Русская православная церковь в годы Великой Отечественной Войны

При большом стечении народа была отпразднована Пасха 1942 г., совпавшая с датой разгрома немецких рыцарей на Чудском озере. Богослужение в этот день было перенесено на 6 часов утра, что позволило избежать большого числа жертв, так как к празднику Воскресения Христова немецкое командование приурочило большой авианалет. Целью его были в том числе и храмы, подвергшиеся бомбовым ударам. М. В. Шкаровский в своей книге «Русская Церковь при Сталине и Хрущеве» утверждает, что немецкие летчики не только бомбили ленинградские церкви, но и намеренно обстреливали их на бреющем полете из пулеметов, рассчитывая поразить собравшихся на богослужение людей. Этот факт можно поставить под сомнение по одной причине: молящиеся (будь они в храме) были защищены от пуль каменными стенами, следовательно, терялся смысл пулеметного обстрела. Гипотетически, пули в храм попали случайно, допустим, при попытке подавить точки ПВО, однако, сказать что-либо определенное по этому поводу невозможно.

Факт авиаудара по церквям Ленинграда, мягко говоря, компрометирует немецкую армию. Тем более что он был далеко не единичным. За время блокады от обстрелов и бомбовых ударов сильно пострадали Князь-Владимирский собор, Коломяжская церковь. Прот. Н. Ломакин сообщает: «В Ленинграде нет ни одного храма, ни одной святыни народной, не оскорбленных, не изуродованных бомбами и снарядами врага» 34.

При отступлении, немцы подвергли разрушению храмы Петергофа. Митр. Алексей так описывает увиденное: «Прекрасный Петергофский собор стоит с разобранными куполами, с которых немцы содрали золоченные листы, с разбитыми стенами, зияющими окнами. Говорят, они простреливали из пистолетов иконы в Петергофском соборе. Другие церкви представляют еще более удручающее зрелище. Разбита церковь б. Серафим-Дивеевского подворья, совершенно разрушена кладбищенская церковь в Старом Петергофе. Там собрались, спасаясь от бомбежки, верующие и все, кто мог добежать до нее, - старики, дети… Но это их не спасло: немцы упорно бомбили храм, затем обстреливали его из орудий и в конце концов превратили его в груды развалин, под которым нашли свой конец несчастные петергофцы» 35.

Варварские действия оккупантов вполне сравнимы с тем, что творила советская власть, но коммунисты, во всяком случае, не взрывали храмов вместе с прихожанами. Оставим приведенные факты на рассмотрение апологетов германской армии. Лично автору данной дипломной работы не ясно, как разрушение церквей могло приблизить военное поражение СССР.

Мы будем затрагивать действия вермахта и далее, но в данной главе нас более интересует жизнь верующих ленинградцев (мирных жителей). Что же они делали для обороны родного города? При храмах создавались группы МПВО, бригады для тушения пожаров. Еще в августе 1941 г. были попытки открывать при храмах госпитали, содержащиеся на деньги общины. Но в то время подобная практика находилась под запретом. Успеха в этом плане добились лишь обновленцы. В подвале Спасо-Преображенского собора было оборудовано бомбоубежище на 500 человек. В нем поддерживалось тепло, имелись медикаменты для помощи раненным. Летом, при каждом храме возделывался огород на специально отведенном властями участке земли.

Отдельно стоит отметить сбор верующими средств на нужды фронта. Митр. Ленинградский и Новгородский Алексий обратился с призывом к горожанам объединиться в патриотическом подъеме и жертвовать на оборону страны. Люди откликнулись на его призыв – архиеп. Григорий пишет следующее: «Люди отдавали свои сбережения, свои ценности, предметы обихода; несли золотые броши, серьги, цепочки, часы, кольца, бриллианты, серебряные ризы с икон, украшения, наперстные и настольные кресты и цепи; был даже кусок платины весом 197,7 грамма» 36.

