Принципы византийского миссионерства

Вопросы Владимира, представленные в летописи, отражают христианское мировоззрение автора литературного памятника – как любитель женского пола, князь готов принять ислам, но, в то же время его отталкивает обрезание, запрет на вкушение свинины, а особенно на винопитие. Естественно, что сам сюжет выдуман, однако, он указывает на внешние связи Руси с восточным миром. Именно через болгар попадает на Русь восточное серебро и осуществляется сама связь с Востоком. Если бы это было просто предание, которое не имело бы исторической подоплеки, вполне можно было бы ограничиться указанием на абстрактное племя; здесь же реализуется конкретный этноним.

 Ответное посольство, согласно летописи, также было послано князем Владимиром к болгарам и послы наблюдали неугодные дела в мечети, что привело к неприятию ислама. Примечательно, что обращаясь к анализам исламской литературы, можно заметить свидетельство рассказывается о посольстве русского князя к хорезмшаху. При этом, в исламской хронике отмечается, что русские все же обратились к исламу, однако, до того, они принимали христианство, но эта религия не соответствовала их воинственному духу18.

Естественно, что летописцы должны были свидетельствовать о победе определенной конфессии на Руси – в арабских странах об исламе, в христианских – о христианстве. Но говорить о том, что это было на самом деле в масштабах государства все же не следует.

Соответственно, достаточно сложно делать вывод о реализме сюжета выбора веры и его взаимосвязи с реальной политикой и интересами русского государства. Даже привязанные к историческому контексту хазары, которые могли бы быть восприняты как реальные участники диспута, вызывают сомнение. К тому времени страна уже была разгромлена Святославом и на вполне очевидный вопрос Владимира о том, где находится их земля, отвечают, что «предана бысть земля наша хрестеяном»19, что говорится о Палестине, а не о Хазарии.

Соответственно, говорить о том, что был действительный сюжет спора с евреями не приходится. Более того, большинство исследователей склоняются к той мысли, что сюжет о споре с евреями не существовал в памятнике во время написания, а был вставлен значительно позже. Можно предположить, что анти-иудейская полемика, которая была затеяна греком-философом легла в основу мифа о пришествии еврейских послов на Русь.

А вот вопрос о пришествии немецких послов вполне может быть расценен  как реальный, так как эта нация, в противовес иудеям и, как нами было уже выяснено, грекам, отличалась стремлением к привлечению в свою веру. Мотив соперничества известен уже по житию Мефодия, когда отправлялось послание императору Михаилу III со словами: «соуть в ны въшьли оучителе мнози крьстияни из влах и из грек и из немьць, оучаще ны различь»20.

Эти слова наиболее полно передают то противостояние, которое существовало между греками и немцами в ту эпоху. В то же время возникает вопрос – не повлияло ли греко-византийское наследие на создание летописи и не оказываются ли немцы такой же риторической фигурой, какой были иудеи. На этот вопрос можно ответить более-менее однозначно, так как у этого этноса есть наиболее точное во всем сказании название – летописец зовет их римскими немцами.

Как известно, греческие христиане, с которыми активно контактировали русичи, латинскую версию религии не принимали, так как считали, что она намного отстоит от истинной веры. В свете этого характерно послание митрополита Никифора, адресованное Владимиру Мономаху, в котором говорится, что после того, как власть в Риме перешла к немцам, Вечный город был оставлен истинно верующими людьми, а сам город впал в еретические учения. Другое письмо указывает на связь падения римских нравов со временем великого переселения  народов и последующим уничтожением Рима как духовного центра варварами: «Потом же покорени быша римляне, иже латина наричется, от уандил, иже нарицаются немцы»21.

Смысл этих посланий состоит в том, чтобы доказать, что истинная вера далеко отстоит от христианства, так как все верующие люди не смогли смириться с нечестивостью латинян и перешли в Константинополь. В «Повести временных лет» этого смысла нет, в космографическом введении к летописи римляне и немцы — явно отдельные народы (наряду с фрягами, венецианцами и прочими включенные в состав волохов).

Лексема немцы от Рима, вероятнее всего указывает на реальное положение вещей, когда, согласно историческим хроникам, власть пап напрямую зависела от немецких императоров, диктовавших им свою волю. А. В. Назаренко усматривает в летописном известии о немцах из Рима сведения о посольстве от Оттона II (которое датирует 982/983 г.) и даже в самом летописном диалоге с немцами видит намек на неудачную миссию Адальберта, присланного из Германии епископом на Русь еще в 961 году22.

