Онтология

         Сейчас становится все более очевидным, что «число» (абсолютная рациональность) всевластно только для объяснения дофеноменальной основы Бытия и что назначение человеческого Духа как рефлексии Бытия – максимальное приближение к противоположному полюсу трансцендентности – к абсолюту иррациональности, завершающему процессуальность и никак не выразимому в «числе». Важно, что этот последний процесс есть максимально возможное освобождение человека от процессуальности и феноменальности (а в итоге – от локальности) своей материальной капсулы. Это и есть преодоление Времени.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 4. Специфика размышлений о бытии

 

Трудности осмысления бытия связаны со следующим обстоятельством. В обычной жизни мы только через конкретные свойства узнаем, какова вещь или каков человек. А здесь получается иначе: чтобы понять, что такое бытие как таковое, нужно отвлечься от конкретных и даже от общих свойств! На первый взгляд это кажется весьма необычным. Но ведь каждый может заметить, почувствовать, что о бытии нельзя говорить так, как мы говорим о конкретных предметах; например, что бытие — большое или малое, красное или зеленое… Дом может быть красным или белым, но само его бытие как дома не может быть красным, белым, вообще как-то окрашенным. О бытии нельзя говорить и так, как мы говорим о мыслях или о людях, — что оно глубокое или поверхностное, доброе или злое…

Чувство языка сразу предостерегает против этого, как бы обращая нас к специфике необычного понятия. Ибо слово «бытие» уже и в обычном разговоре фигурирует во всеобщем смысле, настраивая на философский лад. И хотя размышления о бытии отталкиваются от самой простой жизненной предпосылки — от нашей уверенности в том, что мир существует, — достаточно произнести слова «мир», «окружающий мир», «бытие», как речь и мысль и без специальных усилий с нашей стороны «переносят» нас на особый уровень размышления: мы отвлекаемся от отдельных предметов, их конкретных признаков и состояний. Так что и обычный человек в его повседневном существовании, не выключаясь из потока жизни, пользуется названными предельно общими понятиями и, собственно говоря, уже философствует — независимо от того, замечает он это или нет. Благодаря же философской категории бытия, мы сознательно переносим нашу мысль на высокий уровень абстрагирования, предельный из возможных. Ведь мы не только отвлекаемся от каких-либо предметов, состояний с их вполне конкретными признаками и свойствами. Сначала мы отвлекаемся от различий между природой и человеком, телом человека и его духом, индивидами и обществом. Затем мы ищем общее между всеми ими, то есть, собственно, всеобъединяющую, предельно общую мировую связь. Результат этих поисков и запечатлевает философия с помощью категории «бытие», а также примыкающих к ней категорий.

Научиться употреблять категорию бытия в соответствии с ее спецификой, с ее особой ролью в философии в частности, — значит избежать некоторых ошибок. Например, строго философски неправильно представлять себе бытие по аналогии с непосредственным существованием предметов или мыслей. Неверно изображать бытие в виде предметов, предметных сфер или «сферы сфер». Противоположная ошибка — понимание бытия как чистой мысли, идеи, помещенной где-то в особом мире, отдельно от мира реального. Однако такие понимания встречались в истории философии в прошлом, встречаются и сегодня.

Например, Парменид одним из первых в европейской мысли ввел и стал употреблять философское понятие бытия в его общем, абстрактном значении. Но на той стадии развития философии едва родившаяся абстрактная мысль о бытии еще была слита с предметно-образным изображением бытия. «…И все бытие отовсюду, — сказано в поэме Парменида, — замкнуто, массе равно вполне совершенного шара с правильным центром внутри». Пармениду казалось вполне естественным изображать бытие, и изображать его в виде некоего самого большого шарообразного «футляра», как бы вмещающего и отграничивающего все, что существует в мире. Правда, Парменид добавлял, что «узреть» такой шар можно только разумом, а не чувством. Подобная же логика у Демокрита, утверждавшего, что бытие — это атомы.

