Общественная палата города Ярославля как институциональная форма взаимодействия власти и общества

Учитывая это, последователи  Хоманса (Блау, Эмерсон) старались проявлять  большую гибкость для преодоления  того разрыва между микро– и макроуровнями, который создавала теория обмена. В частности, Питер Блау предлагал  проводить исследования социального  взаимодействия при помощи синтеза  принципов социального обмена с  понятиями таких макросоциологических концепций, как структурный функционализм и теория конфликта.

Одной из модификаций теории обмена является возникшая в 80-х  годах ХХ века теория рационального  выбора. Это относительно формальный подход, в котором утверждается, что социальная жизнь в принципе может быть объяснена как результат  «рациональных» выборов социальных кторов. «Оказываясь перед лицом  нескольких возможных вариантов  действия, люди обычно делают то, что, по их убеждению, должно с определенной степенью вероятности привести их к  наилучшему результату в целом. Это  обманчиво простое предложение  резюмирует теорию рационального выбора». Для этой формы теоретизирования характерно стремление к применению технически строгих моделей социального поведения, которые помогают извлекать ясные выводы из относительно небольшого числа изначальных теоретических предположений о «рациональном поведении».⁶

Другой влиятельной теорией, ставящей целью дать объяснение социального  взаимодействия, является символический  интеракционизм. Это теоретико-методологическое направление сосредоточивается  на анализе социальных взаимодействий преимущественно в их символическом  содержании. В сущности, еще Сорокин  указывал на то, что в отличие  от животных люди наделяют свои действия и действия других людей определенными  символическими значениями, выходящими за пределы их чисто физического  смысла. Последователи символического интеракционизма утверждают: любые  действия людей есть проявления социального  поведения, основанного на коммуникации; коммуникация же становится возможной  благодаря тому, что те люди, которые  вступают в контакт для обмена информацией, придают одинаковые значения одному и тому же символу. При этом особое внимание уделяется анализу  языка как главного символического посредника взаимодействия. Взаимодействие, таким образом, рассматривается  как «непрерывный диалог между людьми, в процессе которого они наблюдают, осмысливают намерения друг друга и реагируют на них».Само понятие символического интеракционизма было введено еще в 1937 году американским социологом Г. Блумером, который резюмировал основные принципы этого подхода с позиций трех предположений:

a) человеческие существа совершают свои поступки в отношении тех или иных объектов на основе тех значений, которые они этим объектам придают;

b) эти значения возникают из социального взаимодействия;

c) любое социальное действие проистекает из приспособления друг к другу индивидуальных линий поведения.

Одним из социологов-основоположников концепции символического интеракционизма  считается Джордж Герберт Мид (Н. Дж. Смелзер вообще называет его  автором этой теории). Мид был профессором философии в Чикагском университете, он никогда не считал себя никем, кроме как философом, и действительно проводил довольно сложные исследования в рамках этой науки. Тем не менее его вклад в американскую философию остался, как считают, весьма поверхностным, а вот его влияние на американскую социологию и социальную психологию оказалось огромным. Работа, в наибольшей степени обеспечившая это влияние, была опубликована только после его смерти. Фактически это был цикл авторских лекций, собранный его последователями в книгу, которую они назвали «Разум, самость и общество».В этой работе Мид очень подробно анализирует, каким образом социальные процессы создают человеческую самость (осознание человеком самого себя и своего особого места в обществе), подчеркивая, что понять индивида вне понимания его в социальном контексте невозможно. При этом Мид использует понятие роль как ключевое. Позднее работы Мида по социальной философии стали основанием для разработки так называемой «ролевой теории», которая нашла свое место в американской социологии. Влияние Мида осталось очень сильным и по сей день, и его обычно оценивают как одну из самых значительных фигур в той школе социологии и социальной психологии, которую сегодня называют символическим интеракционизмом.⁷

Аргументация Мида состояла в том, что разница между человеком и любым деятельным существом иной породы включает в себя два следующих различия:

1. Все виды деятельных существ, включая и человека, оснащены мозгом, но только человек обладает разумом.
2. Все другие виды, включая и человека, имеют тела, однако лишь человек обладает ощущением своей собственной исключительной и неповторимой личности.