Но самую яркую роль в церковной жизни осажденного Ленинграда играло духовенство. Священнослужители являли собой пример истинного пасторства. Находясь в равных условиях с остальными жителями города, они окормляли огромную паству, что требовало особого напряжения сил. Помимо ежедневных служб им приходилось совершать множество треб. Прот. Николай Ломакин на Нюренбергском процессе давая показания, рассказывал, что к Никольской церкви Большеохтинского кладбища ежедневно приносили от 100 до 200 гробов, над которыми священнику приходилось совершать отпевание. В кафедральном Никольском соборе этим занимался лично митр. Алексий.

Можно говорить о подвижническом служении ленинградского духовенства. М. В. Шкаровский приводит воспоминания балерины Кировского театра И. В. Дубровицкой о своем отце, прот. Никольского собора Владимере Дубровицком: «Всю войну не было ни дня, чтобы отец не пошел на работу. Бывало, качается от голода, я плачу, умоляю его остаться дома, боюсь – упадет, замерзнет где-нибудь в сугробе, а он в ответ: «Не имею я права слабеть, доченька. Надо идти, дух в людях поднимать, утешать в горе, укрепить, ободрить». И шел в свой собор. За всю блокаду обстрел ли, бомбежка ли – ни одной службы не пропустил» 37.

65-летний протопресвитер Павел  Фруктовский ежедневно ходил  пешком от дома до Преображенского  собора, расстояние между которыми  составляло 15 км. Временами, после совершения  службы и всех треб, он, не имея сил на обратный путь, оставался ночевать в холодном соборе.

Голод и тяготы служения уносили жизни священников. Так, в Князь-Владимирском соборе умерло 2 священника и протодиакон, в Преображенском – из 6 членов клира осталось лишь двое. Во время одного из артиллерийских обстрелов смерть прошла рядом и с митр. Алексием. Вот как говорят об этом очевидцы: «Однажды, в храм попало три снаряда, причем осколки врезались и в стену покоев Владыки. Причт по окончании литургии не мог выйти из храма – кругом были смерть и разрушение - и остались ждать конца обстрела в Никольском алтаре. Вдруг страшный разрыв снаряда… Через несколько минут входит в алтарь Владыка, показывает причту осколок снаряда и, улыбаясь, говорит: «Видите, и близь меня пролетела смерть. Только, пожалуйста, не надо этот факт распространять» 38.

Из всего перечисленного выше, мы можем получить достаточное представление о том, как протекала жизнь Церкви в осажденном Ленинграде. Мы не станем рассматривать в подробностях все 900 дней блокады, в этом нет нужды, так как за данный период сколь – либо значительных изменений не происходило. По этому представляется целесообразным сразу обратиться к завершающему эпизоду обороны Ленинграда.

Несмотря на то, что в январе 1943 г. блокадное кольцо было прорвано в районе Шлиссельбурга, положение в городе оставалось по-прежнему тяжелым. Группа армий «Север», упорно державшая свои позиции, продолжала наносить артиллерийские и бомбовые удары по Ленинграду. В начале 1944 г. перед Ленинградским, Волховским и 2-м Прибалтийским фронтами Ставкой была поставлена задача: разгромить гитлеровские войска, окончательно снять блокаду с Ленинграда и создать благоприятные условия для последующего наступления с целью освобождения Прибалтики.

Утром, 14 января 1944 г., после мощной артиллерийской и авиационной подготовки войска Ленинградского фронта перешли в наступление, к 20 числу окружив и уничтожив петергофско-стрельниковскую группировку врага. В это же время наступающий Волховский фронт занял Новгород, а 2-й Прибалтийский своими действиями сковывал 16-ю немецкую армию, не допуская ее переброски на Ленинградское или Новгородское направление. В сложившейся обстановке, командование группы армий «Север», опасаясь окружения, начало проводить отступление. Под ударами Красной Армии германские войска были отброшены на 70 – 100 км. 27 января 1944 г. вражеская блокада была окончательно ликвидирована.

