Инквизиция во Франции

преступление  и   грех,   взывающий  к   небу  и  угрожающий   существованию

гражданского общества,  кто отвергает принцип  догматической  терпимости, то

есть безразличное отношение и  к истине и  к ошибке, тот обязательно  должен

признать духовное и физическое наказание еретиков, тот должен  согласиться с

инквизицией".

     Согласно  автору,  изгнание иудеев  из  Испании  в  конце  XV  в.  было

неизбежным следствием антииудейских настроений, которые  якобы преобладали в

испанском обществе в XV в. Королевский эдикт от 1492 г. предписывал изгнание

из страны иудеев, не принявших католической веры.

     "Решение  католических королей,- утверждает  испанский "эрудит",- не было

ни  плохим,  ни  хорошим,  оно  было  единственно  возможным  и  исторически

неизбежным в  тех условиях". Но даже если принять точку зрения автора о том,

что  антииудейские  настроения  охватывали  в  XV  в.  все  слои  испанского

общества, хотя это,  как  мы увидим,  не  соответствовало  действительности,

остается  вопрос  об  ограблении  марранов  и  других  многочисленных  жертв

инквизицией и короной, который Менендес-и-Пелайо обходит молчанием.

     Автор  считает "отвратительной  эту расовую  борьбу  - главную  причину

упадка Испании", что не  мешает ему повторять  басни о ритуальных убийствах,

которые якобы практиковали обращенные. Однако даже он вынужден признать, что

изгнание   иудеев   и  преследование   инквизицией   "новых   христиан"   не

способствовало укреплению религиозного единства, а,  наоборот, замедлило его

осуществление.

     Для Менендеса-и-Пелайо  нетерпимость - "обязательный закон  человеческого

разумения в здоровом состоянии".

     Он,  однако,  признает, что  нетерпимость  в  лице  испанской инквизиции

действовала в интересах феодально-абсолютистской монархии: "Разве существует

такая религиозная система,  которая своей  организацией и  деятельностью  не

связана  с политическими и социальными  областями?  Никогда не  нападают  на

религиозное  здание без  того,  чтобы  не  дрожало и не рушилось  социальное

здание".

     В то же  самое время Менендес-и-Пелайо  полемизирует  с теми, кто считает

испанскую  инквизицию   инструментом  королевского  абсолютизма:  "Она  была

церковной по своей  сути, и ее  судьи никогда не именовались королевскими, а

всегда апостолическими инквизиторами. Кто станет сомневаться,  что испанская

инквизиция была  тем  же  самым,  что  и  римская  инквизиция, как по делам,

которые  она  рассматривала,  так   и  по  своим  методам?"  Методы-то  были

одинаковы,  но  цели  у  них  были  разные. Если  испанская  инквизиция была

инструментом  на  службе  испанского  абсолютизма,  то папская  инквизиция в

первую очередь служила интересам католической контрреформации.

     И  совсем  необоснованной и нелепой является  попытка Менендеса-и-Пелайо

доказать, что инквизиция была  своеобразной  формой  проявления демократии в

Испании XV - XVIII  вв. Автор  утверждает: "Те, кто осуждает  инквизицию как

орудие  тирании,  должны будут  сегодня  признать,  что  она  была  народной

тиранией,   тиранией   расы   и   крови,   гордым   народным   голосованием,

демократической справедливостью, которая уравняла  все головы - от короля до

плебея и от епископа до магната".

     Исторические  факты  опровергают  это  утверждение.  Инквизиция  силой,

террором была  навязана  испанскому  народу церковью  и королевской властью.

Народ избавился от этой формы "демократии" при первой же предоставленной ему

историей  возможности.  И  если  все народные движения в  Испании отличались

резкими  антицерковными выступлениями, то  одна из  причин  тому -  столетия

господства инквизиции.

     Для  современных  апологетов  испанской  инквизиции  весьма  характерны

взгляды  уже  знакомого   читателю   профессора  теологии   Николаса  Лопеса

Мартинеса.  Он  с  пеной у  рта  отстаивает  право церкви  и светской власти

преследовать  и наказывать еретиков, мотивируя это  тем, что ересь "нарушает

социальный  порядок". Это  - откровенное  признание в  том,  что  инквизиция

служила интересам господствующих эксплуататорских классов.

