Автор работы: Пользователь скрыл имя, 30 Апреля 2015 в 07:51, дипломная работа
Актуальность данного исследования заключается также и в том, что оно является одним из первых исследований, в котором на основе разнообразных источников получены достоверные результаты, раскрывающие особенности иракского кризиса и степень его воздействия на современные международные отношения. Особое внимание уделяется выявлению внутренних причин кризиса в Ираке, лежащих в политической, экономической, этно-конфессиональной областях, а также степени влияния внешнего фактора на развитие конфликтной ситуации в зоне Персидского залива, и реакции на эти процессы мирового сообщества.
Почему же возникла необходимость введения нового термина «информационно-психологическая война». Ведь, где бы этот термин не употреблялся, все прекрасно понимают, о чем идет речь. Именно это определяет практическую ценность данного термина в системе научных знаний. По нашему мнению, существует несколько основных причин, благодаря которым этот, вообще говоря, публицистический, термин так прочно вошел в научные труды и нормативные документы:
- во-первых, использование термина «информационно-психологическая война» применительно к сфере вооруженного противоборства подчеркивает все возрастающую роль психологических операций в современных войнах и локальных вооруженных конфликтах: современные войны все более становятся психологическими, напоминающими масштабную PR-кампанию, а собственно военные операции постепенно оттесняются на второй план и играют четко определенную и ограниченную роль, отведенную им в общем сценарии военной кампании;
- во-вторых, использование данного термина подчеркивает, что современные технологии психологической войны способны нанести противнику не меньший ущерб, чем средства вооруженного нападения, а информационное оружие, построенное на базе технологий психологического воздействия, обладает значительно большей поражающей, проникающей и избирательной способностью, чем современные системы высокоточного оружия;
- в-третьих, использование данного термина подчеркивает ту роль, которую начинают играть информационно-психологические операции в международной политике, вытесняя из политической практики или замещая в ней иные, более традиционные, формы политического регулирования, такие как война вообще и военные акции, в частности;
- в-четвертых, применение данного термина вызвано необходимостью подчеркнуть высокую социальную опасность некоторых современных организационных форм и технологий информационно-психологического воздействия, используемых в политических целях.
С нашей точки зрения, информационно-психологическая война — это политический конфликт по поводу власти и осуществления политического руководства, в котором политическая борьба происходит в форме информационно-психологических операций с применением информационного оружия.
3. Правомерно ли использовать термин «война» при описании агрессивных форм информационно-психологической борьбы?
Но все это, конечно, лишь наиболее общие рассуждения о том, почему термин «информационно-психологическая война» так прочно прикрепился к ряду явлений современной политической жизни. Истинная же причина этого, на наш взгляд, состоит в том, что современная агрессивная информационно-психологическая борьба сама порождает локальные войны и вооруженные конфликты, которые становятся индикатором информационно-психологической войны, ее «витриной» и основной формой политического проявления скрытых процессов, лежащих в ее основе. При этом в современной информационно-психологической войне вооруженные конфликты играют строго отведенную им роль.
Для того, чтобы запустить, или инициализировать, тот или иной боевой механизм информационно-психологического воздействия на сознание (или подсознание), необходим мощный толчок, или стресс, способный вывести от природы устойчивую систему психики человека из равновесного состояния и активизировать в ней поиск новых защитных механизмов, адекватных стрессовой ситуации[3]. В качестве такой защиты психотехнологи любезно готовы предложить свою идеологию, мировоззрение, систему ценностей, замещающие в человеке прежние психологические механизмы защиты. Что, в конечном итоге, обеспечивает достижение главной цели любой современной психологической операции — добровольную подчиняемость личности. [3] Для этого, кстати, не обязательно, чтобы угроза, вытекающая из стрессовой ситуации, была реальной — достаточно создать иллюзию того, что в изменившейся ситуации прежние механизмы психологической защиты уже не работают, либо не справляются с возлагаемой на них нагрузкой
Такой эффект на психику человека способна оказать только внезапно возникшая угроза для его жизни: неизвестная медицине эпидемия (например, атипичная пневмония), стихийное бедствие … или война. При этом, если наступление первых двух событий предсказать достаточно сложно[4], то войну или локальный вооруженный конфликт можно породить практически в любой точке земного шара и в тот самый момент, когда это предусмотрено сценарием психологической операции[5]. Кроме того, угроза войны — идеальный инициирующий повод для психологического стресса: угроза войны одновременно направлена и на крупные страты (государства, нации, народности), и непосредственно на каждую личность в отдельности.