Понимание бытия как такового через его предметные изображения, уподобления устарело, но не оставлено в далеком прошлом. Философы и нефилософы и сегодня нередко толкуют те общие связи, которые фиксируются с помощью категории бытия как особые «предметы» или предметные сферы. Такой подход можно было бы назвать «натурализацией» бытия. Противоположный подход — идеалистический. Например, Платон отрывал всеобщие связи мира от самого мира, превращал бытие в идею, ведущую «самостоятельную» жизнь где-то «на хребте неба».

В этой связи особенный интерес представляют те мысли и формулировки великих философов, которые помогают уяснению совершенно специфических смысловых оттенков, присущих философскому понятию бытия, которые направлены против превращения этой абстрактной, или сущностной, категории в некое, выражаясь словами Аристотеля, «специальное бытие». По этой причине сам Аристотель не просто отделил «вечное», «неизменное» бытие от других категорий (например, от категорий сущности, субстанции), но как бы поставил его над всеми ими. Вместе с тем сущность, по Аристотелю, связана с бытием, воплощает его. И понятно почему: бытие — предельно абстрактное, всеобщее, то есть сущностное понятие, или сущностное «измерение» мира.

Разговор о бытии, таким образом, является предельно отвлеченным, абстрактным. Это нередко считают недостатком, который следует преодолеть. И если философствование о бытии вырождается в схоластику, оторванную от жизни, то ее, разумеется, надо преодолевать. Но совсем другое дело — восхождение к предельной обобщенности анализа. Без этого нет философского размышления, в особенности в учении о бытии. Оно помогает развивать особые способности человеческого ума — умение выявлять и изучать связи, предельно общие для каждой области действительности и для действительности в целом. Отсылку от отдельного конечного бытия к бытию как таковому, взятому в его совершенно абстрактной всеобщности, следует рассматривать как самое первое теоретическое и даже практическое требование, утверждал Гегель.

Чтобы убедиться в этом, снова вспомним о языке. Сколько раз в день, говоря о вполне конкретных вещах, мы употребляем глагол «быть», предложения со связкой «есть», столько же раз мы как бы автоматически встраиваем это конкретное в общие отношения бытия, или, как иногда выражаются философы, в «бытийственные» отношения. Раньше над такими привычными автоматизмами задумывались разве что теоретизирующие лингвисты и философы. Но когда человек стал создавать самые современные думающие машины, потребовалось, в частности, решать вопрос о том, как в сознании и в языке осмысливаются и фиксируются указанные бытийственные отношения.

Было бы наивно утверждать, что все программисты, которым так или иначе пришлось отвечать на подобные вопросы, обратились или обратятся к философии. Это делают лишь немногие — те, кто создает новые программы, разрабатывает концепции, положенные в основание научно-технической деятельности, связанной с «думающими» машинами. Но существенно то, что прежде сугубо автоматизированное, часто бессознательное освоение человеком отношений бытия ныне все чаще приходится превращать в сознательное, осмысленное, философски грамотное. И это становится как раз конкретным делом людей, причем делом самым современным.

Обратимся к тем нашим мыслям и переживаниям, которые касаются мира, космоса, Земли, человечества и его судьбы. Чаще всего это и есть выход к проблеме бытия, например к вопросу «быть или не быть» человечеству, природе, Земле.

      Многим из нас близок вопрос о космосе. Мы интересуемся тем, что есть космос сегодня и что с ним будет завтра. И опять-таки сама жизнь заставляет формулировать и обсуждать вопрос о космосе не только в терминах конкретных дел, но и как предельно общую и одновременно напряженную проблему бытия.

