Шпаргалка по "Истории социальной работы"

В античности судьба определяет силу, обладающую высшей властью над  человеком, определяющую жизненный  путь личности во всей его неповторимости [3]. Только древнегреческие боги, когда  они выстраиваются в определенный пантеон с иерархической упорядочностью, становятся носителями определенных функций, предстают в виде своеобразных «социальных сил», определенным образом влияющих на жизненный сценарий человека. Так, в гомеровском эпосе Афина дает наставление Одиссею обнять колени царицы Ареты (чье имя означает «добродетель»), чтобы она помогла ему вернуться домой. Афина же превращает Одиссея в старого нищего, чтобы он не был узнан, она же помогает ему победить женихов. Боги как охраняющие мир отдельного человека и его частную жизнь предстают в качестве различных помощников. Например, Аполлон не только был покровителем изящных искусств, но и охранял посевы, стада, был богом исцеления и отвратителем бед (способствовал осуществлению витальных потребностей человека). Исцеление недугов приписывалось таким богам и богиням, как Асклепий, Исида, Сарапис. Чтобы обеспечить легкие роды, древние греки призывали Артемиду Илифию, Юнону, Луцину.

Герои — полубожественные существа, которые еще более активно вмешиваются в судьбы людей, полиса либо отдельного человека. Они помогают при болезнях и несчастьях, оказывают помощь в битвах и других событиях. Событие при этом все принимается объектом помощи как нечто неотвратимое, где за изменениями стоят злые силы, проклятия, рок, трансформирующие жизненный путь человека. Всему этому противодействует герой. Он как бы реализует принцип дополнительности, уравновешивает баланс сил, несет позитивное начало. Тем самым в социальной жизни восстанавливается принцип каллогатии, физической и нравственной добродетели. Подвиги Геракла, Прометея, Ясона и других иллюстрируют это положение [11].

Событие — это механизм, приводящий в действие внутренние установки  античного человека, где в качестве «мотивов поведения» помогающих субъектов  выступают принципы «подражания  лучшим и соперничество» [16]. Стремление к первенству, желание быть лучшим среди многих, боязнь показаться глупым и смешным — основные ценностные доминанты античности, традиционно  определяемые в западной антропологии как «культура стыда». Поэтому  первенствовать не только на поле брани, в спорте, но и в социально значимых акциях, затмевая своих предшественников, — вот ценностный смысл филантропической деятельности античного человека. Боги, герои, персонифицированные человеческие идеалы, сублимированные в антропоморфных формах, непременные участники социальной жизни людей. Они субъекты помощи, «участники судьбы», чья филантропическая деятельность осуществляется в мифологемах  культуры стыда.

Христианство осмысляет  идею судьбы в качественно иных концептах. Человеческое бытие определяет не пространство полиса, как это было в античной цивилизации, а мир Церкви, где  «христианин в Церкви Христа живет  в благодати Христа» [15]. «Культура  стыда» сменяется «культурой вины», где на первый план выходит внутренняя система ценностей и оценка поведения  «судом совести». Судьба как концепт  человеческой жизнедеятельности входит в пространство Высшего Блага  наряду с Провидением, милосердием, спасением и другими категориями  провиденциального порядка. Отсюда идея судьбы в христианских подходах осмысляется как идея спасения души [12]. «Событие» тождественно «событию», и пассивная личность, социально  ущербная, в этой связи имеет свой концепт существования, оправдания и защиты. Co-бытие богатых и бедных, обусловлено их предназначением друг для друга: Мифологема социального мира обосновывает существование помогающего и нуждающего субъектов исходя из их событийности. Бедные необходимы богатым, чтобы богатые милосердием могли искупить свои грехи, богатые же нужны бедным, чтобы те могли кормиться возле них. И те и другие выступают защитниками друг друга перед Богом, и те и другие во взаимослужении друг другу достойны спасения, эти аксиоматические принципы становятся основой концепции милосердия.

Христианская парадигма  поддержки и взаимопомощи вырабатывает определенные «правила спасения», определяет, что следует делать, а что нет. Концепты милосердного поведения становятся основанием акций и поступков  «человека-помогающего». Правила и  принципы милосердия определяются через  серию поступков и деяний, которые  могут быть направлены на различные  нужды субъекта. При этом различаются  два уровня помощи: милости духовные и милости телесные [2].

