Функционально-семантические значения во взаимоотношении грамматического вида и способов действия в современном французском языке

стоящее время большинством ученых в пользу словообразования. Так, в одном из диссертационных исследований нашего времени предлагается интересная и принципиально новая трактовка функционального статуса образований только что приведенного вида.. Исследователь доказывает, что предлог или наречие, превращаясь в префикс, проходит несколько предварительных стадий. На первой из них названные части речи выступают в роли префиксоида, затем полупрефикса и завершается их развитие приобретением роли, морфологически адекватной полноправному префиксу. Наречия и предлоги, утрачивая свою частеречную принадлежность и превращаясь в словообразовательную морфему, лишаются, таким образом, своей преобразующей силы и формально-семантической независимости. Согласно Чернобаю, префикс не обладает транспортирующей функцией и не характеризуется формальносемантической автономностью, поскольку не имеет самостоятельного формально-семантического коррелята и эксплицирует свою семантику только при сочетании с производящей основой. Вполне понятно, что степень утраты или сохранения в префиксальном форманте своей лексической и формальной самостоятельности обратно пропорциональна тому воздействию, которое он оказывает на лексический объем глагола-основы. Следовательно, в одних случаях лексическая соотнесенность между префиксальным глаголом и производящей основой нейтрализуется, тогда как в других она оказывается прозрачной и достаточно близкой.

Например, легко восстанавливаются лексические связи между словом-основой и его производным, образованным при помощи видовой приставки -re: venir - revenir - s’en revenir; touner - retourner - s’en retourner.

Сказанное не означает, однако, что формант -ге не способствует созданию новых смыслов. Достаточно вспомнить такие гла голы как remercier, repasser (этот последний - в значении «проводить чем-то», «гладить», «утюжить»), чтобы убедиться насколько слабее становится исконно присущая морфема -ге - ее видовая функция, и. как неизбежное следствие, возникновение в производном глаголе такого смысла, который позволяет воспринимать его не на фоне своего простого противочлена, а самостоятельно. Учитывая формальное и смысловое различие между производящей основой и ее префиксальным производным, допустимо видеть в них отношения словообразовательного уровня. Существенно отметить при этом следующую закономерность: чем выше степень лексических преобразований, настигающих слово в процессе его префиксации, тем реальнее вероятность переоценки по признаку функциональной весомости содержащихся в нем грамматических значений. Так, например, в глаголе passer (соответствующем понятию «гладить», «утюжить») первичной функцией оказывается синтаксическая переходность, а видовое значение повторяющегося действия отодвигается на периферию. Еще большее отдаление лексических, видовых и залоговых свойств наблюдается в парах battre - abattre, courir - parcourir, secourir, recourir и т.д. В действительности, accourir и courir(этот последний - в его переносном употреблении, позволяющем построить прямо-переходную модель типа courir un danger) противопоставляются по залоговым и видовым признакам одновременно. Правда, если за точку отсчета принять ближайшее значение слова-основы, тога следует признать, что пара courir - accourir вступает в оппозицию прежде всего по видовому показателю длительности/законченности действия. Префиксальный глагол secourir еще дальше отошел от глагола-основы как в лексических, так и в грамматических свойствах. И чем значительнее дистанция в смыслах исходного глагола и его префиксального производного, тем искусственнее кажется их сопоставле ние по видовым признакам. Например, в глаголах courir и secourir залоговые несходства становятся гораздо более ощутимыми, чем видовые. Больше того, видовое значение законченности действия в глаголе secourir проявляется во всей своей очевидности лишь в случае совместного восприятия глагола. Вне этого сопоставления видовое значение в приставочном слове secourir отодвигается на периферию, а залоговое становится ведущим. То же самое можно сказать и о парах venir - advenir, venir - prévenir, faiblir - affaiblir и т.д.: их залоговые различия проявляются более очевидно, чем видовые. И чем интенсивнее оказывается процесс их лексического размежевания, тем существеннее становится различие признаков залоговости и аспектуальности. В глаголе passer, сводящемся в своем ближайшем употреблении к смыслу перемещения в пространстве, его видовые и залоговые значения находятся в относительном равновесии. Но в его префиксальных образованиях (dépasser - surpasser) это равновесие нарушается: ведущими становятся залоговые признаки, а видовые - периферийными.

