Древняя Русь: истоки предпринимательской деятельности

В Московской Руси было основано в XV-XVI вв. около трехсот монастырей, в большинстве из которых проживали от двух-трех до десяти-двадцати иноков. Но наряду с такими малочисленными и небогатыми обителями существовали и более крупные, в которых проживали от 100 до 150 монахов. В XVI-XVII вв. наблюдался дальнейший рост численности братии. В Кирилло-Белозерском монастыре вместе с приписанной Афанасьевской обителью в 1601 г. насчитывалось уже не несколько десятков, как в более ранние времена, а 184 монаха, а его хозяйство обслуживали около 300 «детенышей», мастеровых, служебников, следовательно, монастырским властям приходилось обеспечивать всем необходимым, в том числе прибегая к закупкам, примерно 500 человек[7].

Таким образом, не все монастырское производство носило товарный характер. На внутреннее потребление было ориентировано зерновое хозяйство Спасо-Прилуцкого, Кирилло-Белозерского, Иосифо-Волоколамского и др. монастырей. Как коллективные предприниматели монастыри действовали, прежде всего, в сфере соляных и рыбных промыслов, а также в сфере торговли. Тем не менее, денежные и натуральные затраты монастыря, получавшего торговую прибыль, в десятки, а то и в сотни раз превышали затраты светского купца-предпринимателя. Монастырям не требовалось тратить в процентном соотношении так много средств на закупку товаров для последующей перепродажи, как купцам. Монастырская торговля опиралась на разветвленную инфраструктуру – ярмарки у стен целого ряда обителей (Макарьевская, Свенская, Тихвинская и др.), собственный транспорт, наличие собственного упряжного скота, городских дворов с амбарами, перевозов и т.д. Весь этот комплекс, созданный на протяжении XV-XVII вв. позволял монастырям занимать свою нишу в хозяйстве страны и оставаться активным участником торгово-производственных процессов.

Раскол русской православной церкви в XVII в. практически предопределил дальнейшее снижение ее роли в экономической жизни страны. Отрицательно сказались на монастырском предпринимательстве петровские реформы. Петр I аннулировал 16 декабря 1700 г. Патриарший приказ, распределив все имевшиеся в нем мирские дела по другим ведомствам, а духовные поручил митрополиту рязанскому Стефану Яворскому (бывшему униату), дав ему титул "экзарха патриаршего престола". В январе 1701 г. все монастырские дела были переданы боярину И. Мусину-Пушкину. Возглавляемый им Монастырский приказ отвечал за положение дел в монастырских вотчинах и получил право "творить в них суд". В 1721 г. по указу Петра I был создан Синод русской православной церкви и введена должность обер-прокурора Синода, что фактически превратило церковь в придаток государства.

Церковные реформы Петра I и жесткие меры его преемников, в частности, "секуляризация церковных земель" при Петре III и Екатерине II, окончательно разрушили этот вид предпринимательства в России.

Таким образом, наибольший объем рыночных связей монастырей падает на XV-XVI вв. Наибольшей торгово-промысловой активностью отличались Северные монастыри (Соловецкий, Спасо-Прилуцкий, Кирилло-Белозерский), которым заметно уступали монастыри центральных районов России (например, Иосифо-Волокаламский, Троице-Сергиев и др.). Торгово-предпринимательская деятельность духовных корпораций продолжалась и в XVII в., но в этот период главную роль в монастырском предпринимательстве начинают играть крестьянские хозяйства монастырских вотчин, что позволяло монастырям прочно внедряться в аграрный сектор экономики страны в условиях формирования всероссийского экономического рынка. Однако в XVIII в. в силу ряда причин, связанных с политикой государства в отношении церкви, на смену монастырскому предпринимательству пришло "старообрядческое".

9.3. Старообрядческое  предпринимательство

Церковный раскол XVII в. имел далеко идущие последствия как политического, так и экономического характера. Старообрядцы, лишенные некоторых гражданских прав, в частности, права поступать на государственную и общественную службу, обратили свою энергию в торгово-промышленную сферу. Преследование властей наложило отпечаток на уклад жизни и деловую практику старообрядцев. Это были люди "трезвого" поведения, сплоченные тяжелыми условиями жизни и помогавшие друг другу во всех начинаниях. Предприимчивость поддерживалась среди них не только морально, но и материально. Попав в разряд неугодных и гонимых, купцы-старообрядцы сумели выстоять в нелегкой борьбе с властями.