[4] И поэтому они принципиально не подходят в качестве инициирующего толчка для планирования операций психологической войны. Так называемая эпидемия атипичной пневмонии, не является исключением из этого правила: такие эпидемии возникают регулярно (в частности, вирус гриппа мутирует каждый год) и их просто не замечают. Сам миф о смертельно опасной эпидемии атипичной пневмонии был сформирован искусственно, и, безусловно, является одной из составляющих информационно-психологической операции США в Ираке, но цель его — отвлечь мировое общественное мнение от неудач союзных сил в войне — является примером того, как грамотно и оперативно в психологической войне могут быть использованы любые изменения оперативной обстановки.
[5] Не случайно на примере войны в Ираке (1992-94 г.) мы видим, что современная война напоминает масштабный пиар-спектакль, в котором делается только то, что попадает в кадр кинокамер в соответствии с пиар-сценарием кампании, а кровь своих солдат, солдат противника и союзных сил льется только в тех случаях, когда это необходимо для достижения пиар-эффекта.
Таким образом, на современной стадии развития политических технологий информационно-психологическая война не всегда начинается собственно с военных действий, но сами военные действия становятся необходимым фактором любой боевой психологической операции — в качестве средства инициирования[6] цепных психологических реакций, предусмотренных сценарием психологической войны. Война психологическая порождает войну локальную: для перехода психологической операции из латентной стадии в активную необходим инициирующий повод, а, следовательно, нужен локальный вооруженный конфликт. То, что в планах информационно-психологической войны традиционная война играет ограниченную, строго отведенную ей роль, не делает ее менее опасной, не сокращает ее масштабов и не вытесняет ее из сферы политических отношений — глобальные военные конфликты постепенно исчезают из политической жизни (в условиях информационно-психологической войны в них больше нет необходимости), количество же локальных вооруженных конфликтов и частота их возникновения растет.
[6] В свете этих положений, как представляется, становятся понятны некоторые «нелогичные» эпизоды войны в Ираке — например, странное бездействие союзных сил в Басре и ряде других населенных пунктов, когда мощная военная машина наступающих войск неожиданно забуксовала и остановилась при первых звуках выстрелов иракских ополченцев, которые, по определению, не могли ни задержать вторжение, ни даже нанести ему ощутимый урон. Тем не менее, войска союзников остановились и вели себя пассивно, если не сказать — сонно, в течение нескольких недель, становясь темой для пересудов, политических сплетен, слухов и официальных заявлений. Не ставя под сомнение профессионализм американских и британских военных, хочется заметить, что, вполне возможно, во всех указанных случаях сам штурм и оккупация населенных пунктов не был главной целью для войск вторжения — своей активизацией, сопровождающейся потерями как среди своих, так и среди чужих, американо-британские части в течение месяца подбрасывали для мировой общественности шокирующие пиар-уколы, выполняющие роль инициализирующего механизма для запуска сценария очередного этапа психологической операции. Т.е., возможно, быстрый и бескровный штурм Басры изначально не был в планах союзных войск.
Наблюдающийся сегодня постепенный перенос политической борьбы в информационно-психологическую сферу увеличивает риск возникновения локальных вооруженных конфликтов: технологии информационно-психологической войны многим кажутся привлекательными именно в силу их относительной дешевизны, доступности и эффективности, а, следовательно, интенсивность их использования в политической борьбе будет только нарастать. Соответственно, будет увеличиваться и количество локальных вооруженных конфликтов, которые в психологических операциях играют роль инициирующего механизма — «спускового крючка». Что, в конечном итоге, ведет к распространению практики применения собственно вооруженного насилия: там, где начинается психологическая война, обязательно возникнет локальный вооруженный конфликт.
Таким образом, психологическая война — это и есть боевые действия, спланированные в соответствии с пиар-сценарием, цель которых — не уничтожение живой силы и техники противника, а достижение пиар-эффекта.
4. Базовый принцип противодействия операциям психологической войны.
Продукт современной операции информационно-психологической войны — это сводка новостей СМИ в формате журналистского репортажа. Соответственно, продукт информационно-психологической контроперации — сводка новостей, которая делает построение такого репортажа неудачным.
20 марта 2013 года исполнилось
10 лет со дня начала вторжения
США и их союзников в Ирак.
В Ираке Соединенные Штаты
Америки дважды успешно решали
практические военные задачи, но
вот политические результаты
более чем десятилетних усилий
коалиции – под большим
Данный фоторепортаж повествует о том, как выглядит печально известный лагерь смерти В полном размере: Ирак - административная карта.