Следовательно, если в префиксальных процессах функциональное соперничество видовых и залоговых значений завершается в пользу этих последних (как результат утраты лексической соотнесенности между простым и производным глаголами), тогда необходимо заключить, что на языковом уровне залоговые признаки слова оказываются более устойчивыми, чем видовые. Относительное равновесие между видовыми и залоговыми значениями устанавливается в тех префиксальных залогах, которые сохраняют со своей производящей основой достаточно прочную лексическую соотнесенность. В контексте сформулированного положения еще более оправдан станет тезис о том, что в определении вида следует обращаться прежде всего к морфологической оппозиции Imparfait/Passé Simple, а залога - к самому слову и его лексико- семантическому наполнению, так как истоки синтаксических и многих морфологических категорий глагола находятся в лексической системе и ее семантическом потенциале.

Как правило, слово, вовлекаемое в суффиксальное производство, меняет самым существенным образом не только свое лексическое значение, но и способ синтаксического управления. В частности, и смысловой объем глагола, и спектр его синтаксических связей становится уже специализированнее. Правомерность высказанного суждения подтверждается многими примерами. Так, например, глагол sauter, включаясь в суффиксальные процессы, претерпевает достаточно сложные превращения лексического, семантического и грамматического порядка. В этом можно легко убедиться, если сопоставить словарную статью простого глагола и его аффиксального производного, образованного, допустим, при помощи суффикса -ill итеративного значения. В действительности, ближайшее значение слова sauter соответствует информации “s’élancer en hauteur et retomber sur place”. Его суффиксальный противочлен приобретает смысл “faire de petits sauts répétés”. Несходство видового порядка (длительности/итеративности действия) сопровождается рядом других различий, которые с неоспоримой убедительностью показывают, насколько ограниченнее и проще стал общий потенциал аффиксального слова. В частности, обобщенный лексический объем простого глагола предполагает 1) ряд переносных значений (sauter, faire faillite, sauter d’une chose à l’autre, un bouton sauta, le vent a sauté и многие другие), 2) вхождение в состав идиоматизированных сочетаний (sauter aux yeux, faire un saut), 3) переходное и непереходное грамматическое управление (sauter le ruiseau), 4) достаточно разветвленную сеть словообразовательных связей (sauter-saut, saute, sauteur/sauteuse, sautoir, sauterelle, sauterie), 5) богатство словосложения (cordre à sauter, saut-de-lit, saut-de-lapin, saut-de-loup, saut-de-carpe). Сопоставляя приведенную информацию, касающуюся простого глагола sauter, с теми данными, которые зарегистрированы для аффиксального слова sautiller, убеждаемся, насколько специализированнее и ограниченнее стал лексический, семантический и грамматический потенциал этого последнего. Во-первых, произошла утрата его переносных значений и одного грамматического употребления - в частности, переходного. Во-вторых, система словообразовательных связей редуцировалась до единственной модели на -ment, позволяющей образовать существительное sautillement. Необходимо отметить также, что глагол sautiller не имеет того разнообразия идиоматизированных и свободных сочетаний, которые присущи его простому противочлену sauter. Следовательно, простой и суффиксальный глагол (sauter и sautiller) противопоставляются не только по семантическому признаку видового значения длительности/итеративности действия, но и целому комплексу лексических, словообразовательных и грамматических свойств, в том числе и залогового порядка.

Поучительный для сопоставления материал дает и другая глагольная пара: суффикс -ot и vivoter. Нет никакой необходимости перечислять детально все превращения, настигающие простой глагол vivre в результате присоединения к его основе суффикса -ot видового значения: во всем своем многообразии они зафиксированы в лексикографической литературе. Обращает на себя внимание другое: суффикс -ot почти не отразился на лексическом содержании глагола vivre, так что его обобщенное значение, в сущности, совпадает с лексическим объемом его суффиксального производного. В действительности, словари информируют, что значение исходного слова сводится к смыслу “être en état pendant le temps

qui s’écoule de la naissance à la mort’’, a производный от него глагол получает следующее толкование “vivre petitement, avec peine”.

