Инквизиция во Франции

экс-инквизитор  не отдавал себе отчета, в какое смешное  положение сам  себя

ставил  подобного  рода  аргументацией.  Ведь  согласно  церковному  учению,

"отлучение",   "анафема"  -  наказание  во  сто  крат  страшнее,  ужаснее  и

мучительнее, чем пытка и любой вид физической казни. Если верить богословам,

то отлучение,  анафема лишают душу  верующего вечного спасения, осуждают его

на вечное  горение в геенне  огненной, в то время как  муки земные и  смерть

всего лишь незначительный эпизод, мгновение в жизни человека.

     Неверно  и  утверждение  кардинала  Оттавиани, что  церковь лишена была

возможности в этих делах влиять на гражданскую власть: ведь сожжение еретика

совершалось   гражданскими  властями   на  основе  церковного  отлучения,  с

согласия, одобрения и по требованию церкви, которая  до сих пор не сняла, не

отменила  ни  одного  отлучения из  вынесенных  трибуналами  инквизиции,  за

исключением   приговора  Жанне  д'Арк.   Следовательно,   если  исходить  из

католического  вероучения, души  сотен  тысяч  жертв "священного"  трибунала

продолжают гореть в огне преисподней...

     Утверждая, что  церковь никогда не пользовалась  "правом меча", кардинал

Оттавиани грешит  и  против  принятого в  1917 г.  папским престолом Кодекса

канонического права,  на страже которого он, возглавлявший тогда конгрегацию

священной канцелярии, стоял со всей инквизиторской строгостью. Заменен новым

в  1984  г.  Напомним  нашему  читателю,  что  2214-й  параграф Кодекса  был

сформулирован так:

     "Церковь  имеет  врожденное и  собственное  право (nati-vum et proprium

ius),  независимое  от  какой-либо  человеческой  власти,  наказывать  своих

преступных подданных как карами духовными,  так и карами мирскими". Чтобы ни

у  кого не  осталось  сомнения,  что, собственно говоря,  означают  "мирские

кары", в богословском комментарии к указанному параграфу сказано следующее:

     "Учитывая  характер  совершенного общества, коим  является церковь, она

может накладывать любые кары для достижения своих целей и защиты социального

порядка (!). Поэтому у нас нет оснований не признать,  что церковь  могла бы

также наложить кару смертной казни, если в каком-либо  случае она найдет это

необходимым.   Тот   факт,   что  церковь   фактически  лишена   возможности

осуществлять  некоторые мирские наказания по причине отсутствия  карательных

средств, вовсе не значит, что она не имеет права приговаривать к ним".

     Согласно  старому  Кодексу,  коммунисты  автоматически   (ipso   facto)

отлучались от католической церкви. В комментарии к параграфу 2314 Кодекса, в

котором говорилось, что все виновные  в отступничестве от христианской веры,

ереси  и раскольнической деятельности  автоматически  отлучаются от  церкви,

отмечалось:  "Это  преступление  совершают  все  те, кто публично исповедует

материалистическую антихристианскую доктрину коммунистов и в особенности те,

кто ее  защищает  и проповедует".  Хотя  после второго  Ватиканского  собора

церковь  отказалась  от политики  отлучений,  она  до  сих" пор не  отменила

указанных выше статей Кодекса канонического права.

     Некоторые защитники  инквизиции  ссылаются на то,  что идея нетерпимости

вовсе не является особенностью христианской  веры, что она была  свойственна

восточным деспотиям, греческому и римскому обществу. Так, например, пытается

оправдать инквизицию американский клерикальный историк Уильям Томас Уолш.

     Другие  утверждают,  что   необходима  определенная   скидка   за  счет

жестокости нравов, якобы характерной для средних веков.

     Наряду со "стыдливыми" адвокатами инквизиции еще бытуют  и  откровенные

ее апологеты.

     Воинствующие   мракобесы,   главным   образом  из  числа   клерикальных

сторонников  покойного  диктатора  Франко,  этого   стойкого   последователя

"благородных   традиций"   церковного  трибунала,  не   только   оправдывают

преступления  средневековой   инквизиции,   но   и   ратуют   за  применение

инквизиционных  методов  в  наше  время.  Один  из   таких  неоинквизиторов,

испанский  монах-августинец  Мигель  де ла  Пинта, в книге, превозносящей  в

середине XX столетия кровавые деяния инквизиции, вопрошает:  "Разрешите  мне

сформулировать  следующий  вопрос:  когда общество наводнено  проповедниками

атеизма, то  есть  ниспровергателями Божества,  когда  в наших современных и

прекрасных  городах  силы  Зла  источают  развращающие  флюиды  сатанической

гордыни, покрывая  презрением все моральные и этические постулаты, когда эти

города  полны  "юберменшей",  то  разве  не будет  неотвратимой потребностью

человечества создать трибуналы,  в  задачу  которых входило бы  осуществлять

полицейские репрессии, применяя энергичные и действенные методы, и не все ли

равно,  будут  ли  эти трибуналы именоваться полицейскими департаментами или

генеральной инквизицией? Вот и все!".