Одним из крупных и экономически развитых центров староверия явился Европейский Север России (в границах Архангельской, Вологодской, Новгородской и Олонецкой губерний). Устойчивые очаги староверия в XVIII в. сложились в Каргополье, Подвинье, Печорском крае, Петрозаводско-Повенецком районе Карелии и в Шекснинско-Сухонском междуречье. Ландшафтно-географические и климатические особенности территории Севера России, ментальная и этническая специфика населения предопределили сферу торгово-промышленных интересов здешнего старообрядчества и повлияли в конечном итоге на их неоднородный социально-демографический состав. Неоднозначность правительственных мер в старообрядческой политике (от явных репрессий до либерального курса) стала той обстановкой, в которой развивалось местное староверие.

Изначально идеи «древлего благочестия» хотя и нашли отклик в среде посадского населения Европейского Севера России, но в разных масштабах. Так, например, скромный материальный уровень рядового слоя посада (будущее мещанство) не позволял избегать административного преследования со стороны властей путем подкупа духовенства и светских чиновников, тогда как верхушка посада (будущее купечество) имело к этому больше возможностей. Кроме того, ограниченная специфика официальной статистики XVIII в. фиксировала только «записных раскольников», то есть тех, кто платил "двойной оклад". Поэтому «явный раскол» в городах Европейского Севера России того времени не носил массового характера. В большей степени северные города были средоточием «скрытого раскола».

Наиболее известным центром старообрядчества в эпоху Петра I стала Выговская поморская пустынь. В 1702 г. выговцы были легализованы, Выговская пустынь была в 1705 г. приписана к Олонецким Петровским заводам и скитники обеспечивали их рабочей силой. Выговские рудознатцы и литейщики сыграли большую роль в открытии и разработке месторождений полезных ископаемых в Карелии, а также на Урале и в Сибири. В 1710 г. на Каргополье выгодцами была основана Чаженская пустынь – пристань Пигматика на Онежском озере, через которую шла вся выговская торговля. Выговцы имели рыболовные промыслы на Выгозере и Водлозере, на Белом море, между Печорой и Мезенью, на Мурманском берегу, а позднее – на Новой земле и Груманте (Шпицбергене). Они занимались перепродажей хлеба с Поволжья в Санкт-Петербург и т.д. На Выге появились кузнечный промысел, обработка кож, выгонка смолы и дегтя, изготовление пряжи и т.п. Указ Петра I 1711 г., оградил Выговских старообрядцев от притеснений. Поэтому уже к концу 20-х гг. XVIII столетия выговцы добились хозяйственного процветания пустыней.[8]

К середине XVIII в. государство смягчило свое отношение к старообрядцам и даже стало поощрять их предпринимательскую деятельность. Особенно последовательно эта политика проводилась Екатериной II, которая разрешила старообрядцам вернуться на родину и заниматься предпринимательской деятельностью при условии уплаты "двойной подушной подати". Это благотворно сказалось на развитии артельно-общинного предпринимательства старообрядцев. Так, выгодцы в середине XVIII в. начали строительство крупных судов для хлебных перевозок длиной до 50 м. и грузоподъемностью до 100 тонн. Судостроительство и судоходство приняло к началу XIX в. широкий размах, только по Белому морю ходило 6 выговских судов и несколько десятков – по Онежскому озеру и рекам, вплоть до Петербурга. На Выге были построены обширные пристани и склады для своих и чужих товаров.

Вскоре сформировалась целая торговая сеть не только «с торговыми пунктами, но и своего рода миссиями» в Москве, Петербурге, Петрозаводске, Нижнем Новгороде, Стародубье и др. местах, а также со своей специализацией, когда одни члены общины занимались финансовыми делами, другие ведали вопросами торговли с другими регионами, третьи перевозили зерно, а четвертые продавали хлеб в Петербурге.

Исследователи-экономисты отмечают сложный характер торговых операций выговцев и наличие в ней таких атрибутов современного предпринимательства как отпуск в кредит, эквивалентный бартер и пр. Важно, что такая сложная система не могла существовать без подтоварного кредита. В этой масштабной торговле хлебом использовались не только свои, но и заемные средства.

Очевидно, что еще одной важной чертой артельного хозяйствования была строгая регламентация и отчетность. Хозяйственные процессы, а тем более предпринимательство «на посылках» с самого начала регламентировались и были рационально организованы. Обязательным был учет всех расходов и доходов. Существовали правила организации торговли Выговскими агентами, основанные на строгой отчетности. По мнению В.В. Керова речь уже шла о довольно развитой предпринимательской деятельности со многими атрибутами ее современных форм.

