Иракский кризис в начале 21 века

Помимо внутриполитических обязательств и общих глобальных амбиций, главная цель Вашингтона, видимо, состояла в том, чтобы создать проамериканский режим в Ираке как новую опору влияния США в регионе, и в частности, как крупный региональный военно- политический противовес Ирану. Последний оставался и пока остается непреодолимым препятствием для установления в регионе гегемонии Соединенных Штатов.

Иран год от года усиливается, и даже сильный американский прессинг не смог прекратить контракты Тегерана с Москвой по поставкам вооружений и ядерной энергетике. Также, безусловно, в Вашингтоне рассчитывали на снижение мировых цен на нефть после смены багдадского режима и открытия иракского «нефтяного вентиля». Еще США надеялись на ослабление ОПЕК и уменьшение своей топливной зависимости от Саудовской Аравии, нестабильной в политическом отношении и запятнанной связями с международным терроризмом.

Некоторыми кругами в администрации и близких к ней интеллектуальных центрах, как стало известно, вынашивались и более далеко идущие планы: сменить нелояльные США или неустойчивые режимы (Сирия, Саудовская Аравия, Египет и, конечно, Иран) и заменить их на дружественные и более стабильные, как это произошло в Центральной и Восточной Европе. Тем самым, этот регион, - важнейший в экономическом и геостратегическом отношениях, опасный в плане исламского радикализма, международного терроризма и распространения ОМУ, - из источника угроз и уязвимости США превратился бы в новый плацдарм и ресурсный запас их мирового влияния как единственной глобальной сверхдержавы.

Россия по этому вопросу вела весьма искусную многостороннюю дипломатию, но за умелой тактикой не очень была видна стратегия и приоритет целей. Похоже, что Россия пыталась одновременно сохранить хорошие отношения с США, Францией и Германией, Багдадом, а вдобавок еще и с виртуальным будущим руководством Ирака, которое могло сменить нынешнее. Но развитие ситуации все более ставило вопрос ребром и делало разные интересы Москвы все менее совместимыми: например, партнерство с США и недопущение военного удара по Ираку; особые отношения с Вашингтоном и координация политики с Парижем и Берлином; поддержание связей с Хусейном и обеспечение своих интересов после вероятной смены режима; приверженность конечной цели снятия с Ирака санкций ООН и поддержание высоких мировых цен на нефть.

Конечно, политическое урегулирование кризиса вместо войны, укрепление ООН и мирового правопорядка, нераспространение ОМУ и сплочение антитеррористической коалиции – все эти официально провозглашавшиеся цели были весьма благородны. Наряду с ними были у России и более прагматические интересы: возврат багдадского долга (7 млрд. долл.), влияние потенциального возобновления его экспорта на мировые цены на нефть, разработка обещанного Хусейном «Лукойлу» и другим фирмам месторождения Западная Курна. Но как они соотносились с конкретной ситуацией в Персидском Заливе и в Совете Безопасности в Нью-Йорке? США и Великобритания внесли в Совбез ООН проект новой резолюции, дававший им карт-бланш на военную операцию на основе имевшихся недостаточных доказательств иракских нарушений. Понятно, что голосовать «за» Россия не могла. Голосовать «против», то есть ветировать резолюцию вместе с Францией и КНР (два других постоянных члена СБ ООН с правом вето) – означало бы бросить прямой вызов США и возродить конфронтацию с ними.

После этого, несомненно, все равно была бы предпринята односторонняя военная акция против Ирака, которой РФ не могла бы помешать ни политическим, ни, тем более, военным путем. Одностороннее начало военной операции Соединенными Штатами и их сторонниками без дополнительной резолюции СБ ООН было для России, в известном смысле, более легким выходом – не нужно было решать дилемму голосования. Официально Москва могла осудить военную акцию США (как было с их выходом из Договора по ПРО и расширением НАТО), но в практическом плане непосредственные издержки РФ были бы меньше.

Можно было ожидать, что если война окажется скоротечной, то Вашингтон будет заинтересован в содействии Москвы в послевоенном урегулировании и восстановлении. Если бы операция «увязла» и ситуация вокруг Ирака вышла из-под контроля, США тем более стали бы искать помощи России и были бы готовы «заплатить» в других вопросах взаимоотношений. Хотя на сей счет, по понятным причинам, нет фактических свидетельств, можно по логике предположить, что такого рода негласная договоренность была предметом интенсивного дипломатического обмена Москвы и Вашингтона.