     Сколько патологической  ненависти в этих  словах испанского  августинца!

Но кого может убедить такого рода аргументация? Неспроста профессор теологии

бургосской  семинарии Николас  Лопес Мартинес  жалуется:  "До сих  пор никто

убедительно  не  доказал  необходимость  и  потребность  в инквизиции". Это,

однако, не мешает и ему  в свою  очередь оправдывать инквизицию, которая, по

его словам, является жертвой клеветы. "Весь мир знает,- прокламирует  не без

апломба Н.  Лопес  Мартинес,- что ее  одобряли  папы  римские  и подавляющее

большинство  самых видных богословов. Поэтому  предполагать, что  инквизиция

была учреждением с крайне порочными целями, означало бы растоптать авторитет

папского престола  и  верить в чудовищную  коллективную  испорченность всего

исторического периода".

     Все   эти  аргументы   подавляющего   большинства   нынешних  адвокатов

инквизиции  вовсе не  оригинальны. Они перепевают, несколько модернизировав,

основные  положения  старого  апологета   инквизиции,  идеолога  французской

реставрации Жозефа де Местра, написавшего, пребывая в эмиграции в Петербурге

в 1815 г., в ее защиту известный памфлет "Письма  одному русскому  дворянину

об  инквизиции".  Жозеф де  Местр (1753-1821),  граф,  иезуит, числился  при

царском дворе  в  1803-1817  гг.  посланником  лишенного  власти сардинского

короля. Этот  памфлет  был издан в Париже в  1821 г. и  с тех  пор  является

источником вдохновения для всех ревнителей  "священного" трибунала вплоть до

наших дней.

     Хотя Жозеф  де Местр касался только испанской  инквизиции, упраздненной в

1812 г.  кадиксскими  кортесами,  он пытался обелить  инквизицию  в  целом  и

доказать ее общественную полезность. Рассмотрим вкратце его аргументацию. Де

Местр начинает  с  утверждения,  что  все  великие  государственные  деятели

отличаются нетерпимостью к инакомыслящим, и они должны быть нетерпимыми, так

как  в этом  залог их успехов. Существуй  во Франции инквизиция, наверняка в

этой стране не произошло бы революции 1789 г.

     После этих "теоретических" рассуждений де  Местр переходит к обоснованию

своего  основного  тезиса:  "За все,  что имеется  в деятельности  трибунала

(инквизиции.- И. Г.) жестокого и ужасного, в особенности смертные приговоры,

несет ответственность  светская власть, это ее дело,  за что от нее и только

от нее одной следует требовать ответа. Напротив, за все милосердие, игравшее

столь великую роль  в деятельности трибунала, несет ответственность церковь,

которая  интересовалась пытками только  постольку, поскольку она пыталась их

отменить  или  смягчить.  В  этом   отношении   церковь   всегда  оставалась

неизменной. Сегодня  это уже не ошибка, это преступление утверждать или даже

только  вообразить, что священники  могут  выносить смертные  приговоры". Во

всех этих утверждениях нет ни слова правды.

     Церковники  посылали на смерть людей задолго  до Жозефа де Местра и много

лет  спустя после  его страстного, но столь же бездоказательного памфлета  в

защиту инквизиции. Но стоит ли сегодня опровергать Жозефа де Местра, когда в

каноническом  кодексе черным  по  белому  оговорено  право  церкви  выносить

смертные приговоры вероотступникам?

     Что касается  костров и  пыток, то и  в  этом вопросе  де Местр  пытался

переложить   ответственность  с   инквизиции   на  государство,   оправдывая

одновременно их  применение.  "Инквизиция,- утверждал  де Местр,-  по  своей

природе добра,  нежна и  консервативна, таков всеобщий и неизменный характер

всякого  церковного  института. Но  если гражданская власть,  используя  это

учреждение, считает полезным для своей собственной безопасности сделать  его

более строгим - церковь не несет за это ответственности".

