Шпаргалка по "Истории социальной работы"

Другим важнейшим механизмом закрепления реципрокных отношений, связанных с сакральными установками, являлись родовые обряды почитания  предков. Сакрализация данных процессов  раскрывается в системе родового пространства, когда умершие предки обожествляются и к ним обращаются через культовые обряды, что в конечном счете вело к определенному родовому единению. По представлению древних, человек переселялся в другой мир, оставляя за собой свои привычки, склонности, привязанности, потребности. Археологические раскопки древних могильников свидетельствуют, что древние славяне в могилу клали необходимые орудия быта, утварь. Находят там и останки животных. В честь умершего устраивались тризны, погребальные состязания, игрища, трапезы, причем это наблюдалось у многих народов. Считалось, что покойник невидимо присутствует и принимает участие во всеобщем действии. И в день похорон, и в дни поминовения родственники жертвовали определенную милостыню, «справу». Это была милостыня с рук. Культ поминания предков закрепился и в христианской практике, когда на «Семицкий четверг» поминали родителей. В этот же день шли за город в скудельницы, на братские могилы, где устраивалось общественное погребение тех, кого не могли похоронить зимой. Магия угощения здесь отличается от обрядовых праздников. Умершие предки, по мнению древних славян, содействовали плодородию и урожаю. Такая форма помощи – дара – требовала отдара, угощения. Характерной особенностью подобных форм поддержки и группового единения являлось то, что непременными участниками этих трапез были магические посредники их потустороннего мира: нищие, странники, колядники, которым раздавалась «справа» в виде блинов.

В этот период существовали общественные формы помощи, связанные  с культом смерти. Такими формами  являлись общинная тризна, общинная милостыня, «справа», подаяние натуральными продуктами и как особая культовая форма, против которой позднее воспротивилась церковь, – общественное перезахоронение.

И наконец, последний аспект сакрализации процесса помощи – культ  героя, следование общинным традициям, подчинение общественным нормам жизнедеятельности  последующих поколений предшествующим. Эти традиции в аспектах помощи выступали  в качестве механизмов сохранения мирских  отношений, единого общинного пространства. Показательны в этом отношении княжеские  пиры, которые собирали дружинников. Дружинник не только ходит на прокорм  к князю, он столуется у него, пиры – его право.

В княжеских сенях складывались высокие христианские добродетели: милость, нищелюбие, страннолюбие. Принимать участие в княжеских пирах может не только дружинник, занимающий почетное место, но и все пришедшие на пир. Непременными участниками пира были нищие, странники. Сохранение единого общинного пространства между князем и дружинником вызывало определенные формы помощи и взаимопомощи, связанные с выкупом пленных. Таким образом, одним из уровней, который заложил и оформил ценностные стереотипы поведения и восприятия феноменов помощи, явился уровень сакральных отношений. Это древнейшая форма межгруппового взаимодействия образовала тот социогеном поддержки и защиты, который будет воспроизводиться в языческую эпоху на уровне общинно-родовой и хозяйственной помощи и взаимопомощи, а в последующие эпохи как система призрения и социальной работы.

Общинно-родовые формы  помощи и поддержки связаны с  языческим родовым пространством, в качестве которого выступала «вервь»  – круговая порука. Вервь была не только древней формой гражданского права, но и системой взаимоподдержки общинников друг друга. Общинно-родовая форма помощи для нас интересна в аспекте поддержки наименее защищенных членов общности, каковыми являлись старики, женщины, дети. По сути, в языческую эпоху была заложена традиция заботы о слабых и немощных.

Институт старцев появляется не сразу, община должна была сформировать определенное отношение к людям, которые не являлись активными участниками  трудовой и коллективной жизни. Половозрастная стратификация первоначально не была связана с социовозрастной. Отношение к старикам было такое же, как и к детям. Архаические народные представления о детях и стариках идентифицировали их как чистых, не живущих половой жизнью, отсюда общность в одежде детей и стариков, одинаковое к ним отношение. Поэтому инфатицид, узаконенное убийство ребенка, довольно характерное явление на ранних этапах развития общественных отношений, существовал не только в отношении детей, но и стариков. Однако, когда происходит социовозрастная стратификация общинной жизни, когда к бинарной оппозиции «старый – молодой» добавляется оппозиция «старший, мудрый – младший», «главный – неглавный», формируются ритуалы поминовения предков («Масленые деды», «Радоничные деды», «Троецкие деды»), ритуал отправления на тот свет заменяется на культ мудрой старости, уровень инфатицида старцев снижается, хотя детский инфатицид сохраняется до XVIII в. Формы поддержки стариков различны. Исследуя этнографические материалы, можно прийти к выводу, что там, где в каком-либо случае на помощь не приходила семья, заботу о стариках брала на себя община. Одним из таких вариантов поддержки был специальный отвод земель по решению общества, который давал возможность заготовки сена. В том случае, когда старики окончательно впадали в дряхлость, они призревались общиной. Старика определяли на постой на несколько суток (на ночлег и пропитание), затем он менял своих кормильцев. Такой вид помощи был своеобразной общественной повинностью. Возможно, в древности формы поддержки были иными, но их видоизмененная архаическая форма сохранилась до конца XIX в.