Кроме того, подсчет расклада голосов в Совете Безопасности ООН с учетом непостоянных членов показывал, что даже без вето кого-либо из постоянных членов (т.е. если РФ, КНР и Франция воздержались бы), новая резолюция не проходила. В итоге США и Великобритания отозвали свой проект. Однако, и начало войны без санкции СБ было далеко не лучшим выходом. Было ясно, что такая акция нанесет удар по авторитету ООН, вызовет раскол антитеррористической коалиции и другие пагубные международные последствия войны, а также повлечет взрыв антиамериканизма внутри России. Цепная реакция эскалации кризиса вглубь и вширь в конце концов угрожала столкнуть лбами Москву и Вашингтон (тем более, что их политические элиты за спинами дружески общающихся президентов накопили большой заряд взаимного недоверия и раздражения). Особо следует сказать об экономических интересах России в Ираке. Уже тогда должно было быть ясно, что при любом раскладе перспективы были не блестящи. В случае смены режима иракская нефть пошла бы на экспорт и российский бюджет потерял бы свой главный источник профицита. Далее, общая внешняя иракская задолженность – 62 млрд. долл. и новый режим не стал бы спешить именно с российской частью долга. Запад мог бы списать такую сумму с российского долга за политическую поддержку по Ираку, но США – не главный кредитор, а ФРГ и другие основные кредиторы не желают терять деньги в оплату сомнительных американских мероприятий. В любом случае, потери России от снижения цен на нефть будут гораздо больше, чем возврат долга. Что касается месторождения, то его передача российским кампаниям Хусейном явно имела политическую, а не экономическую мотивацию – потому сделка и была разорвана в конце 2002 г. Не было никакой уверенности, что другой багдадский лидер предпочтет российские фирмы их западным соперникам.

Представляется, что имелось более выигрышное решение. Оно могло бы состоять в том, чтобы Москве, вместо дальнейшего дипломатического маневрирования между США, Западной Европой и Ираком, взять на себя инициативу (и ответственность) по принципиально новому подходу к решению проблемы. А именно, специальная резолюция Совбеза ООН должна была бы санкционировать расширение инспекций в Ираке и перевод их на долговременную основу с применением всех доступных технических средств. Для обеспечения деятельности инспекторов (в том числе их безопасности от актов терроризма) в Ираке нужно было разместить соответствующий международный военный контингент (эта идея в общей форме в один момент выдвигалась Францией и ФРГ). Как гарантия сговорчивости Хусейна, в зоне Персидского залива на долгосрочной основе нужно было развернуть международную группировку сил и средств. Стоимость ее поддержания в любом случае была бы на порядок меньше финансовых затрат на войну. Во всех этих операциях России следовало принять посильное участие. Кроме того, иракская армия должна была быть резко сокращена, ограничена по составу и вооружению и поставлена под международный контроль, как и деятельность тайной полиции. То же относится к иракской промышленности, которая может иметь отношение к производству ОМУ и его носителей. Кроме того, были все основания начать международное расследование актов геноцида в отношении курдского населения, а также военных преступлений режима в отношении Ирана, Кувейта и Израиля.

Любая попытка Багдада воспрепятствовать указанным мерам под эгидой ООН была бы расценена как основание для насильственной смены режима. При таких условиях даже после снятия санкций Ирак более не представлял бы угрозы. Хусейн не стал бы «героем» и «мучеником» в глазах всех мусульман мира. Скорее всего он так или иначе ушел бы или был отстранен от власти, а России было бы гораздо легче установить отношения с его преемниками. Легко предвидеть множество возражений против такой инициативы. Но в то же время ясно, что если что-то и могло предотвратить войну со всеми ее последствиями – то только радикальные новации подобного рода. Они в наибольшей степени соответствовали бы региональным и глобальным политическим интересам России. Они стали бы серьезным предупреждением другим государствам, стремящимся к приобретению ОМУ, помогающим терроризму и совершающим преступления против человечества. На такой базе возможно было сплочение антитеррористической коалиции, включая умеренные мусульманские государства, упрочение международно-правовой и институциональной базы борьбы с терроризмом, активизация политического, военного и разведывательного сотрудничества стран в этой области. Это способствовало бы укреплению режима нераспространения ОМУ, недопущению доступа террористов к такому оружию.

Соединенным Штатам было бы трудно возражать против такого курса, тем более если бы его поддержали Россия, большинство стран Западной Европы и членов СБ ООН. Это тем более так, поскольку данная линия все равно вела к устранению режима Хусейна, но без войны, осложнения отношений США с РФ и союзниками, без обострения внутриполитических противоречий в США и Европе, без необходимости для Вашингтона принимать на себя все последствия вооруженного конфликта и послевоенного урегулирования. Что касается экономических интересов России в данном контексте, то привязывать к ним линию Москвы по Ираку, как делали некоторые российские политики и суперлиберального и неофашистского толка, - было насколько неумно, настолько и бесперспективно для поисков выхода из положения.

