Преподобномученик Афанасий, игумен Брестский

не хочет, особенно же старейшины. Кто не желает ратовать против унии, тот стремится к ней; поэтому  наши старейшины хотят унии, если не словом, то делом, что еще хуже». Вероятно под влиянием этого ясно обнаружившегося расположения православных к святому и последовавшей 1 января 1647 г. смерти Петра Могилы преподобный получил свободу и вновь вступил на свое игуменство.

 

Но недолго святой Афанасий наслаждался покоем в тихой обители  Брестской. Весною 1648 г. в Малороссии вспыхнуло казацкое восстание под  предводительством Богдана Хмельницкого, началась несчастная для поляков  война. Православное население Литвы  и Польши во время войны страдало еще больше, было на постоянном подозрении в измене польскому королю, в соучастии 

с восставшими казаками. И  святой Афанасий принял тогда мученическую кончину, несправедливо обвиненный в измене.

 

О суде над преподобным  и его казни обстоятельно рассказывает особая повесть, составленная под сильным  впечатлением скорбных событий послушниками Брестской обители св. Симеона, почитателями св. Афанасия. «Что мы ви­дели своими глазами, что могли узнать от других людей о муках и отшествии из мира сего покойного отца Афанасия, нашего игумена, о том пишем и свидетельствуем. Кто-то недобрый в то время поднял войну с казаками: и встали великое преследование и неосновательное подозрение от иноверных на бедную Русь

во всей короне Польской и  великом княжестве Литовском. Покойный отец игумен уже не говорил ничего, противного униатам, сидел себе тихо в монастыре в то тревожное  время. Вдруг паны из каптуровых судов1) воеводства Брестского по навету пана Шумского, в то время капитана королевской гвардии, прислали несколько человек шляхты в наш монастырь, чтобы взять игумена в замок.

А был тогда день субботний, именно 1 июля, и покойный сам служил литургию в храме Рождества Пречистой  Девы Богородицы в другом своем монастыре1).

 

Когда он, находясь у престола, заметил в церкви, как раз во время пения “Иже Херувимы”, шляхту, за ним пришедшую, — сильно встревожился, как бы впал в забытье и стоял  долго, ничего не совершая, так что  можно было пропеть Херувимскую  песнь в другой раз. Потом оправился, опять начал служить и всю  литургию окончил чинно. А по окончании  обедни выслушал от шляхты, что она  пришла за ним, и немедленно, никуда не заходя из церкви, взявши

с собой другого брата, пошел в замок. Там, став перед  панами судьями, начал сперва громко говорить им и с почетом к судьям привел то, что святой апостол Павел был перед царем Агриппою и считал себя счастливым, так как знал, как ему защищаться (Деян. 26, 1—2). Но паны судьи отнеслись с презрением к речи покойного игумена и, не слушая больше, приказали доносчику, названному пану Шумскому, начать докладывать дело против него о посылке каких-то листов и пороху казакам. А отец игумен отвечает на это: “Милостивые паны! Это клевета и ложный вымысел, будто я посылал листы или порох казакам. Ведь вы имеете немало дозорщиков, пошлите за ними, и пусть они покажут, если я когда-нибудь и куда-нибудь отправлял порох. Что касается листов, то пусть ябедник приведет какое-нибудь доказательство, что я посылал их, как он клевещет”. Тогда немедленно послали доносчика Шумского и других при нем, чтобы перерыли наш монастырь и отыскали порох и листы. А когда ничего не нашли там и уже уходили назад, доносчик отрыгнул злобу свою и ска­зал гайдукам2): “Что же вы не подкинули какого-нибудь мешочка с порохом и не донесли, что нашли тут у монахов”.