Первое из представленных выше различий связано с тем, что  мозг представляет собой определенные психологические сущности (enti-ties) – орган, состоящий из материальных веществ, обладающий определенными свойствами и представленный тем, что во времена Мида было названо центральной нервной системой. Однако в отличие от тех исследователей мозга, которые рассматривали его как сугубо биологическую субстанцию, Мид писал: «Абсурдно смотреть на разум (mind) только с позиций индивидуального человеческого организма». Поэтому «мы должны оценивать разум… как возникающий и развивающийся в рамках социального процесса». Человеческие формы познания характеризуются процессом, в ходе которого социальный разум наделяет биологический мозг возможностями познания окружающего мира в совершенно особых формах: «Субъективный опыт индивида должен быть поставлен в определенные отношения с естественными социобиологическими действиями мозга для того, чтобы сделать вообще возможной приемлемую оценку; и это может быть сделано только в том случае, если признается социальная природа разума».Таким образом, разум предполагает наличие по меньшей мере «двух мозгов». Разум может пополнять мозг информацией в той (и до той) степени, в какой индивид инкорпорирует в свои действия точки зрения других людей.

Второе из отмеченных выше различий – различие между телом  и личностью, помогает ответить на вопрос, что же позволяет физическому  телу стать социальной личностью? Только возможность взаимодействия с другими  социальными личностями! Поскольку  «личности могут существовать только в определенных отношениях с другими  личностями», качества разума могут существовать лишь в тех случаях, когда жест «оказывает одинаковое воздействие и на индивида, который делает его, и на того индивида, которому он адресован». Поэтому ни один индивид не может обладать исключительно рефлексивным интеллектом – то есть не может считаться имеющим разум – без взаимодействия с другим индивидом, также обладающим умом. Причем этот другой уже должен быть личностью еще до того, как наша личность может вступить с ним в коммуникацию. Таким образом, человеческое познание отличается от любого другого типа познания, поскольку оно требует, чтобы мы отфильтровывали наши мысли через тот способ, каким, по нашему мнению, можно эффективно довести их до понимания других человеческих существ.

Социальная жизнь зависит  от нашей способности воображать самих себя в других социальных ролях, и это принятие роли другого зависит  от нашей способности к внутреннему  разговору с самим собой. Мид  представлял себе общество как обмен  жестами, который включает в себя использование символов. Таким образом, символический интеракционизм изучает, по сути дела, отношение общества к  самому себе как к процессу символических  коммуникаций между социальными  деятелями. Этот взгляд внес важный вклад  в анализ таких социологических  понятий, как роль, социализация, коммуникация и действие. Он оказался довольно эффективен при разработке социологии девиации для понимания карьеры а также при изучении криминального поведения. Интеракционистский подход дал также теоретическую базу для других, более поздних социологических концепций, в частности таких, как теории навешивания ярлыков, а также социальных стереотипов. Он, в частности, доказал свою ценность в медицинской социологии для изучения взаимодействия врач – пациент и роли больного. В то время как Мид подчеркивал свой социальный объективизм (общество обладает собственным объективным существованием, а не просто отражает или «суммирует» субъективные сознания входящих в его состав деятелей), современный символический интеракционизм стремится рассматривать общество как систему, возникающую из множества различных деяний, совершенных социальными деятелями.

В самом деле, в какой-то мере символическую нагрузку несут  практически все окружающие нас  предметы, явления и поступки людей. И, лишь поняв, что именно они символизируют  для нашего партнера по взаимодействию (реального, потенциального или воображаемого), мы сможем это взаимодействие осуществить. Практически любое действие, которое  мы совершаем, связано с осмыслением  не только поступков, но и возможных  намерений партнера, способностью «влезть  в его шкуру», посмотреть на окружающий мир его глазами. Мид называл  такое осмысление «принятием на себя роли другого». Это означает, что, к  примеру, ребенок не только обучается  распознавать у кого-то определенный аттитюд (от attitude – франц., установка, готовность к действию) и понимать его значение, но что он обучается  сам принимать его для себя. Очень важной частью этого процесса обучения является игра. Каждый, конечно, наблюдал детей, играющих в своих  родителей, в старших братьев  и сестер, а позднее – в войну, ковбоев, индейцев. Такая игра важна  не только для тех конкретных ролей, которые она охватывает, но и для  обучения ребенка любой роли.⁸

Поэтому не имеет значения, что данный конкретный ребенок никогда  не играет в ковбоев или индейцев, а играет в «дочки-матери». Но при  проигрывании роли в первую очередь разучивается обобщенный паттерн поведения. «Дело не в том, чтобы стать индейцем, а скорее в том, чтобы научиться, как играть роли».