     Де  Местр,   по-видимому,  не  отдавал  себе  отчета,  что  приравнивая

инквизицию  к  светским  чрезвычайным  трибуналам, он,  сам того  не  желая,

разоблачал  ее  как  инструмент, с помощью которого власть имущие  подавляли

сопротивление народных масс.

     Памфлет  де  Местра в  защиту  инквизиции  в  известной степени оказался

холостым выстрелом,  ибо  еще  до того, когда он увидел свет,  в 1817  г. во

Франции   вышло  четырехтомное   сочинение  "Критическая  история  испанской

инквизиции"  бывшего  секретаря этого  учреждения  священника  Хуана Антонио

Льоренте,  неопровержимо  разоблачившего  на  основе  огромного   количества

архивных документов кровавые  деяния "священного" трибунала. Переведенная на

многие европейские  языки "Критическая история" Льоренте заставила замолчать

на многие годы апологетов инквизиции. Другим не менее  чувствительным ударом

для них  явилось трехтомное сочинение "История инквизиции  в  средние  века"

американского историка  Генри  Чарлза  Ли,  впервые опубликованное в 1888 г.

Непревзойденная до сих пор по богатству использованных  источников работа Ли

признается  даже некоторыми  рьяными защитниками  церкви как "самая широкая,

самая глубокая и самая скрупулезная история инквизиции" из  всех, написанных

на эту тему.

     Папский престол, хотя и  вынужден был под  напором общественного мнения

прикрыть  в  своих  владениях  трибуналы  инквизиции,  продолжал   до  самых

последних  дней существования папского  государства  (1870)  отстаивать свое

право на преследование еретиков и применение к ним  "принудительных мер", то

есть   продолжал   отстаивать   право   на   существование   инквизиции.   В

апостолическом письме от  22 августа  1851 г. Пий девятый  осуждал тех,  кто

пытается "лишить церковь  внешней юрисдикции и власти принуждать, данной  ей

для  обращения  грешников  на  путь  истинный".  А   в   печально  известном

"Силлабусе"  ("Полном  перечислении  главных  заблуждений  нашего  времени",

изданном в  1864 г.  в виде приложения к энциклике  "Quanta cura") предаются

анафеме все те, кто  утверждает, что  "церковь не  имеет  права пользоваться

силой" (Ecclesia vis inferendai potestatem non habet).

     В конце девятнадцатого  века, когда католическая церковь при  папе Льве

XIII перестроилась и вступила в союз  с  буржуазией для совместной  борьбы с

революционным  рабочим движением, ее идеологи  отважились вновь выступить  в

защиту "священного" трибунала. Многие из них, как мы уже показали, повторяют

аргументацию  своего  наиболее  блистательного,  но  столь  же  неудачливого

предшественника Жозефа де Местра. Другие, в особенности из числа пресловутых

борцов  против  коммунизма,  восхваляют  инквизицию  за  "действенность"  ее

методов в борьбе с еретиками.

     На  "ортодоксальных"  позициях  защитника  инквизиции  стоял  известный

испанский историк  и  литературовед Марселино Менендес-и-Пелайо (1856-1912),

взгляды  которого  по этому вопросу изложены  в его  четырехтомном  труде по

истории испанских  еретических учений,  опубликованном в  конце  70-х  годов

прошлого столетия.  Хотя это сочинение  было написано  Менендесом-и-Пелайо в

20-летнем возрасте, оно основано  на  огромном  количестве первоисточников и

считается  в  своем   роде   классической   работой.  Подробно  рассматривая

различного рода  ереси, существовавшие в Испании с первых веков христианства

вплоть  до  XIX  столетия  включительно,  автор  не  только  оправдывает  их

преследование, но даже превозносит и прославляет действия инквизиции.

     Взгляды по  этому  вопросу Менендеса-и-Пелайо  заслуживают внимания,  так

как его  аргументацией  все еще  пользуются клерикальные и церковные авторы,

защищающие "честь и славу" испанского "священного" трибунала.

     В  своих  рассуждениях  об  инквизиции  Менендес-и-Пелайо   исходит  из

следующей  посылки: "Испанский гений  в высшей степени пропитан католическим

духом, ересь  среди нас  - случайное и временное явление".  Но  если ересь -

"случайность и временное  явление" для  Испании, то, спрашивается, стоило ли

"городить огород" и  учреждать инквизицию для борьбы  с призраками?

     Истинно верующий  не  может не одобрять  действий  инквизиции, утверждает

Менендес-и-Пелайо. "Кто  признает,-  пишет он,- что ересь есть  серьезнейшее