 

Увидали затем и сами паны судьи, что не было никаких доказательств  вины игумена, а одна только пустая молва, вернее клевета, и успокоились. Но стали допрашивать о другом предмете и сказали: “Но ведь ты унию святую бесчестил и проклинал?”  Положивши на себя знамение креста Господня, покойный отец игумен в ответ  на это произнес: “Ужели, милостивые паны, вы за то велели мене явиться к  вам, что я бесчестил и проклинал  вашу унию? Что я говорил на сейме  в Варшаве перед его милостью королем Владиславом IV, господином своим яснейшим, и перед пресветлым его сенатом, что всюду провозглашал по воле Божией, то утверждаю и теперь пред вами: проклята ваша теперешняя уния, и ведайте по сущей правде, что  если ее не истребите 

в своем государстве и  Православной Восточной Церкви не умирите, навлечете на себя гнев Божий”. А  сказал это громким голосом, чтобы  и те, кто был поодаль, могли  хорошо слышать. Сейчас же на эти слова  некоторые крикнули: “Казнить, четвертовать, посадить на кол такого схизматика!”  И уже начали было его толкать  от одного к другому и рвать  во все стороны. Но паны судьи велели всем на время из избы выйти и, потолковав между собой, говорят отцу игумену: “Ты заслужил, чтобы тебя сейчас же предать позорной смерти (и она  не минет тебя). А теперь мы приказываем  взять тебя в темницу, пока не получим  какого-либо указания из Варшавы”.

 

Тогда отпустили брата, с  ним бывшего, а его отдали в  тюрьму при арсенале в замке Брестском  от Рождества Христова в год 1648, июля первого. Несколько дней спустя приказали  наложить оковы на ноги его, и так  он просидел

в темнице до 5 сентября того же года. В это время покойный (т. е. св. Афанасий) несколько раз  посылал из тюрьмы некоего брата  к панам судьям, прося, чтобы сделали  для него одно из двух: или приказали  снять кандалы, или выпустили  из арсенала, а в оковах он обещал ходить сколько им угодно. Он задумал  это, как сам объяснил нам, чтобы  свидетельствовать перед ними и  вразумлять,

не отступят ли от своей  давней и упорной привязанности  к унии. “Ибо, — говорил он, —  если поступят со мною столь мягко, что освободят или из оков, или из тюрьмы, то снесут и мои речи против унии; если же не захотят позволить этой малейшей вещи, очевидно, не допустят большей и будут крепко стоять

за унию. А затем, — пояснил  он, — мы никак уже не можем  надеяться на покой, который, как  известно, отнят у нас в этом государстве во имя унии и с  целью лишить Восточную Церковь, мать нашу, ее прав”. Поэтому он, когда увидел, что не желают позволить ему ни того, ни другого, смело начал возглашать: “Не покинет государства этого меч и война, пока не сокрушат выю унии; благочестие, даст Бог, опять скоро зацветет, ей, ей, зацветет, а уния быстро погибнет”. И часто бывало так, что он, когда заметит из арсенала шляхтичей, говорит им через окно такие речи.

 

Однажды пришел к отцу игумену  тот брат, который ходил с ним  к панам на суд, и говорит ему: “Не хотели вас паны избавить ни от оков, ни от тюрьмы, а ведь война  с казаками улегается”. За тем братом пришла и шляхта слушать, что отец игумен ответит на его слова, а он тотчас при всех произнес: “Не уля­жется война, ибо не хотят из государства изгнать унии”. Шляхта, услышав это, закричала: “Ах, какой схизматик!”

 

Раз в присутствии князя  и епископа, которых здесь не называем, приказали паны судьи привести к  себе покойного в оковах, и спросил  его епископ, действительно ли он проклинает унию. Покойный сознался перед ним, говоря: “Действительно, она проклятая”. А тот, не желая его больше слушать, ответил: “Скоро ты увидишь язык свой перед собою в руках палача”. И приказал его отвести опять и посадить в тюрьму.