     Возникает  естественный  вопрос:  если инквизиция,  как  утверждают  ее

апологеты,   была   божественным   институтом   и   поддерживала   идеальный

христианский социальный порядок, воплощенный в испанской монархии, то почему

все-таки  этот   порядок  рухнул,   а  вместе  с  ним   и   этот  инструмент

"божественного провидения"? Потому, отвечает Лопес Мартинес,  что инквизиция

действовала  недостаточно  решительно  (!) и  поэтому  не  смогла  полностью

расправиться   с   "еретическими,  по   сути   революционными   движениями",

раздиравшими Испанию после 1492 г.

     Другой  католический   историк,  Висенте  Паласио  Атард,  призывает  к

"объективности" в  изучении  инквизиции. "Чтобы понять  инквизицию,-  вещает

он,-  необходимо   отказаться  от  полемического  задора.  Это  нам  поможет

уразуметь, что инквизиция сама по себе вовсе ни хороша, ни плоха, что она не

есть институт божественного права, а создана людьми и поэтому несовершенна".

     Паласио Атард  призывает справедливо, объективно  трактовать инквизицию,

учитывая все смягчающие ее  вину обстоятельства: эпоху и  людские  слабости,

извечное  несовершенство человеческих институтов, якобы  не  в  меру  пылкий

темперамент испанцев и тому подобное. Он  помнит обо всем, только забывает о

жертвах инквизиции, о  ее преступлениях. И это  естественно, ведь его цель -

выгородить и оправдать палачей "священного" трибунала...

     Хотя  колониальная  инквизиция  давно уже ушла  в  небытие  в Латинской

Америке, но ее  практику  в  области  преследования  прогрессивных деятелей,

борцов за свободу и национальную независимость, ее методы  -  террор, пытки,

истязания  не  только  унаследовали,  но  и  превзошли  реакционные  режимы,

вдохновляемые в наше время американскими империалистами.

     Неудивительно  поэтому, что и сегодня находятся  защитники  колониальной

инквизиции, оправдывающие ее преступления.

     Мексиканский  реакционный  историк   Альфонсо  Хунко   в  своей   книге

"Следствие  по  делу  об инквизиции"  силится  убедить  своих  читателей,  что

колониальная инквизиция действовала,  исходя из благородных  побуждений, что

пытки она применяла "гуманно", что относилась с "уважением" к своим жертвам,

отражала "демократические" интересы, означала  шаг вперед  в  юриспруденции,

защищала культуру  и  так  далее  Разумеется,  что Хунко  не  утруждает себя

привести  какие-либо  доказательства  в подтверждение  своих утверждений, да

таких доказательств у него и нет. Хунко заявляет, что  восхваляет инквизицию

в  интересах исторической правды.  В действительности он это делает с  целью

оправдать современный террор и преследование прогрессивных деятелей, которые

реакция  осуществляет  тоже  из  "благородных побуждений", якобы  исходя  из

интересов демократии и "христианской цивилизации".

     С таким же  беспардонным  цинизмом  оправдывает  колониальную инквизицию

иезуит  Мариано  Куэвас в  своей пятитомной  истории  католической  церкви в

Мексике. Он заявляет,  что  инквизиция  была ниспослана в  испанские колонии

"божьим провидением" и являлась "священным обновляющим" институтом.

     Иезуит  Куэвас  пишет: "Конечно,  достоин сожаления  тот  факт,  что над

Новой   Испанией  (Название   Мексики  в   период   испанского  владычества)

простиралась   угрожающая  и  беспощадная   десница  инквизиции,   сжимающая

обнаженную  шпагу, направленную своим острием  против народа.  Но  так как в

народе  из-за  общей испорченности  человеческого рода  имеются  вредоносные

члены,  действующие во  имя  любви и  благородных  идеалов не  иначе как под

страхом огня и меча, то применение огня и меча необходимо, весьма желательно

в интересах сохранения  общества. Поэтому выступают в роли  глупцов те,  кто

нападают на  трибунал (инквизиции.- И.  Г.), справедливым действиям которого

мы  в  значительной  степени  обязаны лучшими  годами нашей  общественной  и

религиозной жизни".

     Однако  среди  современных апологетов инквизиции  есть и такие,  которые

считают безудержное восхваление ее деятельности и стремление во что бы то ни

стало  оправдать  все  ее  преступления  вредными и опасными  для  интересов

церкви. Они выступают, по крайней  мере  на словах, за научную,  объективную

трактовку истории  инквизиции,  исходя из  того,  что  самая  горькая правда

выгоднее  церкви, чем ложь,  тем  более,  что подлинная правда об инквизиции

теперь уже всем известна.