До принятия христианства на Руси существовали и другие формы  помощи, но все они были связаны  с институтом старцев. Вариантом  ухода на тот свет был добровольный уход из общины. Пожилые люди, которые  не могли участвовать в трудовой деятельности, сели-лись недалеко от общины, строили себе хижину, жили за счет подаяния. Данная форма милости существовала вплоть до XVI в. Об этом мы находим свидетельства в Новгородских писцовых книгах. Старики и дети относились к одной социовозрастной группе. Типология старых и малых как одной социальной группы в некоторых случаях определялась по признаку сиротства (явления, когда субъект оставался без попечения близких родственников). Самые ранние формы института детского сиротства связаны с формами домашнего рабства. Рабство как форма сохранения жизни наблюдается у многих народов мира. Это являлось своеобразным институтом защиты и сохранения жизни ребенку.

Общность постепенно формировала  и другие институты поддержки  сирот в пределах родового, общинного  пространства. Первоначально это  были чисто экономические мотивы, но они возникали в системных  связях реципрокных отношений. В  мотивах усыновления внутри родовой  общины и появления института  приймачества у южных славян хорошо просматривается экономическая система дара и отдара. «Приймать» в семью сироту могли люди позднего возраста, когда им становилось трудно справляться с хозяйством или когда они не имели наследников. Принятый в семью должен был почитать своих новых родителей, вести хозяйство, а также был обязан их похоронить. Здесь налицо принцип «дар – отдар».

Другой формой поддержки  сироты была общинная, мирская помощь. Она по своему характеру совпадала  с помощью немощным старикам, когда  ребенок переходил из дома в дом  на кормление. Такие сироты назывались выхованцами, годованцами. Не менее интересны подходы к поддержке вдов. Они, как и старики, и сироты, считались социально ущербными субъектами в родовой общине. Можно предположить, что оформление института вдов и его дальнейшая поддержка – явление исторически обусловленное, этапное в языческом мире. Появление института вдов у восточных славян происходит незадолго до принятия христианства. Не случайно, что вдовицы как особые субъекты выделяются в первых русских законодательных актах, к ним требуют особого внимания, в духовных наставлениях завещают им помогать и оберегать их. Первая система института вдов развивалась по той же парадигме дара-отдара в системе сакральных отношений. Как чистые, находясь близко к миру смерти, вдовы обмывали и обряжали умерших. Это древняя форма языческой магии, в качестве же отдара они получали вещи покойного. Соборование покойника было уделом вдов, за это они получали одну треть имущества покойника. Сельская община предоставляла им землю, на них распространялись те же льготы в аспекте мирского призрения, как и на стариков.

Не менее древняя традиция – хождение за «навалным», которая встречалась у южных славян (на юге Древней Руси). Этот обычай заключался в том, что нуждающейся женщине оказывали помощь продуктами после уборки урожая. При этом соблюдался своеобразный ритуал. Он включал в себя особым образом организованный приход в дом, где будет оказана помощь: иносказательно приглашали в гости, а затем, когда гости приходили и приносили определенное количество запасов, предлагали им выпить и закусить.

Таким образом, можно констатировать, что уже на стадии родовой общины зарождаются механизмы поддержки  тех субъектов общности, которые  в силу равных обстоятельств не могут  быть равноправными участниками  жизнедеятельности. Однако параллельно  с парадигмой индивидуальной помощи возникают формы взаимоподдержки. Они связаны не с индивидуальными формами защиты, а с коллективными, когда поддержка оказывается семье, соседской общине, целому роду. Можно говорить о хозяйственных формах взаимовыручки и взаимоподдержки на ранних стадиях славянских племен, которые первоначально были связаны с аграрной магией.

В основе хозяйственной взаимопомощи и взаимоподдержки лежит взаимовыручка, зародившаяся в первобытной общине с появлением в ней распределения по труду и личной собственности. Ранние формы поддержки носили ритуальный характер и до XIX в. сохраняли форму народных праздников. Если проанализировать различные формы крестьянских «помочей», то при всем их многообразии можно выделить определенный структурный сценарий, в котором сохранены остатки магических аграрных культов. Он состоит из следующих элементов: ритуальный договор, где обязательным элементом является хлеб-соль и магарыч, совместная трудовая деятельность в договоренные сроки и по завершении работ совместные трапеза, игры, танцы, катания. В народе «помочи» рассматриваются как трудовой праздник, в котором принимало участие все сельское население, независимо от социальной принадлежности. Среди различных видов «помочей» как специфической формы групповой поддержки можно различить обязательные внесезонные и сезонные «помочи».