Имея в виду какие-то известные факты и опираясь на свои вполне конкретные переживания, мы все же не можем не ставить эти вопросы в предельно общей форме.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 5.Специфика философского определения понятия «материя»

 

Материя – философская категория и общенаучное понятие. Оно – важнейшее в философии материализма, его теориях бытия и познания (в онтологии и гносеологии), в других его частях. Распространено в науках о природе, в культурологии и социологии, в науках об обществе и мышлении, исторических науках, и др. По-лат. – materia (вещество); по-англ. “matter”, т.е. материя и вещество, неразличимы вне контекста. Исторически первыми материалистами были Демокрит, Эпикур – в Древней Греции, Лукреций Кар в Риме, и др. Материя - центральное понятие (категория) диалектического и исторического материализма. Для материализма характерно уважение к естественным наукам и технике, прославление человеческого разума. В истории философии понятию материя противополагались сначала только душа и дух – как в гилозоизме, позже, в различных учениях идеализма, – идеальное и сознание. Главные атрибуты материи или ее частей – это бытие (существование), реальность, масса, пространство и деление существования, которые резюмируются в познании в виде понятия «времени», несотворимость материи, ее вечность, конечность частей и бесконечность мира как целого, дискретность мира и его объектов, активность, инерционность и движение, эволюция, дуальность их природы, способность к самоорганизации и др. Материя есть причина самой себя (causa sui). Материя нередко просто отождествляют или с природой вообще или с миром в целом (в старой рус. орфографии - «мiръ» как вселенная, сообщество, а «миръ» – это покой; по-англ. world, universe и peace). Любопытно, что в наших философских словарях понятие «мiръ» вообще отсутствует. В ходе исторического познания сущности материи ее понимание в философии и науке углублялось, видоизменялось, трансформировалось и расширялось. Материя, как это показывает история науки, действительно неисчерпаема по своим свойствам вглубь.

Материя – это неживая и живая природа, человек с его сознанием и мышлением, человеческое общество. Начиная с классической механики до современной научной картины мира, включая биологию, социологию и физиологию высшей нервной деятельности, понятие материя - один из главнейших элементов теоретических основ этих наук и всего естествознания. Исторически, материя представляли как активную силу, тождественную огню (Гералит), или как пассивную сущность, зависящую, например, от активной формы, где форма всех форм есть Бог (Аристотель), или от абсолютного духа, логоса, мирового закона, отелесивающихся в виде материи (Гегель).

Содержание понятия материя раскрывается в представлениях познающего человека и о себе и о мире как таковом в общей «картине мира», общенаучной и частнонаучных картинах мира, и т.п. Речь идет здесь о мире как он есть, о его бытии, существовании, небытии и несуществовании, реальности его в целом и в своих конкретных проявлениях в виде материальных объектов и систем разного масштаба, уровня и характера. Оно представлено в понятиях «телесности», пространственности и конфигурациях мира и его объектов, времени, движения и относительного покоя, становления, трансформациях разного рода, рефлексии, реляционности, энергии, и т.д.

В истории существовал ряд форм материализма, начиная от наивного, затем механистического, а также вульгарного, вплоть до современного научного стихийно-материалистического, в философии - диалектического и субстанционально-аксиологического. Решение проблемы сущности и природы материи известно в четырех последовательных версиях: первой, в древности был наивный и стихийный, умозрительный взгляд, односторонне сориентированный на поиск только вещественных первоначал мира. Познание материи здесь происходило на базе обыденного опыта, ограниченного круга простейших наблюдении и саморефлексии, в основном, спекулятивно. Признавались сначала лишь одно или несколько конкретно-вещественных первоначал: все из воды у Фалеса, все из огня у Гераклита или несколько элементов - как в натурфилософии древнего Китая, Индии и Греции. Лишь у Демокрита, Эпикура – у греков, Лукреция Кара в Древнем Риме возникает идея абстрактных атомов (т.е. «неделимых» элементов). Второй была версия, возникшая в Новое время, когда на основе достижений механики появляется абстракция материи как вещества, обладающего атрибутом массы. Эти представления стали основой механицизма в классическом естествознания. В ХХ веке в науке и в философии - в диалектическом материализме, - появляется обобщенное понятие материи. В принципе, оно должно охватывать все ее формы и виды, включая субстанции вещества и поля, темную материю и энергию, человека и проблемы развития общества (реализованной в историческом материализме К.Маркса, у нас – у Г.В.Плеханова, В.И.Ленина и др.) и мышления. С середины ХХ века появляется четвертая - представление о многих атрибутах  материи, включающее также, как предлагал А.Ф.Лосев, личностно-ценностное отношение к ней. Намечается синтез всех предшествующих этапов. Заметим: если признать вечность материи, а дух, сознание производными от нее, то тогда – как это было у Б.Спинозы - надо признавать вечность и этих последних.

