Становление социальной работы

Экономический кризис 1929-1933 гг., когда промышленное производство упало на 35-40 %, дал новый толчок к обострению социальной напряженности. Основной ареной борьбы стали Франция и Испания. К тому же, социальный вопрос обозначился в ряду центральных вопросов в борьбе за власть. Его нерешенность стала одним из центральных факторов, обеспечивших победу национал-социалистов в Германии в начале 30-х гг., а до этого - приход к власти режима Муссолини в Италии.

Постепенно вызревала дилемма: революция или эволюция как метод решения социальных противоречий. Наиболее дальновидная часть представителей капитала и правящей элиты западноевропейских государств пришла к выводу, что можно регулировать проблемы социального развития, используя потенциальные возможности капитализма, и выдвинула свою программу решения социальных проблем. Они исходили из того, что давлением, репрессиями, принуждением силой не обеспечить поступательное развитие экономики, а соответствующую стратегию выгоднее строит с учетом общественных потребностей, даже если они не всегда совпадали с их собственными интересами, и добиваться стабилизации путем компромиссов.

В Западной Европе начала формироваться так называемая упреждающая стратегия, позволившая избежать наиболее острых и опасных для экономического роста социальных коллизий.

В рамках этой стратегии проводилась политика удовлетворения многих требований профсоюзов, которые превратились в массовое влиятельное движение. В большинстве стран Европы были проведены социальные реформы - восьмичасовой рабочий день, социальное страхование, оплачиваемые отпуска и т.п. (см., в частности таблицу выше)

Оказавшись под влиянием этих факторов, западноевропейские правящие круги стали испытывать острую потребность в урегулировании проблем социального развития. Очевидной стала потребность сократить все увеличивающийся разрыв между возможностями капиталистического производства в удовлетворении потребностей масс и реальными условиями жизни трудящихся. Теоретической основой этого стремления стало экономическое учение Дж. М. Кейнса.

Экономическая теория Кейнса, как известно, предполагала сознательное, регулирующее вмешательство государства в функционирование экономики с целью гармонизации и собственно экономических отношений, и их социальных последствий.

Анализ самой экономической концепции Кейнса находится за пределами целей и задач данной работы, здесь уместно ограничиться указанием только на некоторые этические предпосылки его взглядов. Эти взгляды Кейнса и Дж. Мура, которого он считал своим учителем в вопросах этики, были нацелены на господствующую в Англии философию утилитаризма.

Утилитаризм был своего рода протестантской этикой, приспособленной для нужд сглаживания ситуаций социального кризиса. Добро с точки зрения утилитаристов это наибольшее счастье для наибольшего числа людей, т.е. ключевыми ее понятиями и отправными точками являются по-прежнему индивид и его благополучие, в первую очередь материальное.

Мур протестует против такого понимания должного- не каждый добрый поступок приводит к увеличению счастья. Мы вообще не знаем, какой поступок приведет к этому наверняка, не возможно и дать четкое определение счастью. Поэтому следовать надо общепринятым принципам: очень вероятно, что и это не способно сделать всех счастливыми, но еще менее вероятно, чтобы произвольное их нарушение имело желаемый этический результат. Иными словами, индивид, взятый безотносительно к обществу, перестает быть в концепции Мура безусловной мерой добра и зла.

Мур и Кейнс обращают внимание и на еще одно обстоятельство - требование добра для большего количества индивидов означает признание, что благо суммы частей не равно благу целого. По мнению мыслителей - эти два момента несводимы друг к другу. В экономической политике с этой точки зрения необходимо исходить не только из признания безусловных прав индивидов, но и из интересов общества как целого, т.е. из такой совокупности людей, которая состоит не только из экономически успешных индивидов, но из тех, кому повезло меньше, не только из фабрикантов и финансистов, но и из рабочих и безработных.

Принципы государства всеобщего благоденствия получили свое признание чуть ли не во всех европейских странах. В некоторых из них они были даже закреплены в конституциях (например, в Германии).

На их основе происходит сближение партийных платформ самых разных политических сил современного ЕС. Так, платформы христианских буржуазно-консервативных партий ХДС и ХСС и либеральной СвДП опираются на модель «социального рыночного хозяйства». Ее использовал один из родоначальников теории «народного капитализма» Л. Эрхард для обоснования концепции «сформированного общества», целью которого было преодоления общественных интересов путем приведения их к общему знаменателю всеобщего благополучия.

Социал-рефрмизм нашел своих выразителей в лице Гильфердинга и О. Нафтали с их концепцией промышленной демократии, Дж. К. Гелбрайта с его институционально-социальной теорией, монетариста Ж. Рюэффа, экономиста стокгольмской школы Г. Мюрдаля, либерала Ф. Хайека, Ж. Маршаля с его выводом о распределении национального дохода как отражении силы и власти социальных групп общества. Эффективной оказалась политика «соучастия», проводимая Ш. де Голлем и В. Жискар д Эстеном для введения в организационно-договорные рамки проявлений социального недовольства.