Вот что пишет ЖМП о народном ликовании, охватившем избавленный от блокады Ленинград:

«Весть о блестящих победах нашей великой Красной Армии на Ленинградском фронте и полном освобождении Ленинграда от вражеской блокады была принята гражданами Ленинграда с неописуемой радостью… Целые толпы ликующего народа наполняли проспекты великого города, и до поздней ночи народ не расходился, кликами радости выражая свой восторг и ликование.

В ближайший воскресный день, 23 января, в храмах Ленинграда было особенно многолюдно. В Никольском соборе служил Митрополит, который перед торжественным молебствием обратился к молящимся с приветственным словом, призывая всех благодарить Бога за дарованную ленинградцам великую радость избавления от постоянного страха за свою жизнь, за жизнь своих близких…

Митрополит говорил о том, что не напрасны были молитвы Церкви о победе над врагом, и эта победа нам теперь дарована…

Во всех храмах города по благословению Митрополита совершались в этот день торжественные благодарственные молебствия, перед началом которых настоятелями было прочитано следующее слово Митрополита Алексия: «Слава в вышних Богу, даровавшему нашим доблестным воинам новую блестящую победу на нашем родном, близком нам Ленинградском фронте. Эта победа отозвалась неописуемой радостью в наших сердцах и вызвала в них новую горячую волну благодарности и любви к нашим славным, в подлинном смысле победоносным, защитникам» 39.

В заключении этой главы хочется отметить ту роль, которую сыграла Церковь в жизни осажденного Ленинграда. Страшные условия, в которых оказались его жители, привели к массовому обращению к вере. Церковь, несмотря на все трудности, смогла окормлять свою паству, ободрять людей, давать им надежду в этой, казалось бы безвыходной ситуации, утешать в горе. В целом, можно говорить о том, что Церковь, мобилизуя моральные и духовные силы людей, помогала ленинградцам не только выжить, но и продолжать борьбу с врагом, а значит, она внесла немалый вклад в дело обороны Ленинграда.  

ГЛАВА V. ЦЕРКОВЬ В ТЫЛУ. ИЮЛЬ 1941 – СЕНТЯБРЬ 1943 гг.

В третьей главе мы говорили о той роли, которую играла Церковь на фронте, среди бойцов советской армии. Однако, как мы уже отменили, Церковь там была представлена своими членами, не составляющими из себя какой-либо совокупности. Поэтому, говоря «Русская Православная Церковь», мы, прежде всего, подразумеваем организованную структуру – а именно Московскую Патриархию. В этом месте следует сделать замечание – существовало множество приходов, не порывавших с Московской Патриархией, но находящихся на оккупированной территории.

В течение всего военного периода жизнь Церкви протекала неодинаково. Кардинальные изменения в государственной политике по отношению к Московской Патриархии произошли после встречи Сталина с митр. Сергием в сентябре 1943. По этому представляется целесообразным разделить исследование жизни Церкви в тылу на два главы: первая из которых охватывает период с начала войны до сентября 1943, а вторая – с сентября 1943 до капитуляции Германии.

Данная глава посвящена первому периоду. Исследуя жизнь в эти два с небольшим года, автор столкнулся с немалым затруднением – отсутствием в исторической литературе описания целостной картины происходящего. Исследователи либо обходят этот вопрос стороной (как Д. Поспеловский), либо акцентируют свое внимание на деятельности митр. Сергия (как прот. Владислав Цыпин). Нельзя винить авторов в подобном упущении, 1941 – 1943 годы (до встречи митр. Сергия со Сталиным) дают нам крайне мало сведений о жизни Церкви. Причиной тому служит: во-первых - разгром церковной структуры, не дававший осуществлять централизированный сбор данных о епархиях; во-вторых – утеря многих материалов во время войны, в т. ч. и сознательное их уничтожение, и большая разбросанность оставшихся по различным архивам.

