его вне опасности. Он полагал, что никто никогда не захочет потерять 4 миллиона долларов в обмен на одну человеческую жизнь. Но он ошибался. Ненависть, которую испытывали к нему корлеонцы, была беспредельна. Враги Сальваторе Инцерилло были готовы на все, лишь бы избавиться от него; они готовы были даже потерять выручку от двухмесячной бесперебойной работы одной из своих лабораторий.

   Именно  ради Сальваторе Инцерилло испытывался  «Калашников» в стрельбе по  бронированному стеклу витрины  ювелирного магазина Контино.

   Палермская  полиция обнаружила еще не  остывшее тело Сальваторе Инцерилло 11 мая 1981 года около 12.30. Глава «семьи» Пассо ди Ригано лежал на спине возле своего бронированного автомобиля, дверцу которого он так и не успел открыть, во внутреннем дворе дома номер 50 по улице Брунеллески, дома, где прошло последнее в его жизни любовное свидание.

   Между телом и автомобилем валялись брелок и куртка, в которой был револьвер системы «смит-вессон» с шестью патронами в магазине. В одном из карманов убитого было обнаружено еще шесть патронов.

   Вокруг  тела были разбросаны три гильзы  от охотничьего ружья, две — от дробовика с рассыпавшимися по земле дробинками, три гильзы и две пули от автоматического оружия.

   Недалеко  от места преступления, в угнанном  «рено-пикапе», в котором укрывались  убийцы, полиция нашла во всяком  хламе около дюжины гильз калибра 7,62 с номером 711–74, — бесспорное доказательство того, что здесь сидели палермские почитатели «Калашникова».

   Ловушка

   Джироламо  Терези здорово повезло. Бывший  заместитель Стефано Бонтате  должен был встретиться с Сальваторе  Инцерилло сразу после его  любовного свидания. ДжироламоТерези находился в нескольких десятках метров от дома номер 50 на виа Брунеллески, когда услышал хлопки первых выстрелов. Он сразу понял не только то, что его встреча отменяется, и скорее всего навсегда, но также и то, что, если он хочет остаться в живых, ему нужно немедленно бежать отсюда и на какое-то время затаиться.

   Джироламо  Терези выждал около двух недель, сведя до минимума на это  время свои передвижения по  городу. Он разъезжал в бронированном  автомобиле с оружием и встречался только с теми членами «семьи», к которым испытывал полное доверие. Но он знал, что рано или поздно ему придется встретиться с новыми шефами, Джованни Баттистой Пуллара и Пьетро Ло Джакомо, хоть и догадывался о том, что они замешаны в гибели его любимого шефа Стефано Бонтате.

   26мая  утром Джироламо Терези торжественно  попрощался с женой и детьми, покидая свое семейное убежище:

   — У меня встреча с друзьями, — сказал он жене в присутствии свидетеля, который клялся потом, что Терези добавил совсем тихо: — Все будет хорошо. Если я не вернусь, позаботься о детях.

   Джироламо  Терези покинул дом в Палермо  и прямехонько направился в  свой загородный дом, расположенный  в зарослях цитрусовых в местности, название которой звучит как  гимн предательству: Фалькомьеле — Фальшивый Мед. Там он встретился с пятью другими «людьми чести» «семьи» Санта Мария ди Джезу; это была последняя горстка преданных Стефано Бонтате людей.

   — Наши новые шефы, Джованни Баттиста Пуллара и Пьетро Ло Джакомо, желают нас видеть. Они позвали нас всех шестерых, — сказал Джироламо Терези, — для того чтобы разобраться с различными делами «семьи». Необходимо перераспределить обязанности и вновь заняться нашими обычными делами.

   Понятно, что эта речь не вызвала  оживления среди присутствующих.

   — Это ловушка, — сказал Сальваторе Конторно, Лесной Кориолан, который хорошо знал, что «люди чести» умеют вести двойную игру. — Они хотят нас убить.

   Эмануэле  Д’Агостино, один из заслуженных  убийц «семьи», придерживался того  же мнения.

   — Нам не следует идти на эту встречу, — сказал он.

   — У меня есть гарантии, — возразил Терези. — Встреча должна состояться не незнамо где. Она будет проходить в месте, которое выберет Нино Сорчи[8],ведь он был близким другом Стефано Бонтате.

   Аргумент  этот не вызвал никакой реакции у Сальваторе Конторно и Эмануэле Д’Агостино. Никто и ничто не смогло бы переубедить их, даже настоящий папа, который заседает в Ватикане.

   Конторно  и Д’Агостино попрощались с  Джироламо Терези и теми тремя  «людьми чести», которые решили к нему присоединиться. Это были Джузеппе Ди Франко, бывший телохранитель Стефано Бонтате и братья Анджело и Сальваторе Федерико, два мелких промышленника, которые руководили заводом по производству пластмассовых покрытий; завод этот работал в тесном союзе с различными обществами, принадлежавшими «семье» Бонтате. Конторно и Д’Агостино проводили своих товарищей до шоссе. Они видели их в последний раз.

   В  тот же вечер близкие этих  четырех «людей чести», не дождавшись  их возвращения, без дополнительных  объяснений поняли, какая участь их постигла, и облачились в траур. Заплаканные вдовы затаились в осиротевших жилищах, окруженные участливыми родственниками.

