Онтология

Аристотель, как известно, отрицал актуальную бесконечность. Он и ввел понятия актуальной и потенциальной бесконечности. Правда, логически не совсем ясно - как можно говорить о потенциальной бесконечности при отсутствии бесконечности как таковой, то есть актуальной бесконечности. Затем христианство посчитало, что оно решило проблему бесконечности, придав ее в качестве неотъемлемого атрибута Богу. Потом математика в лице дифференциального и интегрального исчисления взяла бесконечность на свое вооружение. Поскольку бесконечность не имела строгого и четкого определения, то в математике начали появляться связанные с ней противоречия. Так, например, бесконечные ряды в математике разделили на сходящиеся и расходящиеся, было также узаконено положение о том, что линии состоят из точек, плоскости - из прямых и т.д. До Георга Кантора ничего принципиально нового в понимании бесконечности не было. Заслугой Кантора как раз и является открытие им бесконечной иерархии алефов (алефы - это бесконечные кардинальные числа, или мощности бесконечных множеств). Им была создана теория бесконечных множеств. Вполне закономерным было то, что в ней начали обнаруживаться противоречия. Наиболее известными из них являются парадоксы Рассела. О парадоксах и противоречиях существует достаточно обширная литература. Однако противоречия и парадоксы в ней не разрешаются, а обсуждаются. Одним словом, противоречия и парадоксы в теории бесконечных множеств сохраняются и поныне. За не менее чем столетнее существование теории (а точнее - теорий) бесконечных множеств в понимании бесконечности мало что изменилось. Даже появление нестандартного анализа не внесло полной ясности в понимание бесконечности.

В нестандартном анализе на строгой математической основе реализуется до некоторой степени идея Лейбница и его последователей о существовании бесконечно малых величин, отличных от нуля, - идея, которая в развитии математического анализа после Лейбница была заменена точным понятием предела переменной величины.

Но несмотря на противоречия, математика не собирается отказываться от "канторовского рая", то есть от теории бесконечных множеств.

В последнее время появились публикации, направленные на ниспровержение теории бесконечных множеств и негативно оценивающие самого Г. Кантора и его учение. Эти антиканторовские выступления не беспочвенны и носят весьма решительный и бескомпромиссный характер.

Речь идет о публикациях и выступлениях А.А. Зенкина. Вот как он оценивает свой результат: "Таким образом, впервые доказано великое интуитивное провидение (и предостережение!) Аристотеля, Лейбница, Локка, Декарта, Спинозы, Канта, Гаусса, Коши, Кронекера, Эрмита, Пуанкаре, Брауэра, Витгенштейна, Вейля, Лузина и многих других выдающихся математиков и философов о том, что "актуальная бесконечность" является внутренне противоречивым понятием и потому его использование в математике - недопустимо". Учение же Кантора объявляется вредным: «именно теорема II Кантора всегда была и остается сегодня единственным основанием для, поистине, вавилонского столпотворения несчетных ординалов и недостижимых кардиналов современной метаматематики: уберите теорему II Кантора, и весь этот блистательный супертрансфинитный "вавилон" рассыпется единовременно, поскольку самый разговор о существовании бесконечных множеств, различающихся по своей мощности, будет в этом случае выглядеть всего лишь "трансфинитной претензией на пустое глубокомыслие"» и "любопытным патологическим казусом в истории математики, от которого грядущие поколения придут в ужас".

Противоречия теории бесконечных множеств почему-то принято называть парадоксами. Наверное, с легкой руки Б. Рассела. И еще потому, наверное, что парадоксы относят к чему-то непознанному и скрытому и поэтому их существование в теориях считают естественным. Но, в конце концов, парадоксы и противоречия должны быть разрешены и устранены из теории.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 12. Единство и многообразие мира

 

Проблема единства мира одна из центральных в онтологии и, несмотря на кажущуюся простоту, - сложнейшая. Суть ее можно сформулировать так: как и почему мир, будучи единым в основе, в своем эмпирическом существовании так многообразен. Осознание проблемы единства и множественности мира уже в Античности породило два крайних варианта ответа. Элеаты утверждали, что бытие едино, а множественность является иллюзией, ошибкой чувств. Множественность и движение нельзя мыслить непротиворечиво, поэтому они не существуют. Гераклит дал прямо противоположный ответ: бытие есть постоянное изменение, и его суть - в многообразии.