Интересно, что само предание выстраивается на основании самого низшего во всех религиях – физиологии, так как спор идет на тему еды и питья. Тем не менее, можно сказать о том, что этот вопрос был существенным для русского человека, так как он встречается не один раз в русских памятниках, когда речь идет о взаимодействии с иноверцами.

В «Повести временных лет» говорится о том, что наиболее остро переживался как раз-таки запрет на употребление пищевых продуктов и поста. Это неприятие определенных норм поведения характерно для повседневной обрядности и оказывается на момент становления религиозного сознания более существенным, нежели различие в религии. Хотя, с точки зрения конформистского подхода это представляется удобным – гораздо легче понять религию на повседневных установках народа, нежели вникать в суть религиозных догм. Учитывать нужно и то, что послы, если таковые существовали, стремились всячески обелить свою религию, приведя в ее лоно новых прихожан, а, следовательно, и новые средства.

Владимир негативно отзывается и об обычаях немцев, что, впрочем, говорилось также о болгарах и иудеях. Однако, решающим становится ответный приезд послов, который окончательно отвратил русского князя от религиозных конфессий. После того, как выбор в других странах оказался неудачным, послы отправляются в Византию, где они были поражены красотой богослужения.

Таким образом, можно увидеть одну интересную деталь – послы следуют не традиционным для Руси путем из варяг в греки, а, сначала едут в Рим, а потом в Константинополь, иными словами, следуют миссионерским путем, которым проходили римляне. В свете описанного можно сделать вывод о том, что сама идея выбора, которая стояла перед князем Владимиром между латинским и греческим видом христианства была более чем актуальна.

В свете описанного интересен взгляд на происходившее Макария Булгакова, который не видит ошибки в изображении пришествия послов, говоря о том, что подобные случаи не были редки в истории древнего мира.

«В частности, ничего странного в приходе ко Владимиру послов болгарских: с волжскими болгарами Владимир только что в прошлом 985 г. окончил войну и заключил мир. Значит, всего легче могло случиться, что болгаре вздумали тогда прислать к нам своих послов, может быть, для окончательного утверждения условий договора или для возобновления условий по торговле, которую издавна вели жители по Волге с обитателями России. Всего легче при этом случае могло последовать и то, что послы, ведя политические переговоры с нашим князем, по тайному данному им наказу, как бы стороною вздумали хвалить пред ним свою веру и склонять Владимира к ее принятию. А со стороны болгар подобный поступок в то время был как нельзя более естествен»23.

Данный факт подтверждается автором на основании того, что болгары совсем недавно приняли магометанство, следовательно, в ту пору было распространено восторженное отношение к религии и, вполне естественно, что они захотели поделиться ей со своими ближайшими соседями. Католицизм как таковой всегда опирался на миссионерские принципы, так как большая паства приносила и средства в казну Римского Папы. Доказательство этого факта можно найти как ранее, когда происходило крещение европейских народов, так и позже, когда войска крестоносцев были разбиты Александром Невским.

Относительно хазаров, митрополит Макарий говорит о том, что славяне еще тогда вели активную торговлю с хазарскими жидами, следовательно, сам факт распространения религии существенно бы расширил торговые связи между народами, что привело бы к еще большему сближению народов. Факт этот доказывается тем, что еще с древних времен существовал жидовский квартал в Киеве, жители которого вели активную торговлю в обход русских купцов.

Историк Е.Е. Голубинский, допускавший возможность посещения Владимира миссионерами, совершенно исключал посылку князем людей с целью смотра вер на местах. Для него была нелепой сама идея «испытания вер» с точки зрения служебной или обрядовой24.

Ближе к истине был А.Е. Пресняков, вдумчивый историк и тонкий источниковед. Он писал: «При международных отношениях Руси как отдельные факты разновременного миссионерства, так и народные рассказы на эту тему могли лечь в основу той эпической обобщенной формулы, какую с литературной точки зрения представляют летописные рассказы о беседах Владимира с представителями разных религий и о его посольствах для «испытания веры» в разные страны».

Стоит также обратить внимание на мысли исследователя Киевской Руси В.В. Мавродина: «Я считаю возможным говорить о том, что в книжно-легендарном рассказе об испытании Владимиром веры... отразились обрывки воспоминаний о реальных исторических событиях, ярко отражающих Русь на перепутье, ее искания, ее борьбу за самостоятельность и борьбу нескольких центров цивилизации и религии за влияние на Руси...»

Если все же обратиться к реалистичности сюжета крещения, то можно заметить, что само повествование о выборе веры несколько выбивается из общеисторического контекста. В частности, А. В Карташов в «Истории русской церкви» указывает на то, что русские писатели, близкие во времени к князю Владимиру, отражают подлинно исторический материал о крещении языческого князя.

