Анго-Саксонская Правовая Система

рода суды стали рассматривать  и случаи, когда взявший на себя  обязательство

по  договору  явно  не  исполняет  его  (неисполнение  обязательств  —  non-

feasance). В дальнейшем под сферу   действия  иска  подпадали   и  те  случаи,

когда заключалось особое соглашение об исполнении обязательств  (assupsit  —

принятие на  себя).  Важной  победой  явилось  решение  1602  года,  которое

установило, что такого рода соглашение  подразумевается  само  собой,  когда

имеется обязательственное  отношение.  Потребовалось  еще  много  времени  и

усилий,  прежде  чем  иск  assuspsit  ,  возникший   из   деликтного   иска,

освободился от правил, связанных  с  его  деликтным  происхождением,  как-то:

недопустимость   уступки   требованию,   необходимость   установить   строго

определенным способом сумму ущерба, причиненного неисполнением, и др.

    Формы исков были ликвидированы  более ста лет назад, а нормы  и категории

английского права до сих пор  в ряде случаев  несут  на  себе  отпечаток  тех

препятствий,   которые   благодаря   процессуальным   формам   противостояли

рациональному развитию институтов. «Мы ликвидировали формы  иска,  —  сказал

известный специалист по истории английского  права Мэтланд, — но  они  правят

нами из своих могил».

    И это действительно  так. Вернемся снова к договорному  праву  и  обратим

внимание на то обстоятельство, что  общее право не знало  других  санкций  за

неисполнение договорных обязательств,  кроме  возмещения  ущерба,  поскольку

иск «о принятии на себя», возникший, как мы  говорили,  на  базе  деликтного

иска, мог привести  только  к  возмещению  ущерба.  Кроме  того,  английское

понятие договора включает, с точки  зрения  английских  юристов,  только  те

договоры, которые до середины XIX  века  защищались  иском  «о  принятии  на

себя»: оно не  охватывает  ни  так  называемые  безвозмездные  договоры,  ни

договоры, направленные на реституцию вещи, собственником  которой  оставался

истец  (хранения,  ссуды,  перевозки,  то  есть  когда  истец  передал  вещь

другому),  ни  отдельные   виды   соглашений,   которые   английское   право

рассматривает как «доверительную собственность» (trust).

    В сфере внедоговорной  ответственности (Law of torts)  влияние   прошлого

еще сильнее. Английское право не знает  общего  принципа,  который  связывает

деликтную  ответственность  с  виной.  Оно   оперирует   отдельными   видами

гражданских  правонарушений,  как-то:  нарушение   владения,   зловредность,

клевета и т.д. Некоторые из этих видов соответствуют  древним  предписаниям,

другое — более позднего  происхождения.  Самое  же  главное  —  в  том,  что

английские  юристы  с  большим  трудом  освобождаются  от  привычки  мыслить

формулами  старых  процедур.   Общий   принцип   деликтной   ответственности

воспринимается с большим трудом, пробивая себе дорогу  в  виде  специального

деликта  (negligence),  причем   наряду   с   этим   принципом   сохраняется

определенное количество особых регламентации  внедоговорых правонарушений.

    Суды,  для  которых   существовал   единственный   интерес   —   интерес

королевства и Короны, — получили в Англии  самую  полную  юрисдикцию.  Суды,

рассматривавшие споры частного права, исчезли, а вместе  с  ними  исчезло  в

Англии и само понятие  частного  права.  Все  тяжбы,  подсудные  королевской

юстиции, рассматривались в стране как своеобразные споры  публично-правового

характера.

    Публичный аспект  в   английском  праве  проявлялся  и  в  специфической

технике предписаний, по  которым  обращались  с  иском  в  королевский  суд.

Предписание представляло собой  не  просто  разрешение  действовать,  данное

истцу. С технической стороны  оно  являлось  как  бы  приказом  короля  своим

чиновникам  предложить  ответчику  не   нарушать   права   и   удовлетворить

требование истца. Если ответчик отказывался  повиноваться,  истец  предъявлял

к нему иск. Этот иск рассматривался королевским  судом  не  столько  потому,

что ответчик возражал  против  притязаний  истца,  сколько  в  связи  с  его

неповиновением приказу властей.  Английский  судебный  процесс  —  публичное

право,  а  не  частное.  Он  напоминает   рассмотрение   спора   об   отмене

административного акта во французском  праве. Речь идет о том, с  достаточным

ли основанием был выдан административный  акт  (предписание),  исходящий  из

королевской  канцелярии,  должен  ли  быть  поддержан  приказ,  который  эта

канцелярия дала ответчику. В отличие  от спора  об  отмене  административного

акта по французскому праву, по английскому  праву  дело  возбуждает  не  тот,

кому административный акт наносит  ущерб, а  тот,  кто  получил  этот  акт  и

хочет реализовать его.