           Платон  утверждал, что мир един. Основу единства составляют идеи, многообразие же, воспринимаемое органами чувств, принадлежит миру становления, порожденному соединением бытия и небытия. Таким образом, Платон удвоил реальность: мир стал существовать в умопостигаемой форме единства и ощущаемой форме множества.

           Ученик  Платона Аристотель сформулировал  более сложную и развернутую  концепцию соотношения единого  и многого. Аристотель выступил  против отождествления первоначал  с вещественными элементами. Вещественные  первоначала недостаточны, чтобы  вывести из них все существующее. Кроме материальной причины в  мире существует еще три типа  причин: движущая, формальная и целевая. Впоследствии Аристотель свел эти три причины к понятию формы, а многообразие объяснял взаимодействием материи и формы. Источником и первопричиной движения Аристотель считал неподвижный перводвигатель - актуальное и абсолютное первоначало.

           Философия  средневековья предложила свою  версию соотношения единого и  многого. Единство мира заключается  в Боге. Бог есть высшая личность, вечность - его атрибут. Материя творится  Богом, соответственно все многообразие  мира - результат творческого усилия Бога.

           Подобная  интерпретация проблемы качественного  многообразия мира не могла  удовлетворить философов и естествоиспытателей  Возрождения и Нового времени. В это время появляется новый  ответ на проблему единства  и многообразия - пантеизм. Пантеизм  отождествляет природу, разум и  Бога, тем самым растворяя источник  движения материи - духовное начало - в ней самой. Суть пантеистического  взгляда: мир во всем своем  многообразии вечно порождается  безличным богом, который слит  с природой и является ее  внутренним творческим принципом. Сторонниками пантеизма в его  мистической и натуралистической  формах были Н. Кузанский, Д. Бруно, Б. Спиноза.

           Возможны  три варианта ответа на вопрос  о единстве и многообразии  мира:

• монизм, в основе которого  – одно начало, одна субстанция (Божественная – пантеизм; сознание – психологизм, феноменализм; материя – материализм; наивный монизм: первовещество – вода (Фалес))

           Монизм может быть:

• материалистическим, который выражен  в философии Ван Чуна, Демокрита, Эпикура, Лукреция Кара, французских материалистов XVIII в., Л. Фейербаха; марксизма, позитивизма.
• Идеалистическим, который выражен в философии Платона, Д. Юма, Ф. Гегеля (наиболее последовательный сторонник), В. Соловьева;

современного неотомизма, теизма.

• Дуализм, который видит в мире проявление двух противоположных друг другу начал (факторов), борьба между которыми создает все то, что есть в действительности. Это могут быть различные начала: Бог и мир; дух и материя; добро и зло; белое и черное; Бог и дьявол; свет и тьма; инь и ян; Мужское и Женское и т. д. Дуализм присущ многим философам и философским школам: Р. Декарта, Б. Спинозы, С. Кьеркегора, современных экзистенциалистов. Его можно обнаружить у Платона, Г. В. Ф. Гегеля, в марксизме («Труд» и «Капитал») и у многих других философов.
• Плюрализм согласно которому существует несколько (или множество) независимых начал бытия или оснований знания. (Термин «плюрализм» введен Х. Вольфом).

 Позиция монизма - самая распространенная  в философии, поэтому на ее  содержании следует остановиться  подробнее.

           Постулируя  единство мира, философское мышление  может основывать это единство  либо в духе, либо в материи. В первом случае мы получаем  идеалистический монизм, во втором - материалистический. Сторонники философского  монизма независимо от его  конкретного варианта, утверждают, что бесконечное мироздание едино, связано универсальными законами, и проявляет себя через многочисленные  формы.

 

 

 

 

 

 

 

Глава 13. Соотношение социального и биологического в человеке и его здоровье

 

Человек — биосоциальное существо. Это опровергает тезис о том, что человек — это чистый лист бумаги, на который культура наносит свои письмена и ставит вопрос о соотношении природного и социального в человеке, о их взаимовлиянии друг на друга и о их единстве.

 Прежде всего, как социальное повлияло на биологическую природу людей? Мир социальных значений, в который попадает человек в процессе культивирования как самого себя, так и средств своей жизнедеятельности, безграничен. Каждая сделанная вещь, каждое новое отношение к природе и каждое изменение в родовом коллективе, вызываемое необходимостью решать возникающие проблемы (а их число непрерывно возрастает), все это требует нервного напряжения, работы ума, гибкости в приспособлении к окружающим условиям, подвижности и сознательности в реакциях на родоплеменные, гражданские и имущественные отношения. Естественно, что шансов выжить в таких условиях больше у тех индивидов, которые располагают биологической и психологической предрасположенностью жить в обществе, обладают лучшей способностью анализировать социальную реальность. Социальная среда, таким образом, становится важнейшим фактором естественного отбора.