Война в Ираке стала важным примером «продолжения политики» стран Запада. Участникам антииракской коалиции удалось быстро одержать военную победу и разгромить режим Саддама Хусейна в 2003 году. Позже США и союзники передали власть новому национальному правительству, а также смогли снизить региональную террористическую угрозу, созданную, конечно, самим фактом войны – это позволило вывести войска из страны к концу 2011 года. Но при этом просто невозможно сказать, что все политические цели Америки были достигнуты. Ирак оказался ослаблен как политический игрок и больше не является региональным оппонентом США, однако новое иракское правительство вовсе не стало проамериканским. Западу также не удалось установить контроль над нефтяными запасами страны, право собственности на которые сохранили национальные власти. В Ираке не были открыты военные базы НАТО, а местные власти предпочитают самостоятельно справляться с террористической угрозой. Однако все это – не вина военных, которые успешно достигли всех поставленных перед ними целей в иракской войне 2003-2011 годов.
В полном размере: Ирак - карта национальностей. «Миссия выполнена!»
Первые недели конфликта, в которые США и их союзникам пришлось сталкиваться с организованным сопротивлением иракской армии, как ни парадоксально, стали временем наибольшего военного триумфа Вашингтона. Армии вторжения, основу которой составляли американские войска, удалось в течение нескольких недель захватить страну. Между тем, антииракская коалиция не располагала численным преимуществом. Иракские вооруженные силы составляли более 350 тысяч человек, коалиционные – лишь 183 тысячи[1], более половины из которых были представителями ВС США.
В отличие от афганской кампании, технологический и организационный разрыв между воюющими сторонами не был столь уж велик. Иракская армия была устоявшейся структурой, имела опыт участия в конфликтах в том числе с участием США, собственный парк военной техники (почти 6000 тысяч единиц), авиации (300 бортов) и тому подобное.[2] Ситуацию в Афганистане повторяло лишь подавляющее воздушное превосходство сил антииракской коалиции и отсутствие возможностей адекватно реагировать на угрозу с воздуха. Однако в отличие от событий 2001 года отнюдь не это превосходство играло главную роль в военных победах. Авиация не наносила наибольших прямых потерь иракской армии, а скорее способствовала победам наземных сил, сокращая возможности противника. Последний, в частности, был вынужден рассредоточивать свои силы, опасаясь авиационных налетов. Кроме того, чтобы избежать обнаружения с воздуха тепловыми сенсорами, иракские бронетанковые войска глушили моторы в ночное время, что давало американцам тактическое преимущество при ночных атаках.
В полном размере: Центральный Ирак - этническая карта.
Однако необходимо признать, что основной причиной успехов антииракских сил оставалась лучшая выучка личного состава и качественное превосходство материальной базы, которая выручала атакующих даже в условиях боя, исключающих возможность применения авиации[3]. Впечатляющей является и статистика потерь. В результате боев марта-апреля 2003 года, завершившихся взятием Багдада, наступавшая армия потеряла менее 1000 человек убитыми и раненными, а вооруженные силы Ирака, по разным оценкам, от 4 до 6 тысяч человек[4]. Ситуация во многом повторяла недавние события в Афганистане, где в течение двух месяцев 2001 года Северному Альянсу при поддержке авиации НАТО удалось кардинально изменить ход войны, разгромить стотысячную группировку Талибана и захватить все ключевые города страны[5].
В полном размере: Ирак - карта племен.
Вскоре после завершения операции в Ираке президент США Д. Буш произнес свою знаменитую речь «Миссия выполнена», лейтмотив которой казался вполне оправданным: несмотря на бегство Хусейна, его режим в Ираке был уничтожен, и страна оказалась под полным контролем иностранных военных. Можно предположить, что именно после завершения весенней кампании 2003 года у американской администрации произошло определенное «головокружение от успехов», возникла ложная убежденность в возможности решения любых военных задач ограниченными по численности силами. Однако активизация партизанской войны в Ираке и Афганистане середины 2000-х годов быстро развенчала эту концепцию. «Идет война народная…» Ни в Афганистане, ни в Ираке США не осознавали важность удержания под контролем ситуации после завершения начальной стадии боевых действий. Массовый разгром частей противника создавал иллюзию деморализации личного состава вражеской армии, от которого, казалось, странно ожидать готовность вновь, без руководства и принуждения, объединяться в отряды для войны против оккупантов.