    В континентальной Европе  традиционно сложившиеся  суды,  в  отличие  от

Англии, сохранились,  хотя  и  подпадали  под  все  большую  зависимость  от

королевской власти. Призванные  рассматривать  все  споры,  они  никогда  не

считали свою компетенцию ограниченной лишь определенными видами дел,  каждый

из которых требовал своей особой процессуальной формы. Свободные  от  такого

рода  ограничений  суды  могли  без   особых   затруднений   модернизировать

процедуру  рассмотрения  дел,  следуя  каноническому  праву  и  его   модели

письменного процесса.  Обладая  общей  компетенцией,  суды  могли  постоянно

обращаться к  проблеме  справедливости  и  руководствоваться  в  этой  связи

римским правом.

    Иной  была  ситуация  в  Англии.  Вестминстерские   суды   были   судами

исключительной компетенции, причем для каждого вида подведомственных им  дел

существовала особая процедура  их рассмотрения.

    Строгость  процедуры   общего  права,   необходимость   укладываться   в

традиционные рамки — вот  основные  причины,  помешавшие  рецепции  римского

права в Англии и в  ту  эпоху,  когда  Вестминстерские  суды,  неограниченно

расширив свою компетенцию, должны были часто решать  споры,  возникающие  из

отношений частного права в его  чистом виде. Процессуальные формы, со  многих

точек зрения  архаичные,  типично  английские,  обязывали  в  каждом  случае

подогнать под них, как бы «натурализовать»  положения,  которые  можно  было

позаимствовать из римского или  канонического права.  Сложность  и  техницизм

этих форм  были  таковы,  что  изучить  их  можно  было  только  в  практике

применения. Университетское образование, основанное на римском праве,  могло

помочь увидеть справедливое решение  спора,  но  оно  не  помогало  выиграть

процесс. Юристы и судьи Англии до наших дней воспитываются  главным  образом

практикой; в отличие от стран  континентальной Европы, от них не  требовалось

университетское образование, и вплоть до XX века редко можно было  встретить

адвоката  или  юриста  с  таким  образованием.   Для   того,   чтобы   стать

барристером, сегодня нужен диплом, но не обязательно юридический.

 

                 1.3. Соперничество с правом  справедливости  (1485  —  1832

гг.)

 

     Выработанное в строгой  зависимости от формальной процедуры,  общее право

было подвержено в силу этого  двойной опасности: с одной стороны, оно  могло

не успевать в своем развитии за потребностями  эпохи,  а  с  другой  —  ему

угрожали  консерватизм  и  рутина   судейского   сословия.   После   своего

блистательного расцвета в XIII веке общее право  не  избежало  ни  той,  ни

другой опасности. Оно оказалось  перед  риском  образования  новой  правовой

системы-соперницы, которая  по  истечении  некоторого  времени  могла  даже

заменить собой общее право, подобно тому как в  Риме  античное  гражданское

право в классическую эпоху оказалось  перед  лицом  его  подмены  преторским

правом. Соперник, о котором идет речь, — это право справедливости  (Law  of

Exuity).

     Ограниченная компетенция  королевской юрисдикции могла  еще быть терпима,

когда наряду с судами общего  права  существовали  другие  суды,  способные

решать дела в тех случаях,  когда  этого  нельзя  было  сделать  средствами

общего права. Упадок, а затем  исчезновение всех этих других  судов  вызвали

необходимость поисков новых корректив, призванных восполнить пробелы общего

права.