 

Когда миновал четвертый  день сентября 1648 г. и наступила ночь пятого числа, взяли покойного отца игумена из темницы и, расковав кандалы, проводили в обоз (подвижной укрепленный  лагерь). Говорят, что перед отправлением его в обоз иезуиты, знавшие об осуждении его на смерть, ночью  приходили к нему в темницу  и, как привыкли поступать всегда, сперва словами и обещаниями старались  отвратить его от православной веры, а потом стращали огненными муками. Но, милостью Божией ничего не успев, сами ушли вспять,

а одного ученика своего послали  к нему, побуждая, чтобы передумал  и не губил себя. Но на это он велел  ответить так: “Пусть иезуиты знают, что как им приятно пребывать  в прелестях мира сего, так мне  приятно пойти теперь

на смерть”.

 

Что потом в обозе творили  с ним, об этом ходят между многими  людьми такие рассказы. Когда его  ночью препроводили в обоз и хотели отдать бывшему там воеводе берестейскому, пан воевода не желал его брать к себе и сказал: “Для чего вы привели его ко мне? Он уже в ваших руках; делайте же с ним, что хотите”.

 

Когда же, таким образом, начальник  выдал его, его взяли к себе те, которые давно жаждали его  крови (иезуиты и их помощники  униаты), и отвели

в лесок, бывший недалеко от обоза, а от места (т. е. города Бреста) в четверти мили, в левой стороне  по направлению к селу Гершенович. Там его сперва припекали огнем, а один гайдук стоял тогда поодаль и слышал голос покойного отца игумена, как он им что-то грозно отвечал во время мучений. Потом вдруг закричали на того гайдука и велели ему зарядить ружье двумя пулями и в то же время приказали перед ним приготовить яму. Сначала требовали от покойного, чтобы он отрекся от своих слов об унии, но он ответил: “Что сказал, сказал, и с тем умру”. Тогда велели гайдуку выстрелить ему в лоб из ружья. Гайдук, видя, что он духовный и знакомый ему, не торопился, но сперва испросил у него прощение и благословение, а потом выстрелил в лоб и убил1).

 

Покойный, уже простреленный  двумя пулями в лоб навылет, еще  стоял некоторое время, опершись о сосну как бы своей силой, так что его велели сбросить в приготовленную яму. Но и там он сам обернулся лицом к небу, сложил крестом руки на персях и протянул ноги; потом и нашли его так лежащим в названном месте. В ту ночь, когда замучили покойного, великий трепет напал на нас и на всех мещан от этих дел, и, хотя ночь была ясная

и не виделось облака даже в  аршин величиной, молния была ужасная  и разливалась по всему небу. И  так лежал покойный, неведомо для  нас, без погребения от 5 сентября до 1 мая, в течение восьми месяцев. Мы знали, что его уже нет на свете, но не ведали, где его тело, пока один мальчик, лет семи или восьми, не указал нам место, где оно было зарыто. Мы сперва желали увериться, подлинно ли это он или кто другой, потому что его могли оттуда тайно перевезти на другое место (земля, на котором лежало тело его, принадлежала иезуитам). Поэтому, дождавшись ночи, откопали его и, узнавши, что это подлинно он, немедленно перенесли его в другое место. При теле его не нашли ничего из вещей, кроме одной рубашки — и то изорванной — и одного сапога. На другой день с позволения полковника брестского перевезли игумена

в монастырь Рождества  Пречистой Богородицы, а несколько  дней спустя (8 мая), совершив отпевание  по чину церковному, похоронили его  в склепике на правом клиросе в храме прп. Симеона Столпника. Там и до сих пор тело его находится без истления2).

 

 

 

 

 

Знаки муки и смерти на теле его следующие: под пахами с обеих сторон кости голые, впрочем тела по местам немного осталось, но и то от огня очень почернело; во главе три отверстия: два близ уха с левой стороны, в величину ружейной пули, а третье — с правой стороны за ухом, гораздо больше, нежели первые два, лицо у него все почернело от пороха и крови, язык из рта несколько вышел и усох промеж зубов: думаем, что его похоронили еще живого и это сделалось с ним от великой тяготы смертной. Бог благодатью Своею да утвердит и нас в благочестии и да пошлет терпение ради имени его святого».