«В 70-е годы произошло принципиальное сближение доктрин буржуазного реформизма и социал-демократии. Правительства и держатели капитала как бы перехватывают социал-демократическую направленность как расширение социальных гарантий и улучшение «качества жизни»".

Значимость идеи государства благосостояния вышла за пределы принципа организации социальной работы. В послевоенной Германии в канцлерство Эрхарда она сделалась важным фактором участия ФРГ в противостоянии НАТО и ОВД: благодаря этой политике ФРГ явно выигрывала в глазах немцев в сравнении с ГДР.

В настоящий момент согласование социальных программ и выработка их общей доктрины - один из важнейших вопросов, обсуждаемых правительствами ЕС.

В тоже время, современная ситуация в социальной работе за рубежом далеко не безоблачная, а по оценке некоторых западных авторов - стоящая на грани кризиса. Об этом сюжете и следует сказать несколько слов в завершении нашей работы.

Кризисные явления, упомянутые только что происходят в первую очередь не из-за технических несовершенств системы. Источник затруднений - в неопределенности ценностных ориентиров как социальной работы, так и социальной политики в целом.

Сегодня парадигма страхования, составляющая основу государства всеобщего благосостояния, по мнению некоторых авторов фактически исчерпала себя. Источником первоначальной силы идеи социального страхования, как она сформулирована и реализована во Франции, является ее синтетический характер: она позволяла подходить с единых позиций к широкому кругу социальных проблем, сводя их к общей категории риска. Болезнь и безработицу можно было одинаково расценивать как несчастный случай. Даже старость попадала в эту категорию - с точки зрения потери трудового дохода.

Это унифицированное понятие риска начинает между тем терять свою убедительность. Упрощенные различия между больными и инвалидами и здоровыми людьми, работающими и безработными, ведущими активную трудовую деятельность или пенсионерами предполагали по существу, что все эти люди сталкивались с рисками одинакового происхождения. Лежащий в основе государства всеобщего благосостояния принцип справедливости и солидарности опирался на идею, что различного рода риски распространяются на все население и по своей природе являются следствием случайного стечения обстоятельств. Однако в наше время все обстоит иначе. Социальные проблемы теперь едва ли можно воспринимать на уровне риска. Строго говоря, из всех видов пенсий лишь пенсии по инвалидности соответствуют сегодня логике страхования.

В известном смысле, дает о себе знать та особенность капиталистического строя, о которой говорил Маркс, а именно взаимоотчуждение человека и его труда. Современная экономическая и социальная система стран Запада предполагает необходимость существования в обществе, например, безработицы. И система социального страхования нацелена не на ее ликвидацию, а на смягчение ее последствий до приемлемого уровня. Тоже самое можно было бы сказать и о ряде других социальных проблем, таких, как незаконная миграция, переход некоторой части общества в маргинальное состояние и порожденные этим процессом социальные девиации.

Чтобы полнее представить себе всю сложность современных проблем социального обеспечения, следует также обратить внимание еще на одно обстоятельство - изменение самой природы социальной незащищенности. В период «славного тридцатилетия» (40-70-е гг. ХХ века, время когда формирование государства благосостояния вступило в завершающую стадию) людей больше всего беспокоили проблемы дохода. Сегодня, хотя экономическая нестабильность, связанная с неустойчивостью занятости, остается весьма серьезной проблемой, ситуация изменилась в виду других причин незащищенности: роста преступности в городах, распада семей, международных конфликтов и т.п. И здесь требуется прежде всего вмешательство государства как такового, а не государства всеобщего благосостояния: между социальной защитой и личной безопасностью возникает новый тип связей, устанавливающий и новый тип отношений между отдельными гражданами и государством. Система социального обеспечения не представляется больше двигателем социального прогресса. В наше время она покрывает лишь часть того пространства, которое мы называем социальной сферой.

Термин «социальный вопрос», появившийся в конце XIX века, отсылает нас к становлению индустриального общества, когда создававшиеся в процессе экономического роста прибыли и социальные завоевания положили начало пролетарской эпохе общественных преобразований. Со временем развитие государства всеобщего благосостояния привело к почти полному преодолению прежней неустойчивости и утрате обществом страха перед будущим. На исходе «славного тридцатилетия», то есть в конце 1970-х годов, казалось, что вот-вот в общественной жизни восторжествует утопия, когда люди будут защищены от нужды и основных жизненных рисков. Однако начиная с 80-х рост безработицы и появление новых форм бедности, похоже, вновь отбросили ситуацию назад. Хотя в тоже время очевидно, что речь сегодня не идет о простом возвращении к прошлому. Современные проблемы маргинализации не соотносятся напрямую с былыми категориями эксплуатации. На повестку дня встает новый социальный вопрос.