Таким образом, Выговский монастырь был одновременно «землевладелец, заводчик, промышленник и торговец». Главным же результатом стало возникновение системы старообрядческого предпринимательства общинно-артельного типа. Эта система, сложившаяся на Выге, существовала здесь почти полтора века, но ее значение оказалось гораздо большим. Хозяйственный организм поморской общины сыграл «ту же роль в истории старообрядчества, какую до него играл Соловецкий монастырь в истории церкви и монашества». Развившаяся торговая сеть уже в середине XVIII в. приобрела значительный размах и сложность, но это же и привело к кризису общинно-артельного предпринимательства. Неизбежно на смену артельности должны были придти новые формы. Они зарождались в других регионах – на Ветке (Польша) и в Стародубъе (Украина), а также в центре России и на Урале.

В Приуралье многие железоделательные заводы принадлежали старообрядцам, причем владельцы получили право принимать и селить у себя бежавших раскольников, не выдавая их властям. Многие заводские селения состояли сплошь из раскольников. Со временем сложились целые старообрядческие экономические районы со своими промыслами, ремеслами, торговлей и промышленностью: в Тверской губернии – это кожевенное дело (Ржев, Кимры), в Архангельской и Вологодской губерниях старообрядцам принадлежали почти все лесные и рыбные промыслы. В целом в 16 из 30 городов Европейского Севера России на рубеже XVIII-XIX вв. были старообрядческие общины. Используя преимущества транзитной торговли хлебом, рыбой, дровами, осваивая и развивая горное дело, мукомольное производство, льноводство, пушной промысел, а, в особенности, лесопильное дело, предприниматели из числа старообрядцев четко улавливали потребности рынка, торгово-промышленный потенциал своей местности, преимущества духовных и коммерческих связей со старообрядческими общинами Москвы, Петербурга, Ярославля, Рыбинска и др. городов.

Уже в XVIII в. купцы из старообрядцев занимают все более заметные позиции в экономике страны, а когда в начале XIX в. старообрядцы стали активно возвращаться в Москву, то вскоре почти все ее крупнейшие торговые и промышленные фирмы находились в их руках (в числе старообрядцев были Морозовы, Гучковы, Рябушинские, Кузнецовы, Горбуновы, Солдатенковы и многие другие московские миллионеры).

По мере перемещения старообрядческих общин с окраин России в центр эволюционизировали и формы хозяйствования. Складывались, помимо общинной экономики, частно-семейные хозяйства. Так в Москве вокруг Рогожского и Преображенского кладбищ действовало свыше 3 тыс. предприятий, в том числе 32 крупных и 120 мелких текстильных фабрик, а Лефортово превратилось в первую в Москве «фабричную окраину». Кроме официально зарегистрированных предприятий, действовали и не совсем легальные.

Большую прибыль приносило книгопечатание, которое было организовано по типу рассеянной мануфактуры. Печатный процесс, переплетные работы производились у различных московских мастеров, а сбыт книг был организован по всей стране через лавки, «в разнос», на ярмарках, прежде всего на Нижегородской, Ростовской, Рыбинской и др.

Все эти предприятия были частными, но регулятором всей системы оставалась староверческая община, игравшая серьезную роль и в корпоративном старообрядческом предпринимательстве. Ее основное назначение было связано с координацией и обеспечением функционирования своеобразного механизма староверческих хозяйственных сетей.

Основой функционирования сетей являлась хозяйственная солидарность членов согласия. Старообрядцы помогали друг другу во всем. По свидетельству современников, взаимопомощь старообрядцев, руководивших фабриками, с купцами-старообрядцами помогала «им сбывать с выгодою свои произведения, преимущественно пред фабрикантами православными (приверженцами официальной церкви)». Так, в единую систему было организовано «московское» текстильное дело – от закупки сырья до оптовой и розничной торговли, где все звенья находились в руках купцов-старообрядцев одного согласия. Координация поставок сырья, производства и сбыта осуществлялась и в других отраслях. Конфессиональные связи староверов позволяли также осуществлять практически недоступные для других маркетинговые исследования. Так, например, московским хлебным торговцам нужны были верные агенты для выгодной закупки хлеба в плодородных губерниях, и они таких имели в Тульской, Орловской, Воронежской, Тамбовской, Пензенской, Сибирской и Саратовской губерниях, в среде тамошних старообрядческих общин. С их помощью хлеботорговцы «постоянно получали точные сведения не только о ценах на хлеб, но и о том, как растет хлеб, каковы надежды поселян на урожай, каковы запасы помещиков и проч.». То же самое происходило и в торговле рыбой, скотом, «съестными припасами». Сеть агентов также помогала староверам собирать по всей стране необходимые для торговли сведения – об урожае, улове рыбы, количестве порожних судов, местных ценах и конъюнктуре в целом.