«Проигрывание ролей» помимо общей обучающей функции имеет  также функцию передачи социальных значений «для реальности». То, как  российские дети будут в своих  играх изображать роли милиционеров и жуликов, будет сильно зависеть от того, что эта роль означает в  их непосредственном социальном опыте. Для ребенка из интеллигентной обеспеченной семьи милиционер – это фигура, исполненная авторитета, уверенности, готовности к защите рядовых граждан, к которой можно обратиться в  случае беды. Для ребенка из маргинальной семьи та же роль, вполне вероятно, будет  подразумевать враждебность и опасность, скорее угрозу, чем доверие, кого-то такого, от кого скорее нужно убегать, чем прибегать к нему. Мы можем  также предполагать, что в играх  американских детей роли индейцев и  ковбоев будут иметь различные  значения в белом пригороде или  в индейской резервации.

Таким образом, социализация  протекает в непрерывном взаимодействии человека с другими людьми. Но не все другие, с кем имеет дело ребенок, одинаково важны в этом процессе. Некоторые из них явно обладают для него «центральной» важностью. Для большинства детей это – родители, а также в той или иной степени – братья и сестры. В некоторых случаях эта группа дополняется такими фигурами, как дедушка и бабушка, близкие друзья родителей и друзья по играм. Есть и другие люди, которые остаются на заднем плане и чье место в процессе социализации может быть лучше всего описано как фоновое воздействие. Это все виды случайных контактов – от почтальона до соседа, которого видят только от случая к случаю. Если рассматривать социализацию как разновидность драматического спектакля, то его можно описать с точки зрения античного греческого театра, где некоторые из участников выступают в качестве главных героев пьесы (протагонистов), в то время как другие функционируют как хор.

Главных героев в драме  социализации Мид называет значимыми  другими. Это люди, с которыми ребенок  взаимодействует наиболее часто, с  которыми он имеет важные эмоциональные  связи и чьи аттитюды и роли являются решающими в его положении. Очевидно, в том, что происходит в  жизни ребенка, очень важно, кто  именно является этими значимыми  другими. Под этим мы имеем в виду не только их индивидуальные особенности  и причуды, но также их местоположение в структуре более крупного общества. На ранних фазах социализации, какие  бы аттитюды и роли ни принимались  ребенком, они принимаются именно от значимых других. Они в очень  реальном смысле и есть социальный мир ребенка.⁹

Однако по мере того, как  протекает социализация, ребенок  начинает ощущать, что эти конкретные аттитюды и роли соотносятся с  гораздо более общей реальностью. Ребенок начинает, например, понимать, что не только его мать сердится на него, когда он обмочился; что  эта рассерженность разделяется  каждым из других значимых взрослых, которых  он знает, и в действительности –  миром взрослых в целом. Именно в  этот момент ребенок начинает соотноситься не только с конкретными значимыми  другими, но и с обобщенным другим (еще одно понятие Мида), который  представляет общество во всем его  объеме. Данный процесс легко проследить, если проанализировать язык малыша. В  более ранней фазе ребенок как  бы говорит себе (во многих случаях  он реально делает это): «Мама не хочет, чтобы я обмочился». После  открытия обобщенного другого это  становится примерно таким утверждением: «Этого делать нельзя». Конкретные аттитюды становятся теперь универсальными. Специфические  команды и запреты индивидуальных других становятся обобщенными нормами. Эта ступень носит весьма решающий характер в процессе социализации.

По мнению некоторых социологов, символический интеракционизм дает более реалистическое представление о механизмах социального взаимодействия, нежели теория обмена. Однако он концентрирует свое внимание на субъективных представлениях взаимодействующих индивидов, каждый из которых, в сущности, уникален и неповторим. Поэтому на его основе довольно трудно сделать обобщения, которые можно было бы применить к самым разнообразным жизненным ситуациям.