 

Преподобный Афанасий был  местно признан святым весьма скоро  после своей кончины, в 1658 г., 5 января. Иннокентий Гизель, архимандрит Киево-Печерский, с Иосифом Нелюбович-Тукальским (с 1664 г. митрополит Киевский) в письме к царю Алексею Михайловичу говорят, что тело Афанасия «откровенно бывши, и доселе, дивну Богу во святых Своих, в Бресте пребывает нетленно».

В 1666 г. в Бресте было составлено на польском языке житие, в котором  Афанасий называется «святым и преподобномучеником». Мощи его покоились сначала в медной раке, но 1816 г., 8 ноября, сгорели вместе с деревянной цер­­ковью св. Симеона Столпника; остались лишь обоженные частицы, которые в присутствии молящихся были уложены на оловянном блюде и помещены

в Благовещенской церкви монастыря. В 1823 г. для частиц мощей была устроена рака и они поставлены открыто для всенародного чествования. В 1824 г. монастырь был упразднен, его церковь обращена в приходскую и святые мощи помещались в крепостном Николаевском соборе; по сооружении же в городе Симеоновского каменного собора в 1865 г. сюда были перенесены останки преподобного, где и пребывали.

 

Память св. Афанасия, как  мученика за веру, на Юго-Западе Руси была настолько живуча и сильна, что не нуждалась ни в каких внешних уверениях и свидетельствах. Поэтому до нас не сохранилось записей его чудес вплоть до середины XIX века. Под 14 ноября 1856 г. в местных записях отмечается следующее знамение Божие от мощей св. Афанасия. Помещик Владимирской губернии Николай Александрович Поливанов, возвращаясь из-за границы, должен был задержаться в Бресте вследствие тяжелой болезни десятилетнего сына Александра. Болезнь развивалась быстро и не оставалось никаких надежд на выздоровление отрока. Пригласив местного священника для напутствия сына Святыми Тайнами, отец стал горько скорбеть, что здесь нет святыни, как в центре России, чтобы можно было прибегнуть к ней с горячей мольбой об исцелении ребенка. Священник ему сказал, что в Бресте имеется святыня — мощи прп. Афанасия, и Поливанов стал просить привезти ковчег с мощами, отправить при больном молебствие и приложить его к ним. Благочестивое желание отца было исполнено, и как только ковчег с частицами мощей прикоснулся к Александру, страдания болящего тотчас же прекратились и он, вопреки ожиданиям врачей, вскоре совершенно выздоровел. 15 августа 1857 г. благодарный отец прислал в Брест серебряную с позолотой раку весом тринад­цать с половиной фунтов, в которую и были торжественно переложены мощи св. Афанасия.

 

Под 14 мая 1860 г. записано следующее  чудо от святых останков преподобного. Местный протоиерей Василий Соловьевич страдал грыжей, так что у него стали выходить наружу внутренности; доктора советовали больному сделать довольно тяжелую операцию, но он не согласился и стал готовиться к смерти; исповедавшись, он пожелал перед приобщением Святых Таин отслужить молебен св. Афанасию, которого он весьма почитал; во время молебна внутренности его вошли на свое место; больной, к полному удивлению врачей, совершенно оправился и не испытывал больше приступов боли.

http://www.saints.ru

Афанасий Брестский, преподобномученик  

Ф.И.О.:  Филипович

 

  

Чин святости:  преподобномученик

День празднования:  20.07/02.08, 05/18.09

Место:  смерти: Брест-Литовск

погребения: Симоновский монастырь

Дата смерти:  05/18.09. 1648 г. 17 век 

Дата обретения мощей:  20.07/02.08. 1649 г. 17 век 

 

Церковная принадлежность

Русская Православная Церковь