Сущность материи двояка: она суть целое и составное, а это требует анализа материальных объектов мира, систем и производных из них, их единства и многообразия, множества, качества, количества, мер, свойств, выделенности, противоречивости и преходящем характере их жизни (еще Гераклит говорил: «Все течет все изменяется…»), их связи, развития, системности. Это относится и к миру в целом, к Вселенной, к строению их частей, закономерных состояний, и т.п. Необходим также

анализ реляционности и рефлексии материальных объектов, их активности / пассивности (покоя), внутренне взаимосвязанных изменчивости / неподвижности, и т.п. Объективно, материя и её объекты могут существовать в формах систем, сетей и хаоса. В синергетике показаны механизмы их трансформаций друг в друга. Можно предположить, что когда материя или часть её существует в виде системы, то в самом деле сможет реализоваться обсуждаемый в наше время принцип «все во всем». Иного механизма, чем действие принципа системности и влияния целого на свои компоненты, здесь придумать нельзя. Однако нельзя забывать, что материя вся, рассматриваемая как вселенная, мир, не является гомогенной. Она, напротив, по данным астофизики и космологии гетерогенна, существуют её разнородные структуры, а также хаос. В случае реализации у системного объекта с соответствующими механизмами очень сильной связи между частями и целым может осуществиться и очень быстрое перемещение в пространстве этих частей, которое, возможно, и представляет собой левитацию. Разумеется, это лишь одно из правдоподобных объяснений данного феномена. Возможно, что в левитации (которую сейчас воспроизводят в физике микромира) имеются еще и другие механизмы гравитационного и др. происхождения.

Согласно В.И.Ленину: «В мире нет ничего, кроме движущейся материи, и двигаться она не может иначе, как в пространстве и времени». Заметим, что последнее утверждение представляется сегодня неточным. Согласно науке, в мире нет ничего кроме движущейся материи, но пространства и времени, где могла бы двигаться материя, куда она погружена, отдельных от материи и ее свойств реляционности вместе с рефлексией, нет. Реально, материя, будучи самоорганизующейся, дискретно / непрерывной и активной, их создает сама. Без материи нет ни пространства, ни времени. А.Эйнштейн, описывая суть своей теории относительности, в одном из писем Ф.Франку писал, что «если бы вдруг материи и её движение исчезли, то больше не было бы ни пространства, ни времени». Фактически, вторая часть часть утверждения Ленина – отголосок старой ньютонианской идеи о существовании независимых от материи сущностей – абсолютных пространства и времени. На самом же деле, пространство и время - продукты самоактивности, реляционности и рефлексии частей материи, т.е. её объектов. Здесь пространство, – продукт конфигурационности этих объектов, наличия собственной формы, их взаимодействия и не-действия, соотносительности и минимизации масштабов (объективный «принцип экономии»), образующих совместно их «поместность» (местоположение, «спатиальность» от лат. spatio - пространство) и формы, конфигурации собственной структуры объектов, их геометрии в формах евклидовости и трехмерности. По современным данным геометрия и нашей Вселенной все-таки евклидова, а метрика трехмерная. Неевклидовость метрики локальна. Время, – производно от соизмеримости этих объектов на основе появления отношений между объектами и внутри них, взаимодействий, их взаимной рефлексии как реакций на само существование друг друга, действия их мер и параметров, а также границ дления их существования, необратимости (проявлющейся в т.н. «стреле времени») и др.