Значительный вклад в  теорию социального взаимодействия внес Т.Парсонс, написавший свою знаменитую книгу: «Структура социального действия». По его теории  неотъемлемой чертой социального действия является отношение между деятелями и элементами среды - социальной и природной, - которые они наделяют смыслом. Наиболее важными элементами среды являются другие люди. Это предполагает, что исследование должно сосредоточиваться на социальном взаимодействии, в рамках которого деятелям приходится обращать внимание на действия, желания и цели других людей. В процессе этого взаимодействия решающее значение имеют нормы и ценности, поскольку они регулируют и делают предсказуемым поведение индивидов. Социализация обеспечивает интернализацию индивидами норм и ценностей по мере взросления.¹⁰ Парсонс рассматривает личность и социальные системы как взаимно дополняющие друг друга, хотя в его исследованиях последние в конечном счете рассматриваются как детерминирующие первые. Парсонс отмечает, что социальное взаимодействие имеет системный характер, и поэтому использует термин "социальная система". Понятием, объединяющим социальное действие и социальную систему, является понятие типовых переменных. Парсонс определяет последние как фундаментальные дилеммы, с которыми сталкивается социальный деятель. Социальные системы могут характеризоваться как строящиеся на основании определенной комбинации решений этих дилемм. Существуют четыре набора дилемм. (1) Партикуляризм или универсализм: деятели должны решить, оценивать ли человека с помощью общих критериев (универсализм) или использовать критерии уникальные, применимые лишь в отношении конкретного человека (партикуляризм) . (2) Поступки или качества: необходимо решить, оценивать ли людей по их поступкам или опираясь на их личные качества. (3) Аффективная нейтральность или аффективность: деятели могут находиться в определенных отношениях либо по причинам инструментальным, не затрагивающим их чувств (аффективная нейтральность) , либо по эмоциональным причинам (аффективность) . (4) Специализация или "диффузность": индивидам в любой ситуации приходится выбирать между вовлеченностью наряду с другими индивидами в широкий спектр социальной деятельности ("диффузность") и сосредоточенностью на достижении лишь специфических, структурированных целей (специализация) . Этими типовыми переменными структурируется любая система взаимодействия. Однако такие системы имеют также определенные собственные потребности, удовлетворение которых необходимо как с точки зрения отношений между социальной системой и ее средой, так и с точки зрения внутреннего функционирования системы. Существует четыре таких функциональных потребности (известных как AGIL) : (1) адаптация (A: adaptation) - потребность соотнесения с окружающей средой при использовании ее ресурсов; (2) целедостижение (G: goal-attainment) - постановка задач, стоящих перед системой; (3) интеграция (I: integration) - поддержание внутреннего порядка; (4) поддержание латентного образца (L: latency) - выработка достаточной мотивации для выполнения задач.¹¹ Для удовлетворения каждой из этих функциональных потребностей складываются группы действий или подсистемы действия. Например, на самом общем уровне культурная подсистема выполняет функцию интеграции. Каждая из подсистем в свою очередь сталкивается с теми же четырьмя функциональными потребностями, вследствие чего каждая подсистема может быть разделена в свою очередь на четыре подподсистемы. В социальной системе в целом, например, экономика выполняет функцию адаптации. Теоретически не существует ограничений для подразделения систем, и Парсонс детально описывает структуру экономики и отношения между экономикой и другими подсистемами социальной системы. Парсонс полагает, что системы социального действия тяготеют к равновесию даже в том случае, если они не могут его достичь в действительности, и что социальное изменение есть движение от одного состояния равновесия к другому Изменение в системе достигается в ходе дифференциации, и в своих более поздних работах Парсонс использовал эволюционную теорию для описания возникающих в результате дифференциации прогрессивных изменений в обществе. Идеи Парсонса вызывали различные критические замечания: (1) его теория рассматривалась как "большая теория", не играющая существенной роли в эмпирических исследованиях; (2) Парсонс придает слишком большое значение ценностям и нормам; (3) он не уделяет достаточного внимания социальному конфликту; (4) он не в состоянии согласовать теорию действия и теорию системы и в сущности рассматривает действия индивида как структурно детерминируемые; (5) функционализм Парсонса телеологичен. Сторонники новой интерпретации социологии Парсонса, развивавшейся в 1980-е гг. и получившей название "неофункционализм", заявляют, что эти критические замечания не достаточно обоснованы, или же утверждают, что теория Парсонса поддается модификации с целью разрешения проблемы ее ограниченности.¹²