Через «сито» социальных отношений просеивались те, кто обнаруживал большую понятливость и терпимость в отношениях в рамках родового коллектива, глубже проникал в мир социальных значений и эффективнее работал с социальной информацией. «Низколобые» существа с агрессивным характером, животным эгоизмом имели меньше шансов уцелеть в быстро меняющемся мире социальных отношений.

Социальные отношения, особенно с момента становления цивилизации, требовали соответствующим образом образованных и воспитанных граждан. В свою очередь разделение труда способствовало известной специализации работников. Такая специализация породила умственный и физический труд, что также надо жило свой отпечаток на биологические особенности индивидов.

О том, как мир социальных отношений повлиял на психику людей, можно видеть на примере мимики и жестов, доставшихся им от животных. То, что у животных – непроизвольное выражение их внутреннего состояния, у людей приобретает социальную значимость. Рабская зависимость от господина заставляет раба падать ниц перед хозяином. Поклон становится знаком подчинения уважающего себя человека высшей власти. Наклон головы – согласие индивида, вынужденного подчиняться авторитету.

Анализируя жесты и мимику, Гегель отмечает, что в обществе они ставятся на службу социальным отношениям и в определенной степени выражают культурный уровень развития индивида. «Покачивание головой означает отрицание, ибо этим мы хотим выразить наше колебание... Вскидывание головы выражает презрение, возвышение себя над кем-то. Сморщивание носа означает отвращение, как к чему-то плохо пахнущему. Наморщивание лба служит показателем рассерженности, самососредоточения в себе против другого. Вытянутое лицо делается у нас, когда мы чувствуем себя обманутыми в нашем ожидании... Впрочем,.. образованному человеку нет надобности быть расточительным на мины и жесты, в своей речи он обладает ценнейшим и наиболее гибким средством своего выражения; ибо язык способен непосредственно воспринимать и передавать все видоизменения представления».

Подчиняя себе природное, социальное, однако, не может полностью вытеснить природное в человеке. «Уже самый факт происхождения человека из животного царства обусловливает собой то, что человек никогда не освободится полностью от свойств, присущих животному».

К сказанному Энгельсом можно добавить, что такое освобождение человека от биологического начала было бы для него катастрофой. Биология имеет значение не только для прошлого людей. Она непременное условие и сегодняшнего их существования. Социальное в человеке настолько срослось с биологическим, что оно просто невозможно без биологического сопровождения. Так биологическое несовершенство человека в сравнении с биологической специализацией животных, его неприспособленность к жизни в определенной природной нише является условием его универсальности и способности изменять природною среду в своих интересах. Дети животных практически с момента своего появления на свет готовы к определенному образу жизни. В сравнении с ними ребенок человека биологически выглядит совершенно беспомощным. Зато его природа пластична. Он готов к овладению сложнейшими социальными способами поведения, в том числе и речью. Утрата этой возможности невозместима. Выпавший из культурной среды ребенок человека не может наверстать упущенное. Его биология утрачивает гибкость, приспосабливается к дикому образу жизни, и никакие социальные факторы не могут возместить потерю. Найденный людьми такой Маугли, Тарзан или Виктор уже не способен овладеть речью и стать культурным человеком. Кстати, и сама способность человека к членораздельной речи биологически обусловлена. Он единственный из приматов, который благодаря низкому положению гортани способен к развитию членораздельной речи.

 Биологическая природа человека  служит мостиком, связывающим социальное с космическим. Человек бесчисленным количеством нитей объединен с природой. Природа дает ему заряд бодрости, энергии и здоровья. Изоляция от природы, пребывание в технизированном мире городов снижает творческий потенциал человека и губительно сказывается на его социальном здоровье.

         Представители социобиологии, ставшей популярной в последние годы, полагают, что человек запрограммирован своей природой, и все социальные формы его жизни уходят корнями в свою биологическую основу. Улыбка или нахмуривание бровей, низкий поклон или угрожающий жест, семья или система обучения – все это якобы обусловлено наследственностью, которую люди получили в дар от природы.

В животном мире господствует конкуренция. Наиболее приспособленные имеют больше шансов на то, чтобы сохраниться и передать свои гены своему потомству. И человек создает различные социальные формы лишь для того, чтобы обеспечить наилучшие шансы на передачу детям своих генов.