Анго-Саксонская Правовая Система

в королевстве или если обстоятельства дела были таковы, что его нельзя  было

разрешить в обычном порядке. Суд, где король  решал  дела  с  помощью  своих

приближенных (Curia regis), — это, по существу, суд особо  знатных  людей  и

особо крупных дел, а не обычный  суд, доступный каждому.

    В рамках Курии в  XIII веке  сложились  автономные  образования,  в  том

числе   наделенные   судебной    компетенцией    комиссии    с    постоянным

местопребыванием в Вестминстере. Компетенция  этих  судов  была  ограничена,

они должны были считаться с сеньорами, которые хотели быть хозяевами у  себя

дома  и  вовсе  не  выражали  готовности  подчиняться  судебным   вердиктам.

Вмешательство королевской власти в дела сеньоров  и  их  подданных  казалось

сеньорам невозможным и противоречащим естественному порядку  вещей,  подобно

тому  как  в  наше  время   собственники   считают   меры   государственного

вмешательства или национализацию противоречащими священному, по  их  мнению,

праву собственности. Королевские  суды, наконец, не могли  даже  осуществлять

правосудие в качестве апелляционной  инстанции по всем спорам, возникающим  в

королевстве. Вмешательство этих судов  ограничивалось главным  образом  тремя

категориями  дел:  делами,  затрагивающими  королевские   финансы,   делами,

касающимися  земельной  собственности  и  недвижимости,  тяжкими  уголовными

преступлениями, затрагивающими мир  в королевстве. В судебных  органах  (Суде

казначейства. Суде общегражданских  исков и Суде королевской скамьи)  сначала

рассматривались только определенные дела из  указанных  трех  категорий,  но

вскоре это разделение компетенции  отпало и каждый из трех королевских  судов

Вестминстера  мог  рассматривать  все  дела,  подпадающие  под   королевскую

юрисдикцию.

    Все  остальные   дела,  кроме  упомянутых  трех  категорий,  по-прежнему

разрешались вне королевской  юрисдикции  Судом  графства  или  Судом  сотни,

феодальными и церковными судами,  а  позднее  в  соответствующих  случаях  и

различными коммерческими судами, которым право  отправлять  правосудие  было

предоставлено в связи с проведением  различных ярмарок  и  торгов  и  которые

применяли международное торговое право — Lex merkcatoria, или Ley merhant.

    Канцлер и королевские  судьи были заинтересованы в  том, чтобы  увеличить

упомянутый список предписаний, учитывая  доходы,  которые  они  получали  за

рассмотрение дел. С другой стороны, король стремился укрепить свою власть  и

расширить свои судебные полномочия в государстве.

    К расширению компетенции  королевские суды толкало   и  все  возрастающее

число обращений к ней частных  лиц,  ставивших  королевскую  юрисдикцию  выше

всякой другой. Ведь только королевские  суды могли  реально  обеспечить  явку

свидетелей в суд и исполнение вынесенных решений. И только король и  церковь

могли обязать своих подданных  принести присягу.

    В силу всех этих  причин королевские суды расширяли  свою юрисдикцию и  в

конце средних веков  стали  единственным  органом  правосудия.  Сеньоральные

суды постигла та же участь, что  и  суды  сотни,  на  долю  муниципальных  и

торговых судов осталось  немного  малозначительных  дел,  а  церковные  суды

рассматривали лишь споры, связанные  со святостью брака  или  дисциплинарными

проступками священнослужителей.

    Вплоть до XIX века королевские  суды,  однако,  не  стали   тем,  что  во

Франции называют «судами общей  юрисдикции». Теоретически до  1875  года  они

обладали исключительной юрисдикцией. Частные лица не имели права  обращаться

в эту судебную инстанцию. Они должны были просить о предоставлении им  такой

привилегии, что королевская  власть  делала  лишь  при  наличии  достаточных

оснований.

    Обычно тот, кто просил  о  такой  привилегии,  обращался   к  канцлеру  —

высшему должностному лицу Короны —  и  просил  о  выдаче  предписания  (writ)

суду рассмотреть дело при условии  оплаты канцлеру судебных  издержек.  Кроме

того,  можно  было  обратиться  с  жалобой  (quirela,billa)  прямо  в   суд.