Во второй главе мы уже отмечали ту позицию, которую занял Кремль по отношению к Церкви с началом войны: официальное «не замечание» патриотической позиции патриархии, но на деле – прекращение преследования и осторожное наблюдение. Государство, по-видимому, в этот период приглядывалось к Церкви, оценивая, насколько надежным союзником она является. Такое положение вещей оставалось до возвращения в ноябре 1941 г. из эвакуации митр. Николая (Ярушевича), о чем будет сказано ниже.

Почему Сталин предпочел «не замечать» церковную позицию? На этот вопрос можно ответить другим вопросом: а почему ее должны были «заметить»? В первые месяцы войны перед Советским Союзом стояла единственная задача – выжить. Выжить – это значит остановить наступающий вермахт и сохранить существующий строй. Прервать наступление немецкой армии речами с церковной кафедры было невозможно. Население же, в целом, было и так лояльно правящему режиму, так что патриотические воззвания патриаршего местоблюстителя не играли ключевой роли в деле сохранения народом верности государству. Следовательно, Церковь в тот период не могла предложить Кремлю ничего такого, в чем он срочно нуждался.

В сложившейся ситуации разумно предположить, что Сталин решил повременить с использованием патриотической позиции Церкви до лучших времен. Кроме того, за это время можно было удостовериться в искренности церковных иерархов. Однако, в связи с заявлениями патриархии о лояльности, а также предвидя возможность использовать Церковь в качестве политического козыря в будущем, Сталин прекратил гонения, фактически свернул деятельность Совета Воинствующих Бежбожников, заставляя недоумевающего Е. Ярославского писать статьи «религиозно-патриотического» содержания.

Такова была позиция советского правительства. Насколько же она находила поддержку на местах? Разумеется, чиновничий аппарат не сразу понял изменившуюся политику центра. И не один Емельян Ярославский остался недоумевать по поводу произошедших изменений, тем более что изменения эти носили неофициальный характер. Поэтому фактически, ослабление давления на местах произошло намного позже. Во второй главе уже приводился пример преследования духовенства в Ленинграде в июле – августе 1941 г. Можно утверждать, что отдельные рецидивы гонений встречались даже в 1942 г. Например, 29 января 1942 г. председатель двадцатки Серафимовской церкви К. Андреев писал в административный отдел Ленсовета, что здание храма оказалось самовольно «взято советом Приморского района под склад – распределитель для приема покойников… по распоряжению председателя тов. Белоусова без меня и члена двадцатки церковь была вскрыта, причем все имущество, утварь и проч. свалено к алтарю» 40. Правда, церковь вернули верующим, но лишь в апреле. К этому времени запас дров был уже сожжен, а деньги, хранившиеся в храме – расхищены.

И все же Церковь была нужна Сталину, и потому отношение к ней становилось все более лояльным. То, что судьба церковной структуры заботила государство, наглядно демонстрируют события октября 1941 года, а именно – эвакуация Патриархии в Ульяновск. Эвакуация являлась вынужденной мерой, на которую советское правительство пошло в связи с резким ухудшением положения дел на фронте. 30 сентября группа армий «Центр» начала знаменитую операцию «Тайфун». В короткие сроки немецким войскам удалось окружить 19-ю, 20-ю, 24-ю и 32-ю армии под Вязьмой, а также выйти в тылы 3-й и 13-й армии под Брянском 41. Фронт был взломан на большом участке, возникла прямая угроза захвата Москвы. В сложившейся обстановке, Московский горисполком 7 октября распорядился об эвакуации патриархии в Чкалов (Оренбург). Однако, в связи с болезнью митр. Сергия отъезд патриархии пришлось отложить. В ходе переговоров удалось достигнуть договоренности о переезде в более близкий к центру Ульяновск.