Вместе с тем, суффикс -ot, не привносящий заметных изменений ни в лексическое, ни в видовое значение производного глагола (он остается в сфере длительного действия, как и базовое ело-

«

во), производит ощутимую дифференциацию его грамматического потенциала, нейтрализуя в нем его переходное употребление: в синтаксической системе современного французского языка так называемые модели внутреннего объекта с глаголом vivre (типа vivre une vie, un moment, un bonheur, une panique, une aventure и т.д.) считаются безупречными, в то время как подобные сочетания с его аффиксальным производным нормой языка отвергаются (vivoter une vie). Равным образом, глагол vivoter, в отличие от его простого коррелята vivre, не образует ни сложных слов (savoir vivre, но *savoir vivoter), ни идиоматических выражений (vivre au jour le jour

• vivoter au jour le jour).

Характерно, что этот же суффикс, присоединяясь к основе другого глагола и сохраняя видовое значение итеративности, оставляет в целостности не только его лексический объем, но дает и способ грамматического управления: tousser - toussoter.

Этой же способностью - сохранять в исходном глаголе не только его лексическое содержание, но и признаки грамматического управления, обладает также суффикс видового значения -оу. Сопоставляя глаголы tomer и tomoyer, толкуемые последовательно как “executer un movement circulaire autour de son axe” и “tourner plusieurs fois”, убеждаемся, что их единственное различие заключается в видовых оттенках длительности/многократности действия. Следовательно, суффиксальный глагол tomoyer повторяет, в сущности, и лексический, и даже синтаксический потенциал своего простого противочлена (имеется в виду его непереходное

употребление как одно из двух имеющихся в его арсенале управлений, обеспечиваемых его симметричным характером).

Правда, подобные случаи своеобразной инертности суффиксальных процессов оказываются единичны. В качестве примера приведем достаточно частотные суффиксы -aill и -ass. Так, например, глаголы écrivailler и écrivasser противопоставляются простой лексеме écrire не только по стилевому регистру и объему значения, но и по грамматической сочетаемости, редуцировавшейся в производных словах до единственно непереходного употребления. О явном различии глаголов écrire и écrivailler, écrivasser свидетельствует еще один факт. Существительное écrivain, входящее в один словообразовательный ряд со словом écrire, легко вовлекается в процессы словосложения: современные словари регистрируют композит écrivain public со значением “celui qui fait profession d’ écrire des lettres, des reclamations etc., pour d’autres qui ne savant pas écrire”. Что касается имен écrivailleur, écrivassier, соотносящихся с аффиксальными глаголами écrivailler и écrivasser, то возможности словосложения оказываются им недоступны.

Таким образом, неоднозначность составных частей в паре: écrire/écrivailler, écrivasser проявляется как в их лексическом, так и в грамматическом потенциале. Сказанное относится и к оппозиции crier/criailler, pleurer/pleurnicher и др. В действительности, глагол pleurer, совмещая в себе процессные и акциональные свойства, допускает одновременно две модели: переходную и непереходную (L’enfant pleure; Elle pleure sa honte), в то время как для его суффиксального производного конструкция активного трехчлена нормой языка не рекомендуется.

Рассмотренный материал свидетельствует о том, что глагольные суффиксы видового значения ведут себя по-разному. Согласно Т.Д. Гринштейн их воздействие на статус глагола-основы

укладывается в следующую схему: 1) как правило, изменение видовых признаков исходного глагола сопровождается модификацией его залоговой отнесенности; 2) в более редких случаях производный глагол повторяет залоговые приметы производящего слова; 3) общим свойством суффиксальных процессов следует признать сдвиги в лексическом объеме глагола-основы, а также в его словообразовательных, стилевых и многих других признаках.