Некоторые предписания были простым  отражением судебной практики,  основанной

на жалобах. Получить предписание  канцлера или прямое согласие  суда  принять

дело к рассмотрению было не так  просто. Королевская власть в XIII веке  была

не столь либеральна, чтобы канцлер  легко  мог  сам  выдать  предписание  или

судьи могли согласиться рассматривать  дело  в  любом  случае.  Долгое  время

этому предшествовал тщательный учет обстоятельств дела, и перечень  случаев,

когда выдавались предписания, расширялся очень  медленно.  Их  насчитывалось

всего 56, когда в 1227 году составили  их первый список для судей, и 76  —  в

1832 году, когда была проведена  большая судебная реформа. Однако  расширение

компетенции королевских  судов  не  связано  только  с  увеличением  перечня

оснований исков. Оно не находится  также и в прямой  зависимости  от  закона,

именуемого.  Вторым Вестминстерским  статутом (1285 г.), который  уполномочил

канцлера выдавать предписания  «в случае подобия»  (in  cjnsimili  casu),  то

есть тогда, когда ситуация была весьма сходна со  служившей  основанием  для

выдачи  предписания.  Для  расширения  компетенции  королевских  судов  была

использована другая техника. Истец  в специальном  предварительном  документе

— декларации детально  излагал  фактические  обстоятельства  дела  и  просил

королевских судей, учтя эти факты, принять спор к  рассмотрению.  Эти  новые

иски, при которых суды сами признавали свою компетенцию,  получили  название

исков super casum. Со временем круг данных исков расширился и  они  получили

разные специальные названия  в  зависимости  от  фактических  обстоятельств,

обусловивших их судебное рассмотрение: иск  о  возмещении  вреда  вследствие

неисполнения обязательств, иск  о прекращении незаконного владения и т.д.

    Процессуальные формы  в королевских судах в Вестминстере  варьировались в

зависимости от  вида  иска.  Каждому  из  них  соответствовала  определенная

процедура,    определявшая    последовательность    процессуальных    актов,

представительство  сторон,  порядок  представления   доказательств,   способ

исполнения решений. Было бы фатальной  ошибкой именовать истца и  ответчика  в

каком-то процессе так же, как это  установлено для  процедуры,  но  по  искам

иных видов. Для рассмотрения одних  видов исков требовалось жюри, для  других

оно было не нужно, но допускалось  такое  доказательство,  как  присяга  (иск

отклонялся, если определенное число  «свидетелей» под присягой заявляли,  что

ответчик заслуживает доверия). При одних исках  дело  могло  быть  решено  в

отсутствие ответчика, а при  других — нет. Все  эти  различия  сохранялись  и

тогда,  когда  дело  рассматривалось  на  основании  иска  consimili   casu,

поскольку в каждом конкретном случае  применялась  процедура,  принятая  для

сходного  иска,  подпадающего  под  перечень  предписаний.  Наиболее   часто

использовалась  процедура,   установленная   для   иска   о   правонарушении

(trespass).

    Естественно,  что   при  этих  условиях  первенствующая  роль  оказалась

отведенной  процессу.  На  континенте  юристы  уделяли   основное   внимание

установлению прав  и  обязанностей  субъектов  (норм  материального  права).

Английские  юристы  были  сосредоточены  на  вопросах  процедуры.   Средства

судебной защиты предшествуют праву: процедура прежде всего. С самого  начала

общее право сводилось  к  определенному  числу  процессуальных  форм  (видов

исков), в рамках которых можно  было  получить  решение,  но  никогда  нельзя

было точно знать заранее, каким  оно  будет.  Основная  проблема  состояла  в

том, чтобы королевский суд принял дело к рассмотрению,  а  затем  уже  довел

его до конца сквозь дебри формализованной  процедуры. Каково  будет  решение?

На этот вопрос нельзя было дать сколько-нибудь  точный  ответ.  Общее  право

лишь медленно и постепенно  шло  к  выработке  норм,  определяющих  права  и

обязанности каждого.

    Условия, в которых  формировалось общее право,  представляют  не  только

чисто теоретический интерес. По  меньшей  мере  в  четырех  аспектах  они  в

течение длительного времени сказывались  на английском праве, в  котором  еще

и сегодня можно обнаружить их влияние.  Исторические  факторы  привели,  во-

первых, к тому, что  английские  юристы  сосредоточивали  свое  внимание  на

процессе. Во-вторых, они  определили  многие  категории  английского  права,

повлияли  на  его  понятийный  фонд.  В-третьих,  благодаря  этим   факторам

английское право не знает деления  на публичное  и  частное.  И  в-четвертых,

они  воспрепятствовали  рецепции  категорий  и   понятий   римского   права.