Все это вовсе не новость. В 60-х гг. еще господствовал безграничный оптимизм по поводу решения социальных проблем государством всеобщего благосостояния. Ярко проявился он в позиции одного из его теоретиков - Л. Эрхарда: единственный потенциальный изъян такого государства он видел в возможности превратиться в «государство всеобщего обеспечения», т.е. главная опасность исходит, условно говоря, от изобилия ресурсов общества, которое может увлечься их растрачиванием и спровоцирует массовое иждевенчество. Эту мысль он отстаивал и в своей фундаментальной работе «Благосостояние для всех», и в многочисленных статьях для печати и парламентских выступлениях. Впрочем, в это же время формулировалась и довольно критичная по отношению к этим надеждам концепция постиндустриального общества. У ее автора (Д. Белла) было твердое убеждение в том, что современное общество неизбежно должно перейти но качественно новую ступень развития, на которой неизбежно столкновение и с неизвестными ранее социальными проблемами, против которых прежние стратегии могут и не сработать. Белл, как и спустя почти 20 лет П. Розанваллон, считал, что дело будет вовсе не в нехватке материальных средств, а, вероятно, в сдвигах в социальной структуре, непохожим на те, с которыми приходилось встречаться прежде.

Государство всеобщего благосостояние оказывается в наше время под угрозой в трех аспектах. Финансовая сторона дела состоит в том, что доходы государства возрастают в среднем на 1-3 % в год, а расходы на социальную сферу - на 7-8 %. Обеспечивается рост расходов за счет роста налогов; рост налогов, в свою очередь означает снижение уровня доходов граждан и имеет целый ряд опосредованных последствий. Другой аспект - идеологический. У многих жителей развитых стран возникают оправданные сомнения в эффективности механизмов государственного регулирования. Возникновение этих сомнений особенно объяснимо, если учесть появление на свет новых типов социальной незащищенности. Третий момент - кризис концепции государства вообще, устаревание его функций обеспечения солидарности общества в новых условиях. По оценке Розанвалона, в государстве всеобщего благосостояния экономика и социальная сфера оказались разъединенными: экономика заинтересована, чтобы маргиналы не возмущали общее спокойствие и готова их подкармливать, но брать на себя задачу борьбы с самой маргинализацией желания, очевидно, нет. Само включение их в нормальную жизнь вовсе не необходимо. Государство имеет тенденцию к превращению в «страховую компанию», которая готова честно оплачивать риски пайщиков, но не имеет ни малейшего желания (да и возможности) вникать в то, какой статус в обществе они занимают и какой желали бы иметь.

Преодоление этих кризисных явлений и есть на сегодняшний день главная задача, стоящая перед социальной политикой, и от ее решения и зависит то, каким образом будет функционировать в будущем система социальной работы за рубежом.

Заключение

Становление системы социальной работы было обусловлено теми трансформациями, которые претерпевали европейские государства в начале Нового времени в связи с началом капиталистических отношений. Докапиталистические общества не нуждались в системе социальной работы в собственном смысле этого слова: заботу о недееспособных членах общества брали на себя в это время сами корпоративные социальные структуры (родовые и общинные объединения, сословные корпорации, территориальные союзы и т.п.)

В Англии - стране раньше всего вступившей на капиталистический путь развития - социальная работа возникала первоначально как система, отчасти выполнявшая карательные функции (работные дома). В чистом виде эта стадия отсутствует в истории прочих европейских стран, хотя определенные мотивы в развитии социальной работы в других странах повторяют эти аспекты английского опыта. Главная предпосылка возникновения этой системы - разрушение социальных структур феодального общества, вызванное переходом к капиталистической форме собственности на землю и к промышленному (мануфактурному) производству.

Следующая ступень развития системы социальной работы превращает ее в предмет особых забот государства: в Европе и США правительства начинают систематически реализовывать программы, призванные бороться с последствиями общественных катаклизмов (войны, экономические кризисы и т.п.).

Эффективность этих программ была весьма относительна: как показала практика, борьба с такого рода катастрофами приводила лишь к некоторому смягчению их последствий.

Преодоление этого изъяна стало возможным благодаря интенсивному регулированию государством экономической жизни, теоретической основой которой стали концепции Кейнса и практика государства всеобщего благосостояния (социального государства).

Дополнительным стимулом к развитию системы социальной работы и общества в целом в этом направлении в ряде случаев было глобальное внешнеполитическое противостояние второй половины ХХ века. Так, одна из наиболее эффективных систем социальной защиты была создана в ФРГ в том числе и с целью демонстрации ее превосходства по отношению к социальной политике ГДР. В целом же, смягчение рисков жизни в капиталистическом обществе было эффективным орудием в противостоянии капиталистической и социалистической систем.

Осмысление технологии организации социальной работы и приемов, которые в своей деятельности используют социальные работники началось достаточно поздно: в самом конце XIX - начале ХХ в. Это, с одной стороны, было обусловлено переходом государства к практике интенсивного регулирования социальных процессов. С другой стороны, к этому моменту был выработан и соответствующий теоретический аппарат медицинской, психологической, социологической и юридической наук.