Все еще спорный вопрос о том, к какой категории - словоизменительной или словообразовательной - необходимо отнести только что описанные средства видовой природы, должен решиться, видимо, в пользу словообразования par excellence. К этому выводу нас обязывает та совокупность лексических, семантических и грамматических изменений, которые происходят в глаголе-основе. В связи с этим вспоминается мнение Р.И. Аванесова, который видел в аффиксах видового значения словообразующую роль. Причем, исследователь считал, что мерилом словообразовательной функции выступают те смысловые сдвиги, которые настигают слово в процессе его аффиксальных превращений. Он говорил, что приставки и суффиксы вносят в реальное значение глагола добавочные смысловые оттенки, в результате чего получаются производные глаголы со значением, отличным от значения исходного глагола (Аванесов Р.И., Сидоров В.Н., 1945, 236). Добавим к этому, что если суффиксальное производное становится основой для новых аффиксальных процессов и центром для установления собственных сочетаемостных связей (свободных, идиоматически связанных, синонимических) или стилевых переосмыслений, тогда тем более следует согласиться с выводом о целесообразности введения суффиксальных образований видового значения в русло словообразовательных связей.

Вместе с тем, не следует забывать о том, что словообразовательная роль совмещается в данном случае с выражением грамматического вида. И трудно было бы определить, какая из этих двух функций должна считаться ближайшей, и какая периферийной. Общеизвестно, что относительная роль словообразовательной и словоизменительной функций, присущих видовым суффиксам, получает двойную оценку. В одном случае вид считается явлением вторичным, накладывающемся на функцию словообразования. Такова теоретическая позиция С. Карцевского. Несколько иную точку зрения формулирует И.П. Мучник. Исследователь считает, что исторически категория вида коренится в значительной мере в словообразовании; она и сейчас находится в органическом взаимодействии с системой глагольного образования. Но своей грамматической абстрагированностью и универсальностью она поднялась над частностями словообразования и превратилась в важнейшую черту русского глагола (Мучник И.П., 1971, 298).

Думается, что абсолютизация обеих теоретических позиций не совсем правомерна. Равным образом, нецелесообразно было бы воспринимать их в виде некоей альтернативной оппозиции. Более разумным было бы примирить обе точки зрения, так как и та, и другая содержат в себе определенное положительное начало. В действительности, в суффиксальных и, шире, аффиксальных процессах видовой ориентации обе функции либо сосуществуют как относительно равноправные, либо одна из них становится ведущей, в то время как другая ее дополняет и сопутствует ей. Следовательно, задача заключается в том, чтобы определить те конкретные предпосылки, которые способствуют перераспределению функциональной весомости между словообразовательными и словоизменительными значениями, содержащимися в одной и той же морфологической форме. Языковой материал показывает, что обоюдная роль двух названных функций находится в прямой пропорциональной зависимости от той лексической соотнесенности, которая намечается между смысловым объемом глагола-основы и его суффиксальным производным. Чем выше степень лексической отдаленности производного слова от смыслового объема производящей основы, тем выше вероятность увидеть в аффиксальных процессах явление словообразовательного уровня. Напротив, если исходное слово и его суффиксальное производное сохраняют достаточно явную смысловую соотнесенность, эти процессы оцениваются как словоизменительные par excellence. Лексическая самостоятельность производного слова подкрепляется, как уже было отмечено, возможностью вступить на путь своих собственных деривационных процессов, установить особые синонимические связи и лексическую сочетаемость, получить стилевые и троповые переосмысления. Все эти факторы, вместе взятые, и составляют ту основу, на которой покоится размежевание словообразовательной и словоизменительной силы суффиксальных процессов видового назначения. В свете высказанного суждения станет вполне правомерен сформулированный тезис о том, что в оценке обоюдной весомости названных функций любое альтернативное решение будет не совсем правомерным.

Филологическое наследие В.В. Виноградова является образчиком дифференцированного подхода к оценке видовых суффиксальных образований. Так, например, исследователь считает, что суффиксы со значением повторяющегося действия -ыва, -ива относятся к сфере словоизменения. Свой вывод ученый мотивирует тем, что формы многократного действия, будучи вытеснены формами несовершенного вила, сохранили, тем самым, со своей производящей основой вполне ощутимую соотнесенность смыслового значения. Языковой материал полностью подтверждает сформу лированное положение: пары типа «ходить - выхаживать», «писать — писывать» сохраняют в себе не только лексическую близость, но и подобие сочетаемостных возможностей (Виноградов В.В., 1972, 598).