Рассмотрим более подробно все  эти четыре аспекта.

    До XIX века для английских  юристов важно было не думать  о  том,  какое

решение, по  их  мнению  справедливое,  должно  быть  вынесено  по  делу,  а

сконцентрировать  свое  внимание  на  различных  процессуальных,  в   высшей

степени  формализованных  действиях  по  конкретным  видам  исков.  Все  эти

процессуальные действия вели  к  одной  цели,  а  именно  сформулировать  те

вопросы, которые будут поставлены перед жюри. Не следует забывать,  что  еще

в 1856 году все иски в судах общего права рассматривались с  участием  жюри.

Таким образом, развитие английского  права отразило глубокое и  преобладающее

влияние процессуальных факторов. Английское право можно  было  упорядочивать

и  развивать  только   в   рамках   процессуальных   форм,   предоставленных

королевскими судами в распоряжение тяжущихся сторон. Это право,  по  формуле

Г.Мэна,  «заключено   в   узкое   русло   процесса».   Оно   —   конгломерат

процессуальных форм, призванных  обеспечить  решение  споров,  количество  и

виды которых  все  более  увеличивались.  Излагая  английское  право  и  его

принципы, автор ХП века Глэнвилл (1187 — 1189 гг.), а затем автор XIII  века

Брэк-тон  (1250  г.)  описали  последовательно  (на   латыни)   предписания,

посредством которых можно было обратиться в Вестминстерские суды.

    Юридические хроники,  написанные по-французски и известные  под названием

Ежегодников, знакомят нас с английским правом периода  1290  —  1536  годов,

концентрируя свое внимание на процедуре  и часто забывая сообщить о  решении,

принятом по существу спора.

    Для иллюстрации изложенного  рассмотрим  историю  договорного   права.  В

XIII веке, то есть в то  время,  когда  был  принят  Второй  Вестминстерский

статут, договоры подпадали под  юрисдикцию и церковную,  и  муниципальную,  и

торговую. Вестминстерские суды не рассматривали таких  дел,  за  исключением

двух случаев, которые, по  правде  говоря,  были  скорее  связаны  с  правом

собственности. Глэнвилл в конце XII века просто-напросто  объявил:  «Частные

соглашения, как правило,  не  охраняются  судами  нашего  короля».  Не  было

никаких предписаний, никакой процедуры, касающихся договоров,  на  основании

которых можно было  бы  обратиться  в  королевский  суд.  Как  же  выйти  из

положения?

    Сначала  в  некоторых   случаях  прибегали  к   понятию   собственности.

Наниматель,  займополучатель,  хранитель,  перевозчик  оказывались  в  сфере

судебной компетенции не в силу взятых ими на себя обязательств,  а  по  тому

фактическому обстоятельству, что  они  без  должных  оснований  удерживают  у

себя вещь, принадлежащую другому  лицу. Для этой ситуации существовал  особый

иск (writ of detinue). В  других  случаях  обязанность  выполнить  обещанное

обосновывалась формой взятого  обязательства. Имелся  иск  о  возврате  долга

(writ of debt), возможный при  наличии   формального  документа  абстрактного

характера, из которого явствовало лишь, что данное лицо является  должником.

При этом не интересовались, стоит  ли за  этой  долговой  распиской  реальное

соглашение.

    Однако оба названных  иска не покрывали все  встречающиеся   ситуации,  а

предусмотренная ими  процедура  была  неудовлетворительной.  Поэтому  юристы

искали  другие  пути  более  широкого  охвата  договорного  права.  И  такое

средство они нашли в конце  концов в иске,  именуемом  trespass.  Это  иск  о

правонарушении  деликтного  характера,   имевший   в   виду   противоправное

посягательство на личность, землю  или имущество  истца.  Все  это  не  имеет

ничего общего с договором. Однако участники спора   старались  убедить  суд,

что при некоторых обстоятельствах, когда взятое лицом обязательство  не  было

исполнено, можно рассматривать  это  таким  образом,  как  будто  имел  место

деликт.

    Королевские  суды  постепенно  восприняли  этот  подход.  Сначала   они

применяли его тогда, когда одна из сторон при исполнении договора  совершила

действие,  причинившее  ущерб  персоне  или  имуществу  своего   контрагента

(misfeasance). Однако прошло более  века, прежде чем наряду с   делами  такого