   От  этих четырех остались только  их автомобили, которые нашли  потом на стоянках в разных  концах города. Тела обнаружить не удалось. Говорят, их убили сразу, всех четверых, едва они подъехали к месту встречи, которое указали им новые шефы «семьи» Санта Мария ди Джезу. Осталось неизвестным, из какого оружия их убили. В подобных обстоятельствах палачи из «Коза ностры» не любили прибегать к огнестрельному оружию; они предпочитали успокаивать своих «подопечных», прежде чем, например, отравить во время обеда или за выпивкой. Но если требовалось какое-то дознание, они лишали свои жертвы возможности двигаться, чтобы удобнее было мучить, а затем вешали их.

   Может  быть, все четыре трупа были  растворены в какой-нибудь кислоте, а возможно, их утопили в море  где-то в окрестностях Палермо.

   Террорист

   Эмануэле  Д’Агостино был стреляный воробей, и прошлое у него было скорее темным. Он входил в ту команду, которая 18 декабря 1969 года отправила на тот свет сразу шесть человек, среди которых был страшный убийца Микеле Каватайо, причем сделали они это так, что полиция даже не подозревала, чья это работа. Зато «люди чести» в Палермо отлично знали об этом «подвиге» Эмануэле Д’Агостино, который до последнего времени пользовался у них заслуженным уважением. Но авторитет в Палермо так же недолговечен, как и человеческая жизнь.

   Когда  Эмануэле Д’Агостино узнал об  исчезновении Джироламо Терези и трех его подопечных, как опытный человек он понял, что ничье уважение ему больше не поможет. Раз уж у Эмануэле Д’Агостино и Сальваторе Конторно хватило ума не угодить в ловушку, приготовленную для них боссами, им следовало немедленно исчезнуть, если они хотели остаться в живых. Поскольку, в этом можно не сомневаться, оба они тоже были приговорены к смерти.

   Оставалось  лишь выяснить, есть ли у них  еще в городе друзья. Спастись  они могли лишь в том случае, если приговор был составлен  только корлеонцами и их союзниками, в обход шефов других «семей». Эмануэле Д’Агостино быстро навел необходимые справки.

   — Я собираюсь ехать в Соединенные Штаты, — заявил он Сальваторе Конторно. — Мой друг Розарио Риккобоно сделает мне документы, чтобы я смог выбраться отсюда. А пока я буду скрываться у него.

   Эмануэле  Д’Агостино был слишком самонадеян  или наивен, положившись на человека, которого его коллеги в Капитуле  прозвали Террористом за пугающую  склонность убивать себе подобных. Д’Агостино, очевидно, говорил себе, что если на кого и можно положиться, так это на шефа «семьи» Партанна, которого знал с давних пор. И, кажется, ондумал так напрасно.

   Новости  с мест

   Далеко, очень далеко от Палермо, на  ферме в предместьях Сан-Паулу, Томмазо Бускетта внимательно следил за развитием событий на Сицилии. Для этого ему не надо было ежедневно читать итальянские газеты, которые приходили сюда иногда с недельным опозданием. Ему было достаточно сделать несколько звонков, чтобы в основном быть в курсе дела. Что же касается деталей, то о них можно было осведомиться у одного эмигранта, палермца, принадлежавшего к старинному роду, Антонио Саламоне, архитектора, давно прижившегося в Бразилии и недавно получившего бразильское гражданство. С 1971 года Антонио Саламоне был секретарем Капитула, являясь одновременно главой сицилийской «семьи» Сан Джузеппе ди Джато. А это означает, что все, что происходило в тысячах километров от Бразилии, было ему известно.

   Антонио  Саламоне и Томмазо Бускетта  давно и часто виделись. Как  поется в песне, они познакомились в Палермо в 1950 году, вновь встретились в Нью-Йорке, затем на десятьлет потеряли друг друга из виду и «воссоединились» уже в палермской тюрьме Уччардоне; а потом вновь оба оказались в Палермо. В Бразилии первое время они почти не встречались. Но сообщение о смерти Стефано Бонтате, а затем — Сальваторе Инцерилло, друзьями которых они себя считали, вновь сблизили их. К тому же им обоим были известны страшные тайны «почивших в Бозе» «крестных отцов».

   Саламоне  и Бускетте, к примеру, было известно, что одно время их друзья вынашивали идею убить во время собрания Капитула представителя корлеонцев Сальваторе Риину. И теперь они с беспокойством следили за развитием событий на острове.

   У  Антонио Саламоне был еще один  веский повод для беспокойства. Как секретарь Капитула он должен был получить предуведомление об участи, которая ожидает Инцерилло и Бонтате. Но если он все же и не придал особого значения такому нарушению правил, то его немало удивило, что после убийства Бонтате и Инцерилло он не получил, как этополагалось, вызова в Чакулли. Вот почему, выбравшись из своего бразильского логова, Антонио Саламоне сам направился в Палермо с твердым намерением получить аудиенцию у Папы.

   Вернувшись  в Рио, Антонио Саламоне поспешил  рассказать о своих впечатлениях Томмазо Бускетте, который, бросив все дела, примчался к нему. Новости из Палермо были невеселые.

   — Микеле Греко все известно, — сказал ему Саламоне. — Он знает, что Бонтате и Инцерилло хотели убрать Сальваторе Риину.

   Похоже, Папа был уверен в том, что Бонтате ничего не рассказывал Саламоне об этом деле, иначе он ни за что не дал бы ему уйти живым.

   — Как же он узнал?

   Вместо  ответа Антонио Саламоне произнес  лишь одно имя:

   — Эмануэле Д’Агостино.