     Родоначальником   этой  "объективной"   клерикальной   школы   является

французский аббат Е. Вакандар,  опубликовавший в  1906 г. свою "критическую"

историю инквизиции, переиздававшуюся с тех  пор много  раз на разных языках.

Порицая  церковных  авторов,   оправдывавших  преступные  методы  инквизиции

ссылками  на деятельность светских судов,  Вакандар писал:  "Если инквизиция

Кальвина и французских революционеров заслуживает осуждения человечества, то

из этого  вовсе не следует,  что инквизиция  католической церкви  может быть

оправдана...  Мы  должны  изучать и судить этот институт объективно, с точки

зрения  морали,  справедливости и религии, вместо того чтобы сравнивать  его

эксцессы с предосудительными действиями других трибуналов".

     Развивая  эту  идею,  аббат  Вакандар предупреждал  не  в  меру  ретивых

защитников  "священного"  трибуна:  "Католический апологет действует вопреки

своему  долгу, если он пишет только для ублажения верующего. Исходя из того,

что  история инквизиции неизбежно вскроет дела,  о существовании которых  мы

даже никогда не подозревали, наши предрассудки не должны служить помехой для

честного  отношения  к фактам. Единственно чего мы  должны страшиться  - это

упрека в том, что мы боимся правды".

     Вакандар  обязался  писать  правду,  правду и  только  правду.  Как же он

выполнил это обязательство?  Он добросовестно переписал  из трудов Г.  Ч. Ли

неоспоримые сейчас факты о террористической деятельности инквизиции. Он даже

признал,  что папы  римские,  соборы и инквизиторы,  хотя  и не  участвовали

непосредственно  в  вынесении смертных  приговоров, тем не менее были кровно

заинтересованы  в  казни еретиков, переданных на расправу светским  властям.

"Доказано вне всякого сомнения фактами и  документами,- пишет Вакандар,- что

церковь  в  лице  своих  пап  использовала  все  средства,  имевшиеся  в  ее

распоряжении,  включая  отлучение,  чтобы  заставить светские власти казнить

еретиков.  Отлучения  особенно   боялись,  так  как,  согласно  каноническим

законам,  отлученный, если оно с него не снималось в течение  года, мог быть

осужден на  смерть. Поэтому  у тогдашних правителей не было другого средства

избежать этого наказания, как беспрекословно выполнять приговоры церкви".

     Не  отрицая  ответственности папства  и  церкви  за  деяния  инквизиции,

Вакандар пытается обелить  их. Церковь, заявляет французский аббат, передает

людям  полученные  ею путем  откровения истины, необходимые для их спасения.

"Если для защиты  этих истин она использует  в одном веке средства, осуждаемые

последующим веком, то это всего лишь доказывает то,  что она следует обычаям

и  идеям, господствующим в окружающем ее мире. Но  церковь строго  следит за

тем,  чтобы  люди  не сочли  ее действия  непогрешимыми  и вечными правилами

абсолютной справедливости.  Она с готовностью признает, что иногда  может  и

ошибаться  в  выборе  практических  средств. Система защиты  и  обеспечения,

использованная  ею в средние  века, оказалась по  крайней  мере в  некоторой

степени   успешной.  Мы   не  можем  утверждать,  что  она  была   абсолютно

несправедливой и абсолютно аморальной".

     В  свое время  Жозеф  де Местр утверждал, что  ему ничего не  известно о

преступлениях инквизиции. В наш век аббат Вакандар заявляет, что знает о них

все.  Значит,  он осуждает  инквизицию? Нет, он ее  оправдывает.  Инквизиция

совершала гнусные преступления?  - вопрошает "объективный" Вакандар. Да,  но

не  следует  их  преувеличивать,  к  тому же  церковь  вовсе не считает себя

непогрешимой.

     Но ведь инквизиция  посылала  на костер  именно  тех, кто  сомневался  в

непогрешимости церкви? И на этот "каверзный" вопрос у аббата припасен хитрый

ответ. Он  не только не  отрицает  вышеуказанный  факт, но с удовлетворением

отмечает, что церковь действительно и  весьма успешно расправлялась с такого

рода  "скептиками".  Однако, спешит  оговориться Вакандар, подобные расправы

вовсе не являлись "системой подавления", а  были "системой защиты" церкви от

угрожавших  ей  еретиков,  а  такую  "систему  защиты" никак  нельзя назвать

"абсолютно  несправедливой  и  абсолютно  аморальной".  Итак,  по  Вакандару

получается, что в кровавых деяниях инквизиции  повинны  еретики, ибо не будь