Паттерн помогающего субъекта распространялся от добропорядочного христианина ремесленника до богатого сюзерена. Их помощь человеку-нуждающемуся была спонтанна и аффективна, и  она не была связана с выяснением истинных мотивов просящих подаяние. Однако институт монашества, основной помогающий субъект, имел свою идеологию  поддержки. Культура практического  милосердия, культ труда, «святая  простота», образованность как основополагающая добродетель являлись главными слагаемыми социального христианского служения. Христианское служение предполагало практическое осуществление заповеди Христа о  милосердии, оно выдвигало определенные нормированные требования к действиям  и поступкам священников, устанавливало  исходные ценностные позиции помогающего  субъекта.

В актах христианского  милосердия впервые ставится знак равенства  не только между бытием человека и  небытием, богатством и бедностью, но, самое главное, намечается отход  от «коллективной ментальности», что  порождает формы индивидуальной защиты и поддержки. Осознание собственного «Я», развитие самосознания и личности заложило в «культуре вины» иные парадигмы помощи и поддержки, которые  находят свое отражение в парадигме  «солидарности» [9].

Философские основания парадигмы  «солидарности» актуализируют концепты бедности и выдвигают новую идею, идею свободы и прав человека. Причем бедность, в отличие от христианского  концепта, рассматривается не как  «благо», а как несправедливость, как проявление права сильного над слабым. Однако такое событие субъектов противоречило идеалам социального устройства, основанного не на Божественных заповедях, а на принципах свободы, равенства, братства. Философия милосердия уступает место философии альтруизма, где конечной целью морального действия является благо других людей [28]. Концепт судьбы и справедливости в контексте проблем бедности осмысляется не с фаталистических оснований, а с позиций естественных прав человека, когда индивидуальные права на жизнь и свободу являются главными мотивами помощи и поддержки индивиду. Концепции естественных прав человека, их обоснование и определение первоначально связывают с идеями экономической помощи и солидарности, что находит отражение в деятельности благотворительных организаций. Именно здесь «человек-помогающий» начинает осуществлять свою деятельность не на основе импульса или аффекта, а на основе рациональных принципов общественного блага и социальной полезности. Забота о «человеке-нуждающемся» выдвигает определенные требования, связанные с философией деятельности, включающей в себя не только умения и навыки, но устанавливающей принципы взаимодействия.

Принципы взаимодействия «человека-помогающего» с «человеком-нуждающимся» не могут уложиться в христианские каноны милостей духовных и телесных. Ибо даже пассивный субъект, «обделенной  судьбой», имеет актуализированное  «Я», осложненное ценностными мифами классовой и групповой принадлежности, идентифицирует свою ситуацию в контексте  социальных прав, свобод и гарантий. В идеологии поддержки событие  отождествляется с ситуацией, оно  не несет в себе тот драматизм  отношений, который у античного  человека был связан с роком, а  в христианстве с Провидением. «Событие — ситуация» обретает характер индивидуальной или социальной детерминированности, оно перманентно, а, следовательно, «человек-помогающий» имеет возможность не только познавать «судьбу» конкретного человека, но и, облегчая страдания, изменить сложившийся жизненный сценарий. Концепция философии развития — это и есть та новая мифология «человека-помогающего», сформировавшаяся в практике добровольных помощников.

Однако бедность, в частности  ее крайняя форма — пауперизм, заставили выступить в качестве субъекта помощи не только добровольных помощников, но и государство. Перед  государством встала необходимость  не только выступать в качестве помогающего  субъекта, но и обосновывать доктрину коллективной заботы и ответственности  перед «человеком-нуждающимся». Исхода из концептов той политической системы, которая исторически обусловлена  развитием данного общества, либеральные, репрессивные, социалистические, социал-демократические, капиталистические системы по-своему определяют концепты социальной справедливости, законности, гражданские и политические права человека. Социальная политика как стратегия реализации прав человека становится не только концептом, определяющим судьбу отдельного человека, но и основанием альтруистического поведения помогающего  субъекта, которым начинает выступать  профессионал. Профессионал как новый  паттерн «человека-помогающего» осуществляет свою миссию в контексте коллективных действий и индивидуальных акций. Ценности профессии и требования общества являются тем диалектическим противоречием, где формируются новые принципы альтруистического поведения «человека-помогающего».

Парадигма «глобальной солидарности»  на рубеже веков утверждается в контексте  макроэкологического подхода, в контексте идей справедливого общественного распределения и перераспределения материальных и духовных ресурсов. Философские основания альтруистического поведения «человека-помогающего» определяются в данной парадигме тремя важнейшими факторами: ценностями человека, этикой общественного перераспределения ресурсов, ценностями профессии.