К обязательным внесезонным можно отнести такие виды поддержки, которые обусловлены экстремальными ситуациями, например: пожарами, наводнениями, массовым падежом скота. В последнем случае часть приплода отдавали пострадавшим безвозмездно. Особой формой поддержки можно считать «наряды миром», когда в семье работные люди больны и необходима помощь в деле управления хозяйством: растапливание печи, кормление домашнего скота, уход за детьми. К этой группе поддержки можно отнести и обязательные «помочи» при постройке дома, мельницы, когда за угощение осуществляли весь необходимый комплекс работ. К этим видам помочей относятся сиротские и вдовьи помочи, когда данная группа снабжалась за счет общества хлебом, дровами, лучинами.

Сезонные помочи связаны  с сельскохозяйственными работами: покос угодий, сбор урожая. При коллективных помочах наблюдается разделение труда, где различные виды работ  выполняют различные группы.

Другой разновидностью архаической  модели помощи являются толоки. В разных местностях они имели различную  направленность. С одной стороны, они были формой совместной деятельностью, с другой – формой помощи бедным. Толоки включали в себя не только совместную обработку земли, но и различные  виды перевозок. Своеобразной была и  форма складчины. Под этим явлением понимается не только совместное кормление, но и совместная заготовка корма  для скота. Можно говорить и еще  об одном виде хозяйственной помощи – это совместное использование рабочего скота. Такой вид помощи назывался «супряга», когда обработка земли осуществлялась наемными волами. Этот вид помощи предусматривал взаимообмен услугами.

Таким образом, в древнейший период славянской истории складываются основные праформы помощи и поддержки. На этой стадии реципрокные и редистрибутивные отношения получают свое общественное признание, формируется древнейшая идеологема поддержки на основе сакральных смыслов, аграрно-магических культов, общинных норм поведения и ценностей. В этот период происходит оформление групповых норм помощи к таким субъектам, как старики, вдовы, дети (хотя процесс инфатицида, возможно, не снижается).

На этой стадии возникает  паттерн помогающего субъекта. Динамика его развития предполагает ряд стадий – от оберега к волхву – как  носителя различных групповых смыслов  и этических принципов защиты нуждающихся, а также определенных сценариев поддержки субъектов  и группы в целом в разных экстремальных  жизненных ситуациях. Модели взаимопомощи носят не только внутриродовой характер, но происходит расширение помогающего  пространства где вырабатываются принципы соседской взаимовыручки, архаические праформы которых дошли до XIX в. в виде совместных празднований, уборки урожая и т. п.

Возможно, именно на этой стадии оформляется закон эквивалента, выражающийся в формуле «я – тебе, ты – мне», «дар – отдар». В дальнейшем этот закон будет иметь различную интерпретацию, в зависимости от того, как понимается и что понимается в этих дихотомических противопоставлениях, в зависимости от паттерна помогающего субъекта изменится идеологема помощи, что в конечном итоге повлияет и на формы поддержки. Реципрокные и редистрибутивные социальные связи, поддерживающие сохранение единого пространства жизнедеятельности, важного для всех ее членов, сформировали особый нерв социогенома, а его архетипические формы существования, сложившиеся за многие столетия, стали основой для христианской модели помощи и поддержки нуждающимся.

6.Исторические паттерны  помогающего субъекта и динамика  его развития

3.3. Философские основания  альтруистического поведения

Социальный работник в  контексте исторического процесса олицетворяет собой культурно-исторический паттерн помогающего субъекта. Помогающий субъект появляется в концептах  помощи во всех мифологических, религиозных, философских и этических системах. Философской основой концепта помощи являются представления о судьбе, предопределении жизненных стратегий  человека, развивавшиеся в более  древних, чем античные, культурах. Именно там зародились взгляды о таком  типе отношений между субъектами, когда одна сторона является активной, определяющей, а другая — пассивной, определяемой. Этот тип отношений  будет осмысляться не только через  философские и религиозно-этические  доктрины, но и развиваться в общественной практике помощи и защиты уязвимых слоев населения, формируя в различные  исторические эпохи паттерны помогающих субъектов.

Однако концепт помощи, раскрываясь через многомерное  и сложное понятие судьбы, имеет  индивидуальную понятийную определенность. С понятием судьбы связан достаточно конкретный круг представлений о  человеческом участии, нравственном идеале человеческого поведения в отношении  социально уязвимых субъектов, «обделенных  судьбой». Именно в этом контексте  особое значение приобретает понятие «событие». В различные исторические эпохи оно понимается в своей нравственно-этической определенности. Событие как символ, знак судьбы определяет позиции активных и пассивных субъектов в историческом процессе, определяет нормированное поведение, границы поддержки, паттерн помогающего субъекта.