     Естественно,  что   в  тех  случаях,  когда   ограниченная   компетенция

Вестминстерских судов делала невозможным  рассмотрение или разрешение спора,

разочарованная сторона приходила  к мысли,  что  у  нее  остается  еще  одна

возможность добиться справедливости: обратиться непосредственно к королю  —

источнику всех справедливостей и  милостей. Королевские суды  не  занимались

такого  рода  делами,  но  разве  король  не  мог   восполнить   недостатки

деятельности своих судов? Обращение  к королю  в  средневековом  мышлении  —

вещь вполне естественная, и королевские  суды вначале  вовсе  не  возражали,

когда стороны при необходимости  прибегали  к  этому  средству.  В  конечном

счете сами королевские суды тоже были обязаны своим развитием  именно  этому

принципу (обращение к королю, чтобы  добиться справедливости).

     Следовательно, начиная  с XIV века частные  лица,  не  имея  возможности

добиться решения в королевских  судах или в  случае  недовольства  решением,

нанесенным по их делу,  обращались  к  королю  и  просили  его  из  милости

вмешаться, «чтобы оказать милосердие  по  совести  и  по  существу».  Такое

обращение обычно проходило через  лорда-канцлера,  являвшегося  исповедником

короля и обязанного поэтому  руководить  его  совестью.  Если  лорд-канцлер

считал целесообразньм, он передавал  жалобу  королю,  и  тот  ставил  ее  на

рассмотрение в своем совете.

     Это обращение к  прерогативе короля,  имевшее   первоначально  под  собой

прочную  основу  и  допускавшееся   без   возражений,   пока   оно   носило

исключительный характер, не преминуло, однако, повлечь за  собой  конфликт,

как только оно приняло общий  характер и превратилось в обычное  обжалование

решений судов или даже в способ полностью или частично  обойти  королевские

суды.

     Именно это и произошло  в результате войны Алой и   Белой  Розы,  которая

затруднила королю возможность  принимать решения в совете. Лорд-канцлер  в XV

веке становится все более и  более автономным  судьей,  единолично  решающим

дела от имени короля и совета,  Делегировавших  ему  полномочия.  С  другой

стороны, и тяжущиеся все Чаще и чаще просят вмешательства лорда-канцлера из-

за  тех  препятcтвий,  которые  процедура  и  рутина  судей   создали   для

нормального развития общего права.

    Решения, первоначально  принимавшиеся с учетом «справедливости  в  данном

случае»,  стали  систематически  выноситься  на  основе  применения  доктрин

«справедливости»,  представляющих  собой   добавления   или   коррективы   к

«правовым» принципам, применяемым  королевскими судами

    Абсолютизм Тюдоров в  XVI веке  был  основан  на  широком  использовании

королевской прерогативы. В области  уголовного  права  знаменитая  «звездная

палата» представляла собой серьезную  угрозу  для  свободы  подданных,  хотя

вначале она была призвана лишь установить порядок после гражданской войны.

    В  области  гражданских   отношений  юрисдикция  справедливости   лорда-

канцлера, основанная  также  на  королевской  прерогативе,  получила  весьма

широкое  распространение.  После  1529  года  канцлер  не   был   более   ни

духовником, ни исповедником  короля.  Он  все  чаще  выступал  как  юрист  и

рассматривал жалобы, адресованные ему, как настоящий судья, но применял  при

этом  письменную  процедуру,  заимствованную  из   канонического   права   и

полностью  отличавшуюся  от  процедуры   судов   общего   права.   Принципы,

применяемые   лордом-канцлером,   также   в   значительной   степени    были

заимствованы, по существу, из  римского  права  и  из  канонического  права;

реципированные  принципы  гораздо  больше,  чем  многие  устаревающие  нормы

общего права, удовлетворяли чувство  социального  интереса  и  справедливости

эпохи Возрождения. Заботясь о правосудии  и  справедливом  его  отправлении,

правители Англии  отдавали  в  тот  период  предпочтение  юрисдикции  лорда-

канцлера.

    Соображения   политического   порядка   также   способствовали   этому.

Используемые канцлером  римское  право  и  каноническое  право,  не  знавшие

института присяжных, больше нравились  правителям,  чем  общее  право  с  его

публичной  и  гласной  процедурой.  Правителям   казалась   предпочтительнее

письменная тайная и инквизиционная процедура лорда-канцлера.  Господствовало

также мнение, что римское право  с его формулой «правитель изъят  из  действия

закона» соответствует духу и  установкам  королевского  абсолютизма.  Могло,

наконец, казаться более простым  выработать совершенно новую систему  права  и

отправления правосудия, чем осуществлять реформы  общего  права,  ставшие  к