Вообще, не стоит России рассчитывать на иракскую нефть, надо увеличивать инвестиции в свои месторождения за счет собственных и зарубежных источников. А в более долгосрочном плане пора от слов перейти к делу и реально начать избавлять российский бюджет от наркотической зависимости от сырьевого экспорта, деформирующего ее экономику и внешнюю политику. К сожалению, такой инициативы со стороны Москвы не последовало, хотя это рекомендовали некоторые известные эксперты и политики (в частности, на встрече фракции «ЯБЛОКО» в Государственной Думе с министром иностранных дел РФ в феврале 2003 г.).

Сказались отсутствие ясных приоритетов в практике, в отличие от риторики, российского внешнеполитического курса, робость и инерционность дипломатии, раскоординированность ведомств исполнительной власти и давление нефтяных лоббистов, противоречивые эмоции в парламенте (где большинство симпатизировало Хусейну из идеологических или меркантильных соображений). В ночь с 19-го на 20-е марта 2003 г. началась война США и их немногочисленных соратников в Ираке. Открылась новая страница международной политики. Военная часть операции, как и предсказывали некоторые комментаторы, была проведена Соединенными Штатами и их союзниками на высочайшем уровне современного военного искусства и применения новейших вооружений и военной техники. Конечно, как бывает в любой войне, не обошлось без сюрпризов: Умм-Каср и Басра сопротивлялись до последнего, а Багдад, который Саддам Хусейн обещал превратить в новый Сталинград, сдался фактически без боя. Армия и ополчение не разбежались в первые дни, как думали американцы, а упорно сражались, как могли. А вот хваленая национальная гвардия, от которой ожидали отважных сражений, наоборот, как-то незаметно рассосалась, побросав вооружения и технику. Так обычно и бывает с привилегированными, «элитными» войсками, когда они встречаются с серьезным противником, а не проводят карательные акции против мирного населения или неорганизованных партизан. Никогда прежде в своей истории США не начинали войну, имея столь сильные военные позиции и столь уязвимое политическое положение как внутри страны, так на международной арене.

Никогда ранее США не имели такого высококлассного военного командования и при этом, за редкими исключениями, такого интеллектуально невыдающегося и идеологически зашоренного политического руководства. Но впечатляющая военная победа смогла заслонить и приукрасить очень плохую политику – во всяком случае пока… После блестящего «праздника» американской военной мощи наступили мрачные послевоенные будни. Ирак охватили массовое мародерство и волна преступности, отсутствие элементарных гигиенических условий, водоснабжения и медицинского обслуживания. Но все это лишь «цветочки». На юге разворачивается под фундаменталистскими знаменами движение шиитов. На севере курды ждут национального самоопределения в качестве награды за поддержку США.

Начались кровавые столкновения оккупационных войск и местного населения, которое в своей массе вовсе не приветствует американцев как освободителей, а наоборот требует их скорейшего ухода (дальновидные англичане сразу по завершении операции начали отвод своего контингента). В Ираке разворачивается партизанская борьба с широким использованием террора, в том числе самых опасных и неотвратимых террористов- самоубийц шахидов. Их мишенями становятся не только военнослужащие, но и граждански лица, объекты, персонал и помещения ООН. Чем больше будет демократии в Ираке, тем сильнее станут позиции шиитов (60% населения) и тем больше региональное влияние Ирана (и его роль в ОПЕК) – к возмущению США и окружающих суннитских арабских государств. Тем больше будет активность и независимость курдов – к неудовольствию Турции. Чем меньше демократии в Ираке, тем острее внутренние конфликты в стране, тем жестче репрессии нового багдадского режима – но теперь уже под сенью американских штыков и на их ответственности. Идея демократизации Ирака на практике оказалась не столь радужной, как звучала в декларациях Белого дома. Что и предсказывалось, процесс расползания оружия массового уничтожения (ОМУ) получил мощный импульс. Северная Корея, выйдя из Договора о нераспространении, официально объявила о наличии у нее ядерного оружия. Иран и ряд других стран, видимо, последуют этому примеру, чтобы защитить себя от силового произвола США и друг от друга.

Стала распадаться миссия ООН в Афганистане, «Талибан» и «Аль-Каида» на волне исламского экстремизма и антиамериканизма восстанавливают свое влияние в сельской местности. Как и ожидалось, международный терроризм начал новое глобальное наступление: в Саудовской Аравии, Марокко, Израиле, Испании, Франции, Чечне…Правда, прозападные режимы в исламских странах региона пока выдерживают напор фундаменталистов, но их будущее после войны стало не более, а менее определенным. Ни крупных складов химического оружия, ни террористических лагерей оккупационные силы на территории Ирака не обнаружили.