 «Все в этих свидетельствах чуждо аляповатой сказочности, напускной наивности, все серьезно, психологически натурально и надлежаще духовно-таинственно. Возьмем знаменитое похвальное слово митрополита Илариона (половина XI века) кагану Владимиру. Автор потрясен глубиной и загадочностью обращения Киевского князя, гонителя веры Христовой, в пламенного ее апостола. Он не допускает и мысли ο какой-то внешней, анекдотической разведке ο верах, ο внешних культовых и бытовых мелочах. Он весь переворот в душе Владимира объясняет его духовной талантливостью и благодатным озарением от Духа Божия»25.

Естественно, что в свете похвалы митрополита Иллариона, греческая вставка в последующий текст летописи, выглядит как унижение святого князя. Для доказательства этой точки зрения достаточно процитировать обращение ко гробу святого князя:

«Как ты уверовал? Как воспламенился любовию Христовою? Как вселился в тебя разум, высший разума земных мудрецов, чтобы возлюбить невидимое и стремиться к небесному? Как взыскал ты Христа? Как предался Ему? Скажи нам, рабам твоим, скажи нам, учитель наш, откуда повеяло на тебя благоухание Святого Духа? Кто дал тебе испить от сладкой чаши памятования ο будущей жизни? Кто дал тебе вкусить и видеть, яко благ Господь? Не видел ты Христа, и не ходил по Нем: как же стал ты учеником Его? Другие видев Его, не веровали, a ты не видев уверовал! Не видел ты апостола, который бы, придя в землю твою, своею нищетою и наготою, гладом и жаждою преклонил твое сердце к смирению. Не видел, как изгоняли бесов именем Христовым, возвращали здравие больным, как прелагался огонь в холод, воскресали мертвые. Не видев всего этого, как же ты уверовал? Дивное чудо! Другие цари и властители, видя как все сие совершалось святыми мужами, не веровали, но еше самих их предавали страданиям и мучениям.

Но ты, ο блаженный, без всего этого притек ко Христу. Руководствуясь только своим дοбρым смыслοм и οстрым yмοм, ты постигнул, что Един есть Бог, Творец невидимого и видимого, небесного и земного, и что послал Он в мир для спасения Своего Возлюбленного Сына. И с сими помыслами вступил ты в святую купель. Таким образом, что другим казалось безумием, то было для тебя силою Божией...»26.

Интересно, что сам митрополит Илларион не огрубляет обращение князя никакими политическими мотивами, говоря о том, что это был чисто духовный акт, связанный с кризисом религиозного сознания князя, необходимостью обращения его к вере, раскрывающей глубину духовного аспекта, а не служащей лишь средством для достижения личных целей, чертами чего обладает вера языческая, независимо от того, к какому народу она принадлежит.

Далее А. В. Карташов говорит о том, что те же свидетельства можно найти и у мниха Иакова: «Владимир слышал ο бабке своей Ольге, как она съездила в Царьград и приняла там святое крещение.» И вот под влиянием этого факта «разгорашеться Святым Духом сердце Владимира, хотя святаго крещения. Видя же Бог хотение сердца его, провидя доброту его и призри с небесе милостию Своею и щедротами и просвети сердце князю русскыя земли Володимеру приати святое крещение»27.

Иными словами, следует говорить о том, что писатели, близкие по времени к князю Владимиру, указывают на то, что принятие христианства не снижалось до низменных политических целей. Оно было актом духовным. Значение этих исторических свидетельств велико, прежде всего, потому, что они не снижаются до уровня сказки, которая, хоть и соотносима с реалиями того времени, но все же не восходит к реальности.

Действительно, достаточно вспомнить средства восшествия на престол самого князя, братоубийство, его жестокость и любвеобилие, чтобы понять, что любой человек, живя подобным образом, в конце концов придет к кризису веры и начнет искать для себя средство очищения души. Естественно, языческая религия, в которой боги издревле наделялись качествами человека, для этих целей использоваться не могла. И вполне естественно, что именно православная религия дала необходимую пищу для души.

Таким образом, можно говорить о том, что вопрос о выборе веры князем Владимиром может быть расценен как с точки зрения реальности событий, так и с точки зрения мифологичности сюжета. В данной работе следует придерживаться точки зрения, которая тяготеет к мифологичности – это борьба не реальных послов, а борьба, происходящая в умах, когда определялся исход религии на Руси. Брожение в умах было обусловлено политическими условиями и дипломатическим взаимодействием. Впрочем, следует сказать о том, что выбор, как таковой, был уже предрешен, так как наиболее тесные связи обнаруживались все же с Византией.