Человек как абсолютная ценность утверждается в принципах человеческого  общежития. Принципы гуманистических  отношений, связываются с активным неприятием насилия, с противодействием любым формам насилия — физического, психологического, экономического, идеологического [10]. Эти принципы энергично внедряются в мировое сообщество в качестве экономических, социальных, культурных прав человека. Согласно этим принципам, человек имеет право на труд, справедливые и благоприятные условия труда, отдых, досуг, социальное обеспечение  и социальное страхование, медицинское  обслуживание, образование, культурное самовыражение. Эти ценностные установки  становятся основой гуманистического отношения к «человеку-нуждающемуся», устанавливают базисные ориентиры  интеракций в подходах к «ситуации  — судьбе» клиента. Мера профессионального  участия «человека-помогающего» определяется степенью нарушения прав и свобод «челове-ка-нуждающегося», индивидуальными представлениями клиента о справедливости, его экзистенциальными ценностями. Именно здесь закладываются ценностные ориентации социетальных и личностных технологий помощи и поддержки.

Этика общественного перераспределения  связывается с представлениями  об обеспечении минимального жизненного уровня, ниже которого не должен опускаться ни один член общества. В логике этих подходов формируются представления  о верхнем уровне жизни. В противопоставлениях  этих концептов зарождаются этические  принципы эгалитарного перераспределения. Благосостояние общества, если оно  стремится к гуманности и справедливости, требует альтруистических действий для разрешения не только своих потребностей, но и потребностей социально уязвимых групп. В этом отношении система  учреждений социальной поддержки является не только вещественным воплощением  нравственных императивов общества, но и определенной мерой перераспределения  общественных благ и ресурсов. Развитость или неразвитость системы социального  обеспечения — показатель гуманности гражданского общества, показатель справедливости распределения. Социальные работники, осуществляя свою деятельность в  институтах социальной поддержки, оказывают  помощь в социальном функционировании нуждающимся. Они опосредованно участвуют в реализации этических норм жизнедеятельности общества, реализуя его ценностные нормы и установки.

Профессия для «человека-помогающего» выдвигает определенные стандарты  профессионального поведения. Оно  основано на принятии ценностей и  идеалов профессиональной субкультуры, которая учитывает роль и место  помогающего субъекта в системе  общественных отношений. Она определяет его миссию в гуманизации этих отношений, обосновывает ценностные принципы индивидуального взаимодействия.

Таким образом, альтруистические основания профессии «социальный  работник» связаны с социогенетическими факторами развития социальной работы как воплощением общественных потребностей в реципрокации (взаимопомощи) и редистрибуции (справедливом распределении). «Человек-помогающий» не только отвечает общественной потребности и необходимости, но и является определенным фактором развития культуры и цивилизации. В этом отношении ценностные основания культуры и цивилизации являются регулятором профессиональной деятельности социального работника, определяют его альтруистический интерес к человеку, побуждают к реализации блага, личного и общественного благополучия.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Философские ценности становятся неотъемлемой частью социальной работы во второй половине XIX в. Именно в это  период намечается отход от практики добровольных помощников и филантропической деятельности, основанной на индивидуальных способах поддержки, и переход к  решению этих проблем как коллективных. Концепции коллективной ответственности за социальное благополучие общества в целом смещают акценты в деятельности добровольных помощников. Патерналистский морализм, при котором понимание бедности связывалось с «индивидуальными дефектами личности», заменяется концепциями гражданских и политических прав человека. Социальных реформаторов привлекают проблемы последствий промышленной революции: урбанизация, эксплуатация труда, нищета рабочего класса.

В середине XX в. в практике социальной работы начинают преобладать  подходы защиты прав человека от различных  форм дискриминации. И в этой связи  проблемы, рассматриваемые социальными  работниками в различных областях человеческой жизнедеятельности, начинают осмысляться не только на микро- и мезоуровнях, но и на макроуровне, т. е. на принципах глобальной солидарности. Такой контекст осмысления потребовал понимания не только психологических и социально-экономических процессов, но и осознания глобальных ценностных структур и процессов. Это потребовало обоснования профессиональных представлений о реальном мире, об идеалах и ориентирах социальной работы, вызвало к жизни философию социальной работы.

Философские ценности социальной работы в мультикультурном пространстве выступают как ценности профессиональной субкультуы, когда профессия рассматривается на уровне международного сообщества. Отсюда ценности профессиональной субкультуры рассматриваются на метауровне в контексте